Литературное творчество сталкеров

[Horgy 2]

Вопчем так.

У кого есть желание выразить себя небольшими рассказами (как у Хорги), пишем сюда.

С большими произведениями - открываем свою тему. НО!

Не пхайте все в первый пост - пишите в нем название (если есть) или еще что.

 

Небольшое изменение в правилах по отношению к этой теме.

В этой теме разрешен даблпостинг и триплпостинг авторам произведений. (повторные посты, до 8-и на страницу) ТониТень

[aromatizer 4572]

05.06.2023 в 15:48, Generaator сказал:

Я всегда знал, что Степан Сидорович, где-то очень глубоко в душе, на самом деле неплохой мужик. Просто, с волками жить... 

Степан - это который Опричник?

[Гость]

КАК ОБЫЧНЫЙ УЧИТЕЛЬ СТАЛ СТАЛКЕРОМ

 

ПРОЛОГ. 
(Режим повествования)

Главного героя зовут Андрей Тихий.

Ему 32 года, проживает в Харькове.

Работает преподавателем в Харьковском национальном университете имени Каразина. Учитель литература и философии

 
Гг трудолюбивый,очень спокойный человек. Однако ему надоело жить от зарплаты до зарплаты, платить по счетам, сводить концы с концами.
В новостях то и дело говорили про зону отчуждения и про незаконных сталкеров. Которые проникали в зону с целью приключений и наживы.

Недолго думая Андрей решил, попробовать пробраться в Чернобыль Ему было крайне интересно,что же это такая за аномальная зона, а где сталкеры зарабатывают сумасшедшие деньги продавая "артефакты" так называемые порождение зоны.

Наш герой решил искать в интернете. Информацию и человека который может ему помочь проникнуть в Чернобыль. Интернет в наше время даёт практически все. Я быстро нашёл людей, которые помогают проникнуть в закрытую территорию. Как оказалось позже это был военный.

[Каин 7749]

Котохайку. Хайку, не как у людей,

где считают ритмы слогов.

Надо быть проще!

...

В строчках не более трёх

выразить может кот

дзен и ващще...

...

Вот, например:

...

возвращаясь со смены, зашёл самурай
в лавку, где торгуют сакэ.
ай, хорошо!

...

рыбу большую в маленькой банке
там же купил 
для кота

...

всем хорошо! самураю с котом
есть что обсудить.
рыба или сакэ?

...

кот говорит - не сакэ!

рыба! кот говорит.

рыба так рыба.

...
кто я такой, чтобы спорить
с лютым потомком
льва?

 

Изменено 23 Ноября 2023 пользователем Каин

[Murarius 10566]

Да, может, это львы - потомки лютых котов?

[AlexLich 8]

Всем доброго) Пишу сюда, так как прочел из общего творчества..
@Murarius откуда цитата (дословно не помню) что: "Власть и деньги - мать и отец, а война их убогое дитя"
Была в твоей повести.

Изменено 3 Января 2024 пользователем AlexLich

[Murarius 10566]

@AlexLich ну, в этом ничего нового нет. Блаженный Августин, Монтень, Толстой и я давно об этом говорим. 

[AlexLich 8]

44 минуты назад, Murarius сказал:

олстой и я давно об этом говорим

Я гугля и прочие Богомерзгие его подобия не использовал)))))
Вот прочитал - че, за фиговина такая знакомая, долго.. долго думал сталкер... но вспомнил

[Murarius 10566]

МЯУ НАВСЕГДА

        

             Нет, время не приручить. А если нам вдруг покажется, что это так — знайте, что оно просто дарит нам миг передышки.

            

Симона Ло Яконо, «Вирдимура» (Пер. Т. Быстровой)

 

Скрытый текст

ПРОЛОГ

            

             Сейчас вот говорят, что Бармен, мол, должен был сообразить, что что-то не так, потому что письмо Меченому — это уже чудо Зоны. А я вот что скажу: если тебе в Зоне никто ни письма, ни посылки через меня не передал — вот это и есть чудо. Потому что получается, что ты нахрен никому не нужен. Но чтобы кто-то не был нужен вообще никому — такого не бывает.

           

Бармен

            

             — Здоров, Меченый!

             В баре было душно, пчелиным роем гудели голоса десятка-двух сталкеров.

             — Здоров. Налей чего-нибудь, что ли…

             — Пива хочешь? Рыбка есть сушеная.

             — Не, соточку чего-нибудь лучше.

             Бармен взял бутылку и стакан, отвинтил пробку, и, наливая, хитро покосился на Меченого.

             — Ты танцевать умеешь?

             — Не знаю, не пробовал, — подумав, ответил Меченый. — А что?

             — Письмо тебе пришло.

             — Какое еще письмо? — удивился сталкер.

             — Обыкновенное, в конверте.

             — Мозг мне не морщи.

             Меченый выпил водку залпом. Бармен тем временем достал из-под стойки конверт, положил его и прикрыл ладонью так, что на конверте была видна надпись: «Меченому».

             Сталкер уставился на конверт.

             — Что за прикол? От кого? — недоверчиво поинтересовался сталкер.

             — Не знаю. Из ящика вынул с остальной почтой, — пожал плечами Бармен. И заорал: — Все, внимание! Смертельный номер! Меченый жарит вприсядку! Нервных просят удалиться!

             От столиков послышался хохоток. Воспользовавшись тем, что Бармен отвлекся, сталкер ловко выдернул конверт и стал вертеть его в руках.

             — Так нечестно! — прогудел Бармен.

             — Все равно же отдал бы, — отмахнулся Меченый.

             И посмотрел конверт на просвет. Внутри действительно было что-то похожее на бумагу.

             — Даже занятно, — заметил Бармен. — Тебе вообще нечасто что-то приходит, а? Уже и не помню, когда было в последний раз...

             Меченый отмолчался.

             — Открой, посмотри, что ли, — предложил Бармен.

             — Ну не здесь же, — хмыкнул Меченый. — Вдруг там отрава какая, и помрем тут все. Пойду на воздух. У тебя из горячего что?

             — Картошка с тушенкой. Харчо. Еще есть...

             — Картошку сделай, я пока посмотрю, что за письмо такое. Сейчас вернусь.

             Меченый вышел наружу, отошел немного от двери и осторожно вскрыл ножом конверт, держа его в вытянутых руках.

             Заверещал звонок. Меченый вынул ПДА и посмотрел на экран — точно, Сахаров. Среди сталкеров уже легенды ходили о том, что профессор всегда звонит в самый неподходящий момент. Сядешь поесть — звонок от Сахарова. Отстреливаешься от мутантов — звонок от Сахарова. Бежишь через зараженную местность — звонок от Сахарова. Клык однажды рассказывал, как он укрылся в каких-то развалинах от невесть откуда взявшихся неподалеку гопников, сидел не дыша, боясь, что ПДА, на котором он забыл выключить звук, заверещит от чего-нибудь. Уже потянулся за ПДА, чтобы выключить — и тут звонок от Сахарова. Пришлось с гопотой воевать, еле живым остался.

             Меченый нажал кнопку на наушнике.

             — Да.

             — Меченый, приветствую. Есть работа. Заглянете? Туризм.

             — А конкретно?

             — Нужно сходить в одно место. Осмотреться там повнимательнее, вернуться и рассказать, что увидели.

             — Маршрут тяжелый?

             — В теории — нет. Радар.

             — Радар разный, — хмыкнул сталкер. — Южный, северный....

             — Южный. Но есть нюансы, могут быть сложности. Одним словом, надо обсудить, так что сначала загляните к нам в бункер. Платим очень хорошо.

             — Согласен. Завтра проснусь, выдвинусь к вам.

             — Отлично, договорились!

             Сталкер убрал ПДА и вернулся к письму. Внутри конверта действительно оказался листок бумаги.

             «Меченый! Лазер указывает на суть. Это все опасно, но ты сможешь. Главное, ступай мягче, не подавай виду, что знаешь, хозяевам не возражай и записку не показывай. Валерьянку их смело пей, иначе не выйдет. В лесу все хорошо, спокойно топай, держи хвост трубой. Там найдетесь и помяукаете».

             Меченый еще раз перечитал записку.

             «Нет, это не шутка, — решил он. — Для шутки слишком уныло. А что тогда? Указывает на суть. Хм-м... Почему лазер? Что-то с ЛЦУ, оружием? Так… Ступай мягче… Не подавай виду, что знаешь…»

             Он попытался вспомнить, кто мог ему в последнее время говорить что-нибудь неправдоподобное или секретное, но ничего не вспоминалось. Разве только... Но нет, с мухоморами все выяснилось, ерунда.

             «Ступай мягче. Надо куда-то красться? В лесу все хорошо… Это какая-то ловушка. Не знаю в Зоне лесов, в которых все хорошо. Кто-то хочет, чтобы я пошел потихоньку в какой-то лес? Ага, так я прям и пошел. Не люблю эти чащи всякие. Хозяевам не возражай. Ладно, допустим. Пей валерьянку. Их валерьянку... Да я вообще-то не собирался. Валерьянка — это успокоительное ведь? Я и так спокоен.

             Но что такое “помяукаете“? Странное словцо, и тут оно не зря, что-то хотят этим сказать. Валерьянка, хвост трубой и помяукаете. Что-то, связанное с котами в лесу? Это Забытый или Красный лес, видимо… Если вообще лес. А может, погоняло чье-нибудь? Кот? Убит. Или фамилия? Кошкин. Котовский. Царапов. Шерстюк? Шерстюк! Так, ну Агропром, но лес тут каким боком? Несколько сосен, какой там лес?»

             И Меченый засмеялся. Он представил себе Шерстюка, сочиняющего такое письмо.

             «На это у него мозгов не хватило бы, конечно. Написано все так, что я будто бы должен уловить суть, а попади она кому-нибудь в руки — ничего не поймут толком. Если уж я сам не понимаю пока… Кто же еще? Или что еще? Коты тут не ключевое, котов по всей Зоне полно. Но про лес написано не просто так, значит, я легко должен догадаться, о чем или о ком речь».

             Меченый собрался было закурить, но, вспомнив, что хотел пообедать, убрал сигареты.

             «Нет, с ходу догадаться трудно. Если это все не просто так, то нужно ждать, когда кто-нибудь что-нибудь начнет мне про леса впаривать. Мурлыкать. Нет, “мяукать“ там написано, вот как. А до того времени дергаться и смысла нет», — решил он.

             Сунул записку в конверт, убрал в карман и стал спускаться по ступенькам в бар.

 

Скрытый текст

Глава I

КАПНУТЬ ПИПЕТКОЙ

            

             Один сталкер рассказывал, что он спросил в Баре у какого-то молчуна, отчего он молчит, а тот ответил: «Тихо! Не хочу пропустить момент, когда кто-то начнет мяукать». И хохотал над молчуном — дескать, вот шизик-то! Коллеги мои тоже смеялись. Действительно забавно, правда?

             Но я вдруг подумал: а что, если тем молчуном был Меченый? И если это так, то надеюсь, он первым услышит это мяуканье, что бы под ним ни подразумевалось. Иначе нам может стать совсем не до смеха.

            

Профессор Сахаров

            

             — Майор Батя.

             Майор настороженно и с некоторым вызовом смотрел на Меченого. Тот выдержал паузу и пожал плечами.

             — Кликуха?

             — Это у вас кликухи, а у меня — фамилия.

             Меченый почему-то напрягся. Майор ему не понравился.

             «Движения странные, вот что. Вялые вроде, но не такие, как у штатских. Какой-то он… пластилиновый».

             — Ну как — у нас? — откликнулся он. — Вот профессор Сахаров. Тоже кликуха, что ли?

             — Тоже кликуха, — подтвердил Батя.

             — Я бы предпочел определение «псевдоним», — нахмурившись, вставил Сахаров.

             — Серьезно? — изумленно повернулся Меченый к профессору. — Вы — не Сахаров? А я думал…

             — Нет, не Сахаров. Но, понимаете, это следствие формалистики. Кому-то из безопасников Института пришло в голову, что официальные сотрудники не должны находиться здесь под своими настоящими именами и фамилиями.

             Профессор на секунду задумался и добавил:

             — И кое-кто у нас находит в этом некоторые плюсы.

             — Это какие же?

             — Ну например. Информационные бюллетени Институт публикует раз в неделю. Так вот, сказал жене, что в Зону на месяц, в командировку. Сам — на дачу к любовнице. А потом возвращаешься и говоришь: «Вот, дорогая, Вася Пупкин, который открыл бесконтактный способ трансмутации продуктов аномальных воздействий — это я. Видишь, четыре публикации подряд». И попробуй проверь, дорогая…

             — Ничего так концепция, — уважительно покивал Меченый. — Взял на заметку.

             И повернулся к майору. Тот все так же молча смотрел на него. Меченый тоже молчал, потом засмеялся:

             — Что, так и будем пялиться друг на друга?

             — От тебя зависит, — ответил Батя.

             — Вы должны ему официально представиться, — пояснил Сахаров. — Формалистика.

             — А… а как? — растерялся Меченый.

             — Фамилия, должность. Звание, если есть.

             — Какая же у меня фамилия? — пожал плечами Меченый. — Я и имени-то своего не знаю.

             Батя усмехнулся.

             — Представьтесь прозвищем, — посоветовал Сахаров. — Я в заявке вас так и указал. И я же должен подтвердить, что вы — это вы, иначе ничего не дадут.

             — Я вообще-то ничего и не просил, — разозлился Меченый. Ему этот театр уже надоел. — Схожу и без ваших снадобий колдунских.

             — Сходить-то вы, конечно, сходите, я в этом не сомневаюсь, — успокаивающе произнес Сахаров. — Но вот вернетесь ли?

             — Сталкер Меченый, — злобно представился майору Меченый. — Звания нет, одно название.

             Батя раскрыл папку, вынул оттуда какие-то бумаги и толстую ручку.

             — Это акт приема-передачи препарата «Аргон-80», паспорт препарата «Аргон-80», инструкция по применению препарата «Аргон-80». Прочти, на каждой странице внизу вот этой ручкой напиши: «Ознакомлен». Подпись, расшифровка, дата. «Ознакомлен». Подпись, расшифровка, дата. И так далее. Пиши аккуратно, не торопись. Потом, на последней странице, вот здесь, где «Неиспользованный остаток препарата обязуюсь сдать» — подпись, расшифровка, дата.

             — Потоньше ручки нет? — ворчал Меченый, старательно выводя «Ознакомлен». — Я на ЧАЭС был, видел стержни реактора. Очень похоже.

             — Она с камерой, — объяснил Сахаров. — Фиксирует процесс подписи.

             Меченый перевернул ручку, посмотрел в миниатюрную камеру и скорчил рожу.

             — Инженеры в НИИ склепали? Хорошую работенку нашли. Берешь телеграфный столб, вставляешь в него стержень от копеечной ручки, дверной глазок и батарейку. Готово! Инновационная разработка! Патент, премия.

             — Это Круглов, как вы выражаетесь, склепал, — заметил Сахаров. — Звук она, кстати, тоже фиксирует.

             — Да? Пардон. Неудобно получилось.

             Он снова повернул ручку, улыбнулся в камеру и прокричал:

             — Извини, Круглов, я не знал, что ты инноватор!

             — Профессор, — негромко сказал Батя. — Вы уверены, что он туда дойдет вообще?

             Сахаров сделал страшное лицо и осторожно, чтобы Меченый не заметил, чуть приподнял руку.

             — Батя, — не отрываясь от писанины, негромко произнес сталкер, — ты вот Припять, скажем, планируешь осчастливить своим присутствием?

             — Если командируют.

             — Меченый! — бодрым голосом воскликнул Сахаров. — Я совсем забыл сказать! У меня для вас бесплатно есть новая разработ…

             — Дам я тебе совет, — не слушая Сахарова, продолжал Меченый, обращаясь к Бате. — Когда и если тебя командируют в Припять, то, прибыв туда, посмотрев вокруг и обделавшись, ты обязательно захочешь где-нибудь укрыться и из укрытия не вылезать. Это я тебе гарантирую. Мне, во всяком случае, захотелось.

             — Я не удивлен, — фыркнул Батя.

             — Угу, угу, — все так же старательно выводя подпись, покивал головой Меченый. — Так вот, запоминай. Центральная аллея, дом номер четыре, второй подъезд. Единственный на всей улице, где нет монолитовских мин. Не ошибешься, там около него на скамейку какие-то приколисты кровососа дохлого посадили.

             Меченый поставил последнюю подпись в бумагах, но не поднимал взгляд от стола, положив руки на колени. Сахаров уже дергал майора за рукав.

             — В подъезде, справа от входа, висит сумка, на ней так и написано: «Меченому», — голос сталкера дрожал и звенел. — Значит, отсидишься, просушишь штаны, немного придешь в себя. Поймешь, что идти — смерть, но сидеть в подъезде — голодная смерть, двинешься дальше. И вот, выходя, положишь в эту сумку что-нибудь ценное. Мне на пиво.

             Он, все так же глядя в стол и, как бы немного извиняясь, пожал плечами.

             — Ну, все так делают. Потому что этот подъезд разминировал я…

             Меченый вдруг вскочил, отбросив ногой табурет. В правой руке у него уже был нож, левой он быстрым движением схватил Батю за горло и придавил к стене, а острие ножа наставил Бате в глаз.

             — Чтобы такие, как ты, — перешел он на крик, — могли там укрыться, когда «Монолит» из подствольников валит! Не разбирая, где химеры, а где сталкеры! Им по фигу, кто там ходит по улице, понял, ты?! А мне — не по фигу! Поэтому я и разминировал этот подъезд! Я и туда, и на Радар, и куда угодно дойду. А вот насчет тебя — вопрос.

             Он замолчал, тяжело дыша. Батя, повидавший в Зоне всякого, реагировать не стал.

             «Метнулся этот оборванец, конечно, здорово, и нож достал незаметно, это я прошляпил. Недооценил. Этот может и дойти», — подумал он.

             Меченый, наконец, расслабился. Отпустил ворот Батиного комбеза, сунул нож в ножны. Затем поднял табурет и сел на него.

             Сахаров достал платок и промокнул испарину на своем лбу.

             — Вы свой организм лучше знаете, но все же спрошу: вам сделать успокоительное? — чуть склонив голову, обратился он к Меченому.

             Тот помотал головой.

             — Ну смотрите, вам виднее. Только больше, пожалуйста…

             — Не, проф, все.

             Он посмотрел на Батю и скривил лицо.

             — Принято, — кивнул тот.

             — Ладно, — вздохнул Меченый. — Что дальше?

             Батя достал из папки небольшую коробочку и положил на стол перед сталкером. Меченый открыл ее. Внутри были три коричневые таблетки.

             — Значит, слушайте внимательно, Меченый, — сосредоточенно заговорил профессор. — От внимательности ваша жизнь будет зависеть.

             — Как всегда, — кивнул Меченый.

             — Таблеток только три. Препарат крайне сложный для синтезирования, я просил десять, мне предложили помолиться всем богам, чтобы хотя бы одну выделили. Молиться мне некогда, я просто надавил там на них, через связи… В общем, неважно. Три таблетки, поэтому и заходов туда у вас будет три.

             — Главное, чтобы выходов было не меньше, — усмехнулся сталкер.

             — Не отвлекайтесь, — досадливо махнул рукой Сахаров.

             — Я так лучше воспринимаю, если говорю, — объяснил Меченый.

             — Знаю, знаю, не первый раз общаемся. Но все равно, сосредоточьтесь. Ваша задача — разведка. Что бы там ни было, вы не должны пытаться самостоятельно устранять причину, если поймете, в чем причина. Если явная аномальная активность — не ходить туда. Живых существ там, судя по всему, нет. Но если есть — не убивать, не пытаться вступать в контакт. Ножами без необходимости не размахивать, понимаете, о чем я? Даже если это божья коровка какая-нибудь.

             Меченый кивнул.

             — Вы — просто наши глаза и уши. Все лишнее оставьте, группа вас там аппаратурой нагрузит, нести придется хоть и близко, но немало. Экзоскелет я вам здесь выдам.

             — Да я как-то не любитель этих скелетов. В них движения сковываются. А кто знает, может, нужно будет быстро двигаться? Вы хоть приблизительно представляете — что там может быть?

             — Нет. Но подозреваем какую-то неизвестную аномалию. То есть, не живое существо.

             — А может, там просто какой-то телепорт куда-то?

             — Вряд ли. Хотя… может быть. От вас и требуется установить детекторы, камеры наблюдения и прочее, чтобы мы смогли понять, что там такое. Это Круглов на месте вам все объяснит. Подумайте хорошенько про экзоскелет, Меченый. Оборудование может быть тяжелым — я не знаю, что именно они решат вам навесить. А заходов у вас всего три. Значит, с первым заходом нужно притащить туда максимум.

             — Со вторым, — помотал головой Меченый. — В первый я туда налегке пойду. Во всяком случае, все сразу не потащу точно.

             — Ну как знаете. Посидите, отдохните, я пока из таблеток этих вам растворы сделаю, дам инъектор. Так быстрее подействует.

             — Меня заплющит от них?

             — Ты ж только что расписался, — хмыкнул Батя. — Там все черным по белому.

             — Так это читать надо… Вы мне простыми словами скажите.

             — Расширение зрачков, — начал перечислять Сахаров. — Учащенное дыхание. Небольшое ощущение прилива сил, но не доверяйтесь ему, это только ощущение, можете быстро выдохнуться, если начнете там валуны с места на место перекатывать.

             И, немного запнувшись добавил:

             — Хемилюминесценция небольшая. В общем, ничего критичного.

             — Это еще что такое? — настороженно спросил Меченый.

             — Ну, свечение.

             — Свечение чего?! — оторопел сталкер.

             — Крови. Да совсем слабое, не волнуйтесь. Просто в полной темноте будет чуть подсвечивать через кожу. Я вам сейчас покажу спектрограмму…

             И, увидев возмущение Меченого, Сахаров поспешил успокоить:

             — Все совершенно безвредно, поверьте. К тому же если даже небольшое естественное освещение будет — звезды, Луна — то и незаметно.

             — А если облачность ночью? — заорал Меченый.

             — Так не ходи туда ночью — и все, — посоветовал Батя. — Ночью порядочные люди спят.

             — Да? Профессор, знаете что? А давайте-ка мы на порядочных и будем все испытывать.

             Сахаров потер лоб.

             — Да будет вам. Все уже испытано сто раз в Институте. Говорю вам — безвредно.

             — Что-о? В Институте? А здесь не испытывали еще, значит? А если побочное влияние чего-нибудь? Я в дерьмо снорковое дырявым сапогом наступлю — и этот ваш хамон, как его там, законтачит и кровь створожит?

             — Меченый, — сморщился Сахаров, — вы уже совсем какую-то чушь несете, лишь бы что сказать от испуга. Ничего вам не сделается. Все, я пошел раствор готовить. И, честно говоря, устал от ваших закидонов. Когда вы с головой в ладах — вполне нормально, вежливо разговариваете. Может, дать вам все-таки успокоительное?

             — Да пошло оно! — вежливо рявкнул Меченый.

             — Тогда извольте успокоиться сами, хотя бы немного.

             Сахаров вышел в соседний отсек. Меченый поерзал на табурете, и, как будто еще несколько минут назад не наставлял на Батю нож, спросил у него:

             — Я что, светиться буду?

             — Да не будешь ты светиться, — махнул рукой Батя. — Если только в нору какую-нибудь глухую спрячешься — тогда, может, и заметишь.

             — А ты откуда знаешь? Принимал его уже?

             — Меня читать учили.

             — Тебе хорошо, ты умный… О! — воскликнул Меченый, уже позабыв все свои тревоги. — Надо с этой хреновиной в Пещеру залезть. Там вечно хоть глаз выколи.

             — А ПНВ у тебя нет, что ли? — спросил Батя.

             — Есть. Но так прикольно же, да?

             — Прикольно, прикольно, — смеясь, согласился майор. — Откуда вы только такие беретесь тут… Слушай, а ты правда у Монолита бывал?

             — Да.

             — И что загадывал?

             — Ничего. Что я, дурак?

             — Не понял.

             — Вот дойдешь когда-нибудь — поймешь.

             В отсек вернулся Сахаров с какими-то пробирками в руках. Он поставил их на стол, и начал что-то искать в бумагах.

             — Профессор! — повернулся к нему Меченый.

             — Да-да?

             — Вот Батя не понимает, почему я у Монолита ничего не попросил. А вы как думаете, почему?

             Сахаров бросил на Меченого взгляд поверх очков.

             — Если исходить из философских базисов, — сказал он, снова принимаясь за поиски, — я бы предположил так: вы этого не сделали потому, что верите в мечту и считаете при этом, что она должна быть недостижима. Иначе она перестает быть мечтой. Поэтому и не стали ничего просить. Но я еще и ученый-практик, и думаю, что вы, возможно, просто растерялись и не нашли, что сказать… Вот оно!

             Сахаров выхватил какую-то бумагу, пробежал по ней взглядом и протянул:

             — Хм-м… А почему один к трем? Странно. Так... Мольные доли — да, а один к трем-то откуда? Ошибка, наверное… Да, так вот. Я полагаю, что вы, Меченый, увидели здоровенный кристалл — и, говоря простым языком, обалдели. Это нормально. Я ознакомился с одной работой по психологии, так там утверждается, что...

             Суть работы по психологии сталкер и майор не уловили, потому что, объясняя ее, Сахаров ушел в соседний отсек, и слышно его было плохо:

             — …в состоянии неконтролируемого возбуждения…

             — Вот так, — развел руками Меченый, обращаясь к Бате. — А я и не знал, что обалдел.

             — Ну а все же? — любопытствовал Батя. — Ведь если во все это верить, то ты просто мог сказать что-нибудь вроде «Дай мне богатство!» Или: «Смерть, лютая смерть…» Кому-нибудь.

             — Ты веришь в Монолит? Ну, в то, что он исполняет желания?

             — Нет, не верю, — коротко ответил Батя.

             — Так чего тогда?

             — Я не верю, я знаю.

             — Ни хрена не знаешь, — фыркнул Меченый. — Увидел бы — понял.

             — Что именно?

             — Да не объяснишь это. Я вообще думаю, что Монолит надо… освободить.

             — Это как? — настороженно спросил майор.

             — Ну, доступным сделать. Чтобы любой мог к нему прийти.

             — Так и сейчас любой может, — пожал плечами Батя, — только с подготовкой и экипировкой.

             — Нет, я совсем про любых.

             — А зачем его доступным делать? Туристов туда водить?

             — Чтобы каждый мог прийти, посмотреть и понять. Понять, что все это… не то и не так. Он не исполняет желания. Но и исполняет тоже. Это нельзя объяснить. Ты вот думаешь, что, придешь к нему, скажешь: «Дай мне богатство» — и он даст? Не будет такого. То есть, он бы и дал, но ты такого просто не скажешь, тебе и в голову не придет около Монолита такую фигню нести.

             — А что ж там надо нести? «Дай мне власть над миром?»

             — «Дай» там не сработает, вообще. И «хочу» не сработает. Когда стоишь около него… Он нездешний, это точно. Профессор!

             — Да-да? — откликнулся Сахаров.

             — Вы помните, как допрашивали того монолитовца про кристалл? — прокричал Меченый.

             — Монолитовца? А-а… Да. И что?

             — Помните, он говорил — дескать, Монолит больше Вселенной, что он вне Вселенной? Так, кажется?

             — Помню, — через паузу донесся голос Сахарова. — Типичный шизофренический бред. Наши коллеги из Института…

             — Вот, по-ученому это бред, понял? — не слушая больше Сахарова, мотнул головой Меченый в сторону отсека. — Только это не так. Я того фанатика понимаю. Когда стоишь около Монолита, то тебе ясно, что ты не можешь ничего просить. Но и ясно, что если бы мог и попросил, то он дал бы тебе это, легко. И много чего еще, о чем ты даже не задумываешься.

             Майор очень внимательно слушал Меченого.

             — Он дал бы тебе то, чего нет и не может существовать, — увлеченно продолжал сталкер. — А ты просто не допетрил бы, что это, кем и зачем создано, как применять. Ты даже не понял бы, что тебе что-то дали! Потому что это невозможно ни применить, ни понять. Ни здесь, ни на Марсе, ни где-то еще. Но это было бы что-то… ну вообще бесценное. Ничего такого нет во Вселенной, что могло бы сравниться с этим подарком. Так вот представь себе тогда, что такое этот Монолит сам, если он такое тебе может дать.

             — Ты все это вот так понимаешь? — ровно спросил Батя.

             — Да, я — так. А ты не понимаешь никак, потому что это все ощущения, слов таких для этого нет. Вот если бы мне кто-то объяснял то же самое, я его не понял бы, хотя сам у Монолита был. Понял бы, но совсем не то, что мне этот кто-то говорил бы. Вот в чем штука. Я все это и Сахарову объяснял, а он, видишь — психология, хренесценция эта, или как там ее. Не туда он рулит, не в науке там соль. Вот ученых, кстати, я бы туда вообще не пускал. Совершенно бесполезная история. Они почему-то думают, что все можно измерить их дурацкими приборами.

             — Не все измерить, — прокричал Сахаров из соседнего отсека, — а то, что требует измерения! Вот это самое ваше «не поймешь» — типичное бессилие невежества. Временами еще и агрессивное. Вы, не имея методик не то что измерения чего-либо, а даже и методик мышления, объяснимо пасуете перед любой задачей, выбивающейся из круга, в который заключено ваше понимание мира.

             Сахаров показался в проеме двери. В руках у него была колба, он болтал ею в воздухе, перемешивая раствор коричневого цвета.

             — И круга весьма узкого, должен вам заметить! Если бы то, что вы называете артефактом «Мамины бусы», не создавало кинетическое сопротивление быстро движущимся объектам, для вас это была бы просто красивая штуковина. Я подозреваю, что вы и использовали бы эти «бусы» по прямому назначению, как дикари. А свойства его за вас изучила наука!

             Профессор поставил колбу, подошел к столу, и, засунув руки в карманы халата, навис над Меченым:

             — Ну, вы — ладно, у вас какой-то интерес есть к практике исследований. Но остальные ваши коллеги — это, скажу я вам… Принесет какой-нибудь артефакт, говорит: «Профессор, а что у него за свойства?» Я смотрю на него, и вижу, что его ответ на этот вопрос интересует исключительно с коммерческой… Да ну этот политес! Со шкурной точки зрения, понимаете? Дорого этот артефакт можно загнать, или очень дорого — вот что его интересует!

             — А вы чего ожидали? — поднял глаза Меченый.

             Сахаров выпрямился и стал расхаживать по бункеру.

             — Я ожидаю у сталкеров, особенно у опытных, страсть к исследованиям. Я жду, что они начнут задавать себе вопросы. Не «Почем?», а нормальные, естественные для человеческого разума вопросы. Бог ты мой! Оказаться в Зоне, в таком полном загадок месте — и интересоваться только стоимостью артефактов! Будто только что с пальмы слезли!

             — Правильнее сказать — еще и не залезали, — усмехнулся Батя.

             Сахаров, вышагивая по отсеку и держа речь, брал и клал на место разные бумаги, детали аппаратов, колбы с реактивами. Одна из пробирок от его движений скатилась на пол и жалобно хрустнула, а порошок, находящийся в ней, взметнулся зеленым облачком. Сахаров, проследив взглядом за гибелью пробирки, лишь сердито махнул рукой.

             — Их совершенно не интересует природа явлений, — продолжал он. — Как появляются артефакты? Почему у одних одни свойства, а у других — другие? Откуда и по каким причинам появляются и куда исчезают аномалии? Ну ведь простой школьный курс физики уже должен заставить задаться вопросом: энергетическое поле «Воронки» после ее исчезновения должно же переходить в какой-то другой вид энергии? Нет, им главное, чтобы это все переходило в энергию набитых карманов, а на остальное наплевать!

             Меченый и Батя задумчиво слушали профессора. Сахаров вдруг остановился.

             — Вот вы двое сидите передо мной. Вы хоть понимаете, что за то, чтобы на вашем месте сейчас оказаться, доктора и кандидаты со всего мира никаких денег не пожалели бы? Я в бюллетенях публикую в лучшем случае десятую часть того, что у меня в голове уже накоплено. Некогда мне, некогда, понимаете? Тут работы на годы, на десятки лет! А вы сидите — и… Вам неинтересно даже, что такое пси-поле!

             — Нет, интересно. Но я думал, вы еще и сами не разгадали, — пожал плечами Меченый.

             — Разгада-али, — передразнил его Сахаров. — Вот так вы все науку себе и представляете. Сидят, значит, ученые. Окуляры на носу поправляют, в затылках чешут, теребят бороду, по-латыни бурчат. Потом капнут что-нибудь из пипетки — о, получилось, угадали! Открытие!

             Сахаров поднял сжатый кулак и торжествующе потряс им.

             — Да, даже простые физические наблюдения могут приводить к важным открытиям, — уже спокойнее, назидательно завершил он изложение мысли. — Но ведь только при правильном подходе.

             — Ну хорошо, — примирительно сказал Меченый. — Установили, не разгадали. И что же оно такое?

             — Да вам-то зачем? — устало спросил Сахаров. — Вы от термина «хемилюминесценция» чуть креститься не начали. А попробуй я рассказать вам, что такое пси-поле — вы рот разинете, да и закрыть его не сможете. И ни поесть, ни попить. Так от голода и умрете.

             Меченый старательно сдерживал раздражение. Он, хоть ему было и неприятно, понимал Сахарова: миры ученых и сталкеров и правда лишь соприкасались. А профессору хотелось большего. Меченый разделял его желание видеть в людях тягу к знаниям, но себя, например, заставить тянуться к знаниям не мог. И лишь впитывал информацию по мере необходимости. Необходимости для выживания в Зоне и получения хоть какой-нибудь прибыли.

             «Энергия набитого кармана, — соглашался он про себя. — Это точно. Когда карман набит — и жизнь веселее. Но почему я должен этого стыдиться? С чего бы? Я ж не ворую!»

             — И вообще, в сухом остатке, получается, что смысл вашего существования здесь — воровство, — неожиданно заключил Сахаров. — Вы нагло крадете у Зоны, у природы, как угодно, то, что сами не создавали. И продаете.

             — И кто же у нас это краденое покупает, интересно? — хитро спросил Меченый.

             — Мы не виноваты в том, что не интересуемся наукой, профессор, — спокойно сказал Батя. — Напрасно вы так, с одинаковой меркой ко всем. Вы не забывайте, кто перед вами. У меня военное образование. У него — вообще никакого. Как и у девяти из десяти приходящих к вам. Там, за периметром, какой-нибудь водила тоже мало интересуется проблемами управляемого термоядерного синтеза. Вы же водилу не обвиняете в том, что он дикарь?

             Сахаров молча и раздраженно листал какой-то блокнот, не вникая в написанное.

             — Но мы с удовольствием послушаем, если вы расскажете простыми, доступными нам словами про то, что такое это самое пси-поле, — закончил Батя.

             Меченый согласно покивал.

             — Да не знаю я! — шваркнул Сахаров блокнотом по столу. — Понимаете? Я, ученый — не знаю! Но я же задаюсь этим вопросом! Почему генерирующая его установка отключена, а пси-собаки до сих пор существуют? Они что — носители этого излучения? А почему только они? Коты, например — почему не обладают такими способностями? Можно ли это излучение воспроизвести? Да сотни вопросов! Но вам все равно.

             — На то вы и ученый, чтобы вопросами задаваться, вот что Батя вам объяснить пытается, — мягко произнес Меченый.

             — А остальным думать, значит, не обязательно, да? — все еще запальчиво воскликнул Сахаров.

             Он вновь взял колбу с раствором, поболтал ею в воздухе и принюхался к содержимому.

             — Профессор, а вот меня в школе учили, что так растворы нюхать нельзя, — попытался сменить тему майор. — Нужно, держа емкость перед собой, движением ладони…

             — Растворы мне нюхать не надо, я их все и так знаю, — перебил его Сахаров. — А этот коньяк только сегодня привезли, я такой еще не пробовал.

             И, расслабившись, засмеялся.

             — Ладно, может вы и правы. Каждому свое. А то начнете вопросами задаваться, бессистемно экспериментировать — и перемрете тут все. Кто нам тогда ворованное будет приносить? Меченый, достаньте тигели — вон там, в вентиляционном шкафу. А я пока лимон нарежу.

             Меченый достал три тигеля из шкафа, Батя разлил из колбы коньяк. Вернулся Сахаров с тарелкой нарезанного лимона.

             — А по поводу Монолита, коллега Меченый, я вам вот что скажу, — сказал Сахаров после того, как они выпили. — Вы дошли до Монолита, но ничего от него не получили, хотя и надеялись. Неважно, на что надеялись, но чего-то все же хотели, да? И ушли оттуда, не имея на руках результата. Так?

             — В общем, да, — чуть подумав, кивнул Меченый.

             — Не в общем, а так. Иначе вы бы возражали. И это вас расстроило, вы теперь говорите, что это все не то. Но по-моему, иной цели, кроме как дойти, у вас и не было. Вам ведь приходилось на пути к нему убивать людей, верно? Ну и ради чего вы их убивали? Вы же не думали в этот момент: «Гад ты такой, мне от Монолита нужно денег и власти, а ты тут…»? Не думали же? Вы просто шли к конечной точке.

             «А там… Ну а там — по обстановке! — вспомнились Меченому слова Доктора. — Все верно».

             — Вот я и говорю, — продолжал Сахаров, — что, как и все мечтатели, вы путаете разочарование с истиной. А истина не всегда горькая. Поэтому ваше разочарование не имеет ничего общего с объективными причинами существования Монолита, как вы товарищу майору только что объясняли. Не то и не так — это для вас. Но для товарища майора, для меня, для Васи Пупкина, когда каждый из нас дойдет до Монолита, истина будет той же, а ощущения — другими. И вовсе не факт, что такими же, как и у вас. Кто-то на вашем месте легко попросил бы что-нибудь у Монолита. Иначе говоря, не экстраполируйте свой горький опыт на все человечество. Не все оно состоит из мечтателей, есть в нем и прагматики.

             — Ну я же про это и говорил, — согласился Меченый. — Мы с Васей Пупкиным увидим один и тот же Монолит, а ощущения будут разные. Но в чем же тогда, по-вашему, истина Монолита?

             — А я не знаю, мы же туда не дошли, — развел руками Сахаров. — Вот разберемся с текучкой — тогда и сходим, капнем на него какой-нибудь раствор пипеткой. Авось угадаем, открытие сделаем. Сейчас же некогда, Радар еще, как видите, не весь обкапали. Так что чем быстрее вы туда сходите, тем скорее приблизите нас к Монолиту, вот вам и истина. Ну так, небольшая, на время, как переменная в уравнении. Пси-шлем у вас?

             — Думаете, понадобится? — поднял брови Меченый. — Там же нет излучения давно. Или есть?

             — Там, вообще-то, ничего не было давно. А теперь вот есть, и непонятно, что, поэтому «Аргон» и даем вам. Он с запасом блокирует даже мощные дозы излучения, но пси-шлем обязательно вставьте в подшлемник, хуже не будет.

             — Башка от него чешется, — скривился сталкер. — Как-нибудь обойдусь.

             — Мне уговаривать вас, что ли? — нахмурился Сахаров. — Вы ребенок маленький? Еще раз повторяю: мы не знаем, что там. Вообще не знаем, понимаете вы?

             — Ладно, не пылите вы так. Надену, конечно, не дурак же.

             — Вас не поймешь, — раздраженно бросил профессор. — Дальше. Круглов наверняка захочет с вами пойти, он и так уже рвался туда. Я ему запретил, и вам запрещаю его с собой брать. И вообще кого-либо. Так и скажете ему: Сахаров отдельно это проговорил. У вас всего три дозы «Аргона», они вам самому могут понадобиться.

             — Один не пойду, — помотал головой Меченый.

             — Начинается! — вскинул руки Сахаров.

             — Да шучу, шучу я! Не нужен мне никто, не волнуйтесь.

             — Хватит паясничать! — уже серьезно рассердился профессор. — Цирк вам тут, что ли? Серьезное дело поручаем, ресурсов кучу угрохали, а ему все ха-ха!

             Сахаров в раздражении сбросил взмахом руки какие-то бумаги со стола, поднялся и принялся нервно ходить по помещению. Затем вновь подошел к столу.

             — И еще. Не думаю, что это важно, но всякое может быть. Трое из четверых пропавших — члены группировки «Монолит».

             Повисло молчание. Сахаров был не на шутку встревожен, не зная, как отреагирует Меченый.

             — То есть? — нахмурился сталкер.

             — Буквально, — поджав губы, ответил Сахаров.

             — Я думал, ученые, — начал заводиться Меченый. — А как вы, интересно, об этом узнали?

             — А вот четвертым был наш коллега, — уклонился Сахаров от ответа.

             — Так, ну вот что, — сказал Меченый. — Тут, как вы говорите, не цирк, и я вам не цирковая обезьянка. Плясать просто так не буду. Но и тянуть из вас не буду ничего. Или вы рассказываете все как есть, или я пошел по своим делам, а «Радон» ваш сами себе ширяйте.

             — «Аргон», — поправил его Батя.

             — Тебе «Аргон», ему — «Радон», — тут же откликнулся Меченый. — И светитесь как хотите.

             — Пусть идет на все четыре стороны, — сказал Сахарову Батя. — Мы не можем разглашать.

             И повернулся к Меченому.

             — Или топаешь с тем набором сведений, которые есть, или покедова. Найдем кого-нибудь и посмелее.

             Меченый только ухмыльнулся.

             — Посмелее? Ну, двоих-троих таких я знаю. Сейчас напишу им, чтобы ни за какие коврижки не соглашались.

             — Ладно, — примирительно произнес Сахаров. — Слово даете молчать? Но только серьезно. Просочится наружу хоть что-нибудь — я с вами работать больше не буду. Да, мы здорово потеряем, но я на принцип пойду.

             — Обещаю, — чуть подумав, согласился Меченый.

             — Я против, — снова возразил Батя. — Для выполнения задачи это ему не нужно.

             — Тогда сам иди и выполняй, — огрызнулся Меченый.

             — Майор, тут я решаю, что разглашать, а что нет, — неожиданно строго сказал Сахаров Бате.

             Тот лишь пожал плечами.

             — Мы сотрудничаем с «Монолитом», — начал Сахаров. — Это для вас новость?

             — Новость, — ответил Меченый.

             — Очень хорошо. Еще раз прошу не распространяться. Один из них пропал в этом лесу…

             И Сахаров призывно посмотрел на Батю. Тот, покривившись, продолжил:

             — На его поиски отправили двоих. Те на подходе к лесу что-то почувствовали. Коллеги профессора работали в бывшей лаборатории «Икс-восемь», выделили сотрудника с аппаратурой для сопровождения. Пошли втроем, все пропали. Сигналы ПДА отсутствуют, вживленные чипы тоже молчат. Мои люди поработали дальними сканерами — там ни одного живого существа.

             — Давайте пока скажем так: сканеры никого не обнаружили, — уточнил Сахаров. — Если там какая-то аномалия, то не исключено, что сканеры просто экранировало.

             — Согласен, — кивнул Батя. — Чипы пассивные, только отражают сигнал. И раз молчат, значит, или уничтожены или недосягаемы для сканеров. Например, телепортировались куда-нибудь или что-то экранирует. В любом случае, другого выхода нет — надо идти ногами и смотреть глазами.

             — А что за чипы такие? — спросил Меченый.

             — Все члены «Монолита» получают чипы. Считайте, как маяки, которые у нас в продаже, — пояснил Сахаров.

             — Понятно.

             — Не отвлекайтесь, Меченый. Периметр леса сейчас контролируется военными, — продолжал профессор. — Группа Круглова работает неподалеку, у них лагерь в южной части дороги, недалеко от перехода на Склады. Пытаются дистанционно исследовать, что-нибудь понять. Пока ничего необычного не зафиксировали.

             — А что значит «почувствовали»? Ну, те, кого на поиски отправили.

             — Нам они объяснили, что услышали что-то вроде гудения со сменой тональности, — объяснил Сахаров. — Я предполагаю, что там какая-то аномалия, вызывающая скачок давления. Отсюда и гудение в ушах. Кстати, имейте в виду: если это так, то у вас кровь носом может пойти. Ничего не предпринимайте, пусть идет….

             — Знаю, — кивнул Меченый. — Бывало такое.

             — Но, естественно, тут же поворачивайте назад, не повторяйте их ошибки. И если вдруг их встретите — будьте начеку. Поскольку мы не знаем, что там, то можем предполагать, что они все же живы.

             — Хорошо, с этим понятно. Но непонятно — что значит это ваше сотрудничество? Как ваше начальство армейское на это смотрит? Там же фанатики отмороженные. Как с ними вообще можно сотрудничать?

             — Это кто тебе сказал про фанатиков? — спросил Батя.

             — Все знают.

             — Все ни хрена не знают, — ответил Батя. — Да, полно шизанутых. Но в руководстве там совершенно нормальные люди. Как и в «Свободе», и в «Долге», и везде. Даже с Боровом можно разговаривать. А вот с его шестерками — уже не получится. Ну и думаешь, «Монолит» от других чем-то отличается?

             — У других камикадзе нет, и...

             — Все эти сведения для тебя — лишние, — остановил его Батя движением руки. — Твоей задачи они никак не касаются, поэтому все, хорош. От тебя требуется зайти туда, предварительно приняв «Аргон-80», в соответствии с инструктажем Круглова установить датчики, камеры и все, что он скажет, там, где он скажет. Ни с кем и ни с чем в контакт там не вступать, при малейшем подозрении на угрозу жизни и здоровью отходить, вне зависимости от того, насколько выполнена задача. Все.

             — Тогда можно и не заходить, — хмыкнул Меченый. — Угроза жизни и здоровью и так налицо.

             — Вот, профессор, почему я просил подыскать кого-нибудь серьезного. А теперь вижу, что…

             И Батя, покачав головой, взглянул в потолок.

             Сахаров лишь улыбнулся.

             — Напрасно вы, — сказал он майору. — Если не сможет он — не сможет никто. Он с такими задачами отлично справляется, поверьте. Я говорю это совершенно искренне, и не стесняюсь хвалить его в его присутствии. Есть за что. И не смотрите, что он такой, хи-хи да ха-ха. Когда доходит до дела…

             И Сахаров, приблизившись, весело и дружески приобнял Меченого за плечо. Тому стало неловко.

             — Когда доходит до дела, это вообще хохма, — нахмурился он.

             Меченый ерничал, балагурил, прикрывая этим размышления. И никак не мог сообразить — надо ли говорить о письме. Он уже был окончательно уверен, что оно не случайно, что кто-то хочет его о чем-то предупредить, ждал какого-нибудь знака, чтобы понять — не Сахаров ли автор? Не Батя ли? И решил так: поскольку он сразу ничего про письмо не сказал, значит, это решение и верное. Значит, нет смысла говорить и сейчас.

             Но проверить все же было надо.

             — А может, там какая-то такая зверюга, — проговорил он, — что ее только ядерной бомбой можно немножко покалечить? Или только лазером разрезать. Профессор, у вас нет лазера в запасе?

             — Ну, будет, будет, не нужен вам никакой лазер, — улыбался Сахаров. — Нет там никакой зверюги. А если и есть, вы ее чувством юмора своим убьете.

             Меченый вроде и слушал Сахарова, но краем глаза напряженно наблюдал за Батей. Тот вроде бы никакого интереса при слове «лазер» не проявил.

             «Нет, не они, видимо. Ладно, будем искать...»

             — Вот инъектор, вот иглы, пробирки с раствором, — объяснял тем временем Сахаров. — Высокопрочное стекло, не разобьются. Ставите иглу, снимаете вот эту крышку на инъекторе, вставляете в него пробирку вверх ногами до упора. Заглушка пробирки при этом ломается, раствор попадает в инъектор. Загорается зеленый индикатор — готово. Впрочем, что я вам рассказываю, вы же знаете это все! Да ну вас! Главное, еще с таким видом серьезным все слушает!

             — Вас тоже не поймешь, — сказал Меченый, убирая чемоданчик с инъектором в рюкзак. — То не смейся, то не хмурься.

             — Ладно, ладно. И очень вас попрошу… Вы ведь с Кругловым давно не виделись?

             — Давно, — подумав, подтвердил Меченый. — А что?

             — Когда вы туда к нему придете, у вас обоих, вероятно, возникнет соблазн… За встречу, в общем. Так вот, попрошу вас отложить это мероприятие на потом. Мне пришлось рискнуть и сделать раствор «Аргона» на спирту. Дело в том, что в таком виде он и стабильнее, чем в каком-нибудь другом, и быстрее действует. То есть, некоторая доза алкоголя у вас и без Круглова будет, так что, пожалуйста, лишнего с ним до завершения экспедиции не принимайте. Договорились? Я могу рассчитывать на ваше благоразумие?

             — Благоразумие — понятие относительное, — уклончиво принялся размышлять Меченый вслух. — Может, под градусом там, наоборот, безопаснее.

             — Ну, вы опять кривляетесь, перестаньте. Все, ничего не забыли? Пси-шлем, что еще? В принципе, у Круглова там все необходимое есть, они вас снабдят. Связь, если что, через него будем держать, хорошо? Чтобы путаницы не было. Они там всю информацию собирают воедино, так что ему и докладывайте. Но если что — пишите, конечно.

             — Меченый, — взял слово Батя. — Нам, помимо прочего, важно найти пропавших. Поэтому если обнаружишь какие-нибудь трупы, осматривай внимательно, сделай снимки, зафиксируй место обнаружения. Может, на телах есть следы воздействий, или что-нибудь в таком роде. Если удастся замаскировать их — замаскируй, мы потом их обследуем, нам их чипы очень пригодятся.

             — Я понял, — покивал Меченый. — Все, я пошел.

             — Что, даже руку на прощание не пожмешь? — спросил Батя.

             — Примета плохая, — уклончиво ответил сталкер. — Прощания, вот это вот все…

             Меченый, сам не зная, почему, очень не хотел пожимать руку Бате.

             — Как хочешь.

             Сталкер направился к двери.

             — Между прочим, — остановил его Батя, — насчет того кровососа, про которого ты говорил. У подъезда, на лавочке.

             Меченый обернулся.

             — Ну?

             — Это я его убил, — сказал Батя. — Нечего ему было на меня бросаться и грабли свои ко мне совать. Все понятно?

             — Понятно, — помолчав, хмуро ответил сталкер.

             — Убил и посадил на лавочку. А чего? Прикольно же, нет?

             — Откуда вы только беретесь тут такие? — передразнил Меченый Батю.

             И, выходя, крепко стукнул железной дверью бункера.

             — Я слышал о нем, конечно, — сказал Батя Сахарову, — но думал, что он другой.

             Сахаров кивнул.

             — Понятное ощущение. Я уже привык. Каждая новая встреча с ним — это…

             И, как будто собравшись с мыслями, произнес:

             — Знаете, это как братья-близнецы. Движения, мимика, словечки, манеры вроде те же, а все равно видно, что другой человек. Вот и с ним так.

             — А может, и правда близнец?

             — Только этого нам тут не хватало, — засмеялся Сахаров. — Но нет. Один и тот же близнец всегда одинаковый. А Меченый — всегда другой...

 

Скрытый текст

Глава II

ПРЯТАТЕЛЬ

            

             Время в Зоне — это шахматная доска, где фигуры двигаются не по правилам, а по воспоминаниям. И чем больше ты помнишь, тем труднее двинуться. А если времени прошло мало и тебе нечего помнить — тебя двигают другие.

           

  Проводник

            

             Меченый, пройдя КПП, направился к большой, собранной из оранжевых пластиковых панелей палатке. В ней, помимо Круглова, обнаружился какой-то тип в армейском комбинезоне, худощавый, подтянутый, лет тридцати пяти, с погонами майора. При виде Меченого он никакой инициативы поприветствовать его не проявил, сталкер тоже решил не навязываться неизвестно кому в приятели. К тому же с военными вообще предпочитал без необходимости дел не иметь.

             — Здоров, Круглов! Ну что, как тут у вас?

             — Здоров. Дело непростое, — поднял палец Круглов. — Без стакана не разберешься. Садись.

             — Не-не, стоп, тормози. Я сейчас точно ничего не буду. Надо сначала понять, что там.

             — Там — полный…

             И Круглов длинно и сочно выматерился. После этого взял рацию и сказал в нее:

             — Зайди.

             — Да? А я так Сахарова понял, что вы не в курсе, что там такое, — сказал Меченый. — Но если это то самое, что ты говоришь, то…

             — Не то самое, а хуже! — перебил его Круглов.

             Вошел молодой ученый в оранжевом комбинезоне без шлема.

             — Ключ? — спросил он.

             — Ключ, — подтвердил Круглов.

             И, показав на ученого, сказал Меченому:

             — Знакомься. Это Стасик. Главный по киру. Но вообще-то он аспирант.

             — Здрасьте, — улыбнулся Стасик Меченому.

             Тот кивнул. Стасик достал из кармана связку ключей, одним из них открыл большой контейнер и вынул оттуда бутылку вина. Закрыл контейнер и удалился.

             — Так что давай сначала винца хлебнем, — подытожил Круглов.

             — Не буду я, говорю же, отвянь. Этот ваш «Аргон» Сахаров на спирту сделал. Не хочу совсем косым туда идти.

             — Да вот вопрос, пойдешь ты теперь или нет. Надо обмозговать.

             Круглов, не обращая внимания на отказ Меченого, достал второй стакан и разлил вино.

             — Чего это не пойду? А на фига я сюда топал?

             Профессор аккуратно поставил бутылку на стол, посмотрел на Меченого и небрежно бросил:

             — Мы контакт наладили.

             — Ну да? — удивился Меченый. — А Сахаров говорил, что там не живое существо, а аномалия какая-то.

             — Думаю, что так и есть, не живое, но существо. И лучше бы оно живое было. Потому что то, как оно разговаривает — это, знаешь, не для трезвых умов.

             — Профессор, — с какой-то расстановкой сказал майор, привлекая внимание Круглова.

             Тот лишь махнул рукой в ответ. Военный отложил ручку, которой писал в каком-то бланке и уставился на Круглова.

             «Особист! — сообразил Меченый. — Приставлен от армии. Чтобы... а черт их знает, чтобы что, меня от их делишек и секретов всегда выворачивало, лучше и не знать».

             — Мне кандидатскую про психологии общения надо было писать, а я что-то забросил это дело, — продолжал Круглов. — Так вот, я вчера после этой беседы вечерком посидел под винишко часок — и план диссертации набросал. На одном дыхании.

             — Так о чем говорили-то?

             Круглов выдвинул ящик стола и достал оттуда несколько листов.

             — Это протокол. Короче говоря, пришла мне в голову идея...

             — Профессор, — снова подал голос майор.

             — Товарищ майор, — обернулся к нему Круглов, — я был бы очень вам признателен, если бы вы не мешали процессу постановки задачи для нашего сотрудника. У него есть допуск, он имеет право знать. И должен знать. Не нам с вами туда идти.

             — У него второй допуск, а не первый, — возразил майор. — А то, что вы ему собираетесь сообщить, относится к первому. Если продолжите — подам на вас рапорт.

             — Подавайте, — кивнул Круглов.

             И, не обращая больше на майора внимания, сказал Меченому:

             — Почему я не боюсь, а? Все просто. Как-то это тут называется, я забыл уже... Отдельная специального назначения дивизия чего-то там... Короче, все вояки, что есть в Зоне, к ней прикреплены.

             — Знаю, — кивнул Меченый.

             — По каким-то их бюрократическим делам зачислили в армию и нас, мы тоже в этом подразделении, — продолжал профессор. — При этом приказов их не выполняем, нам Институт начальство. Так вот, Сахарову при зачислении дали полкана, он же руководитель лабораторного комплекса «Янтарь». Думаю, он генеральское звание просил, да обломись. Ну а я-то официально зам Сахарова! И мне дали подпола. А вот этот товарищ — майор. Соображаешь?

             — Так товарищ майор, как я понимаю, из Особого отдела же, нет?

             — Отдел у него хоть и особый, — усмехнулся Круглов, — а бардак в нем совершенно обычный. Из-за их бардака и получается вообще чума. Он обязан вычитывать мои отчеты, так? Работенка у него такая. Но передавать их он должен мне! Потому что его непосредственное начальство находится за пределами Зоны — они ж не дураки под радиацию и пси лезть. Сидят в нашем НИИ, в кабинетике. Отдельном, специальном и очень особом. Здесь его отчеты читать некому. Значит, они передаются за периметр. А все наши материалы, что выходят из Зоны, здесь должен визировать старший по званию из сотрудников Института. То есть, я, подполковник. Ну или Сахаров. Понял прикол, да? Я тут и начальник экспедиционного лагеря, и по званию из ученых старше меня тут никого нет. Так что он мне на меня рапорт писать будет, ха-ха!

             Он понизил голос, но так, чтобы майор все равно слышал:

             — Но он не сапог-дурак, его и самого от всего этого трясет. Рапорт напишет, конечно, прикроется бумажкой, но этим дело и кончится. Так, товарищ майор? Отвечайте по уставу! Ха! Ладно, это мы все так, полушутя-полувсерьез. Давай тяпнем. Да брось ты, вино легкое. Товарищ майор, вы как?

             — Я на службе, — ответил майор.

             — Как будто я в отпуске, — хмыкнул Круглов. — Ну, как угодно.

             Профессор и сталкер выпили.

             — Ну вот, еще немного микрозивертов долой! — причмокнул Круглов.

             — А хорошее винцо! — с уважением кивнул Меченый и принялся рассматривать этикетку.

             — А ты думал, что мне сюда шмурдяк всякий привозить будут? Мои вкусы чрезвычайно просты: мне нравится только лучшее. Будешь уходить — пригласим Стасика с ключами, снабжу тебя. Короче, мы однажды исследовали телепатические способности контролеров. Я соорудил аппаратец один. Он улавливает импульс контролера, анализирует, и пытается по аналогичным принципам сооружать ответ. Например, контролер своим импульсом делает тебе посыл. Аппаратец этот пытается распознать сигнал, уловить в нем какие-то закономерности по частотам, силе импульса, там много чего. И получается, что контролер шлет тебе сигнал: «Подчиняйся». Ну, условно. Там не так просто, но допустим. И мы можем, используя точно такие же параметры его импульса, генерировать похожее излучение, содержащее ответ. Ну, например: «Иди в задницу». Опять же, условно — смысл в том, что до него доносится сигнал, который он воспринимает как отказ.

             — И что, он поворачивается и уходит?

             — Ага, как же! Дожидайся! Он повторяет тот же самый импульс. И так — пока не выдохнется. Побродит, поднаберется сил — и снова то же самое.

             — А вот как вы понимаете, чего именно он от вас хочет? Может, он водички просит попить?

             — Контролер хочет только одного: подчинения. Кроме этого ему ничего не нужно. Короче говоря, я этот аппаратец сюда притащил. Навели туда, пощупали — хоба! — тут же отклик, и очень мощный.

             — Стоп. Куда навели? Вы знаете, где там это что-то сидит?

             — Не-а. Просто наугад, в лес сигнал пихнули — получили отклик. Оказалось, что куда ни пихай, отклик получишь. Очертили область, границы оказались приблизительно по краю леса.

             — Пока не забыл — а пропавшие где заходили?

             — Это вот здесь, смотри, чуть севернее отсюда. И мы проверили — там «Воронка» сейчас. Может, совпадение, а может и нет. Надо бы выброса дождаться, чтобы «Воронка» исчезла, и проверить. Но это и не так важно. Короче, отклик есть всегда, куда ни наведи. Как ты понимаешь, это либо что-то неживое, либо такое живое, которое находится там везде.

             — Подожди. Второго такого аппарата у тебя нет? Сразу с двух мест пощупать. Ты не думал, что это не везде, а просто только там, куда ты сигнал посылаешь?

             Круглов вытаращился на Меченого, а потом засмеялся.

             — Сразу видно, что с «Янтаря» путь держишь. Нет, увы, Я тоже думал, но нет… Слушай, Меченый, у тебя котелок варит лучше, чем у аспирантов наших. Давай все-таки к нам, а? Ладно, ладно, молчу. Тогда давай еще по стаканчику — и идеи. Что еще в голову приходит?

             — Ничего. Значит, там просто контролер, что ли? А Сахаров жути навел — мы, мол, не знаем, там, мол, телепорт куда-то…

             — Нет, там не контролер. Там действительно что-то малоприятное.

             — Чего ты трясешься? — удивленно спросил профессора Меченый. — Ты его даже не видел, а уже обделался. Я на Складах в деревне однажды попал сразу и под контролера, и под химеру, и жив-здоров, как видишь. Встряхнись давай. И зря квасишь, только себе же хуже делаешь.

             — Тебе хорошо, ты не понимаешь, — возразил Круглов. — Я тебе покажу протокол, но ты все равно не поймешь. Контролер на сигнал реагирует неосмысленно, у него это вид рефлекса. Пришло — он не может не отреагировать, и реагирует предсказуемо. А это… Мало того, что осмысленно отвечает, но еще и его собственные сигналы очень уж необычны. Долго объяснять, но они по принципу формирования такие же, как контролеровские, но структурно немного другие, и оттого на расшифровке получаются очень четкие, без лишних составляющих. Я их поизучал бегло — и понял, как лучше настраивать наше оборудование на контролеров.

             — Слушай, если вы научитесь контролеров контролировать — это ж нобелевка! — поддел его Меченый.

             — А-а, мелочи, — отмахнулся ответил Круглов. — Сигнал этого существа намного интереснее, чем сигналы контролеров.

             — Ну тогда нобелевка по литературе. Делаешь из этих откликов книгу, на обложке — «Профессор Круглов. Разговор с мутантом». И все, доставай фрак.

             — Сахаров обидится, — хмыкнул ученый. — Заглавие увидит — подумает, что книга про наши с ним научные дискуссии.

             — Хе-хе. Ладно, а почему ты решил, что там существо? Вдруг это что-то нематериальное? Или какая-то трансляция откуда-то?

             — Там или не там, но это существо, потому что ответы осмысленные. Хотя и не очень вразумительные.

             — Ну дай глянуть-то, — протянул Меченый руку за протоколом.

             — Подожди, — остановил его Круглов. — Часть ответов здесь отцензурирована. Но это несущественные реплики, просто они могут идентифицировать субъекта, и товарищ особист настаивает на цензуре. Ругаюсь вот с ним — ничем его не проймешь. Но... может, он и прав.

             — То есть как? Значит, ты понимаешь, что это за субъект?

             — Есть намек. Только непонятно, специально он намекает, или просто пытается с толку сбить.

             Круглов наконец протянул Меченому бумаги. Сталкер погрузился в чтение.

             — Как тебя зовут?

             — Меня не зовут. Я зову.

             — Ты здесь, и ты материален?

             — Все безразлично не здесь. Все материально там.

             — Кто ты?

             — Я прятатель.

             — Что ты прячешь?

             — То, что не должен.

             — Но что это, как оно называется?

             — Не называется. (Текст вымаран).

             — Ты это прячешь от нас?

             — Не от нас.

             — А от кого ты это прячешь?

             — От всех.

             — Но мы — это тоже все.

             — Вы — это вы. Никто не все. Все — никто. (Текст вымаран)! (Текст вымаран)!

             — А ты — не все?

             — Я прятатель.

             — Кто сказал тебе что-то прятать от всех?

             — Непонятно. Я прятатель.

             — Значит, ты не от нас прячешь?

             — От всех.

             — А нам покажешь?

             — Не показывают! (Текст вымаран)!!! (Текст вымаран)!

             — Хорошо, хорошо. А что с этим можно делать?

             — Прятать.

             — А еще?

             — Не делать. И (Текст вымаран).

             — Мы тебя не понимаем. Что это значит?

             — Всё ничего не значит.

             — Но почему ты это прячешь?

             — Я прятатель. Я прячу.

             — Оно опасно?

             — Оно никако. Оно (Текст вымаран).

             — Если оно никако, то как ты понимаешь, что прячешь что-то?

             — Я прятатель. Я чтобы прятать.

             — А что случится, если ты вдруг умрешь? Как можно будет найти спрятанное?

             — Никак не найти (Текст вымаран). Прятатель не умирает.

             — Ты живой?

             — Я в лесу.

             — А сколько ты уже живешь?

             — Я не живу. Я прячу.

             — Давно прячешь?

             — Нет давно. (Текст вымаран).

             — Вчера — это не давно. Год назад — давно. Ты давно прячешь?

             — Безразличные слова.

             — Почему прятать это дали тебе?

             — Не понимаю.

             — Ты говорил, что все сказали тебе прятать это. Почему тебе?

             — Не сказали. Я прятатель.

             — Но это не твое?

             — Это не мое.

             — А ты не хотел бы забрать это себе?

             — Не забрать (Текст вымаран).

             Круглов, увидев, что Меченый дочитал до конца, хотел что-то сказать, но сталкер его перебил:

             — Самый главный вопрос вы ему так и не задали.

             — И какой же?

             — Состоял ли он когда-нибудь на учете в психушке.

             — Не состоял, — покачал головой Круглов.

             — Ты спрашивал?

             — Нет, я и так знаю. Мы пытались задавать еще вопросы. Сигнал по-прежнему есть, но это не ответы, это просто шум. Периодически пытаемся, пробуем, пока больше ничего.

             — Если протоколу верить — пациент психушки.

             Круглов усмехнулся.

             — Будешь у нас в бункере — попроси Сахарова дать тебе папку номер девять из хранилища общей документации. Здоровенная, вот такая. В ней мои дипломы, патентные свидетельства, в общем, все документы, подтверждающие, что я ученый в самых разных областях, в том числе и в медицинских дисциплинах. Доставай свою такую же, сравним, и узнаем, кто из нас больше понимает в психиатрии.

             — Я свою где-то у Монолита посеял, — рассмеялся Меченый. — На слово поверишь?

             — Нет. Но тебя попрошу время не терять и мне поверить — он куда здоровее, чем кажется.

             — Но все же не совсем здоров? — ввернул Меченый.

             — Здоровее тебя. Ты у реактора сколько раз бывал? А ему бы точно хватило ума туда не соваться. Так-то. Давай, Меченый, включайся. Как думаешь, что он прячет?

             — Ты это серьезно все?

             — Серьезно. У меня есть все основания ему доверять.

             — Я хотел бы знать, что это за основания.

             — Понимаю. Но не могу.

             И Круглов выразительно покосился на особиста.

             — Не может, — подтвердил тот.

             — Ну так и я не могу, — развел руками Меченый. — Что из этого поймешь? По виду — бред сумасшедшего, извините. Мания величия, паранойя, не знаю. Тебе виднее, я без папки.

             — Давай так. Этот субъект — он… необычный субъект. Очень необычный. Но доверие к нему стопроцентное. Все обстоит именно так, как говорит он: что-то прячет. Точнее, как я понимаю, тайно хранит по чьему-то поручению. Или кто-то убедил его, что это что-то нельзя показывать никому, потому что, если мы правильно интерпретируем его сигналы, он просто взвизгнул, когда мы спросили, может ли он показать это нам. Вот эти вводные можешь брать за аксиому. И в таком случае, как ты понимаешь, хранит он что-то серьезное.

             — Ну… наверное.

             — Надо понять — что, — вмешался особист.

             — А зачем? Если вы ему доверяете, то вспомните, что он говорит. Оно не опасно. Ну и пусть тогда. Может, это просто артефакт какой-то ценный?

             — Он не говорит, что оно не опасно, — покачал головой особист. — Перечитайте. Он говорит, что оно никако.

             Меченый пробежал глазами по тексту.

             — Да, точно. Ну так тем более черт с ним, раз никако. А что тут все-таки вымарано? Одну-то фразу можете раскрыть?

             — Нет, — поколебавшись, ответил особист. — Потому что… Нет, не можем.

             — Да, лучше не надо, — согласился профессор.

             — Хм-м… Слушай, Круглов, вас тут всяких ученых целая рота, все с папками номер девять. И если вы сами не догадываетесь — то где уж мне. Вы поставьте конкретную задачу. Найти что-то, убить кого-то.

             — Это любому можно поставить, — снова вмешался особист. — Вас и позвали потому, что вы — не любой.

             — Не все, — задумчиво сказал Круглов.

             — Вот-вот, не все, — подтвердил майор.

             — Словом, Меченый, надо туда идти. И узнать, что такое он прячет.

             — Нет, не надо, — покачал головой Меченый. — Если он что-то прячет, значит, у него есть на это причины. Я тоже в Зоне много чего прячу. И не только я.

             — Логично, — согласился Круглов. — Но ты мог бы объяснить, от кого и зачем ты что-то прячешь?

             — Конечно.

             — А вот субъект, как видишь, не может.

             — Или не хочет. И придуривается перед вами.

             — Нет. Он точно здоров и не придуривается. Слушай, ты ведь когда-то собирался пробраться к тайне Зоны, мечтал ее разгадать? Я считаю, что это она и есть.

             — А я считаю, — перебил Меченый профессора, — что никаких тайн у Зоны нет. А уж тем более — неземных, как считалось. За исключением самого Монолита. Все, что я встречал на своем пути к нему, было рукотворным. Не марсиане лаборатории построили. И в коридорах под Саркофагом, построенном людьми, стреляли в меня самые обыкновенные люди. Просто они фанатики.

             — Ну так а сам Монолит? Как насчет него? Судя по тем фотографиям, что ты приносил, это вряд ли сделано человеческими руками.

             — Так-то вроде да, но откуда мы можем точно знать? Только потому, что нигде больше такого не построено? Вот ты ученый, во всех науках познал толк. В геологии тоже?

             — Ну скажем так: четыре работы по образованию грунтов у меня опубликованы.

             — На хрен образование. Ты знаешь, какой толщины слой песка в пустыне?

             — В пустыне? На память, конечно, не скажу… Слой песка… если не ошибаюсь, может до сотни метров доходить.

             — Так вот, вы вообще не в курсе, что там под этим слоем. Сотня метров — это десяток Монолитов в высоту. Толщину льда в Антарктиде знаешь?

             — Понятно к чему ты ведешь, понятно. Ладно, пусть Монолит тоже рукотворный, черт с ним. Мы отвлекаемся. Давай к конкретике. Как думаешь, где он это прячет?

             — Откуда мне знать?

             — Сам он в лесу. И оттуда уже неделю не уходит. Это мы неделю здесь, а сколько он там до нас сидел — никому не известно.

             — Значит, там и прячет. Если только не совсем хитрый.

             — Вот именно. Задача-минимум сейчас — определить, что он такое и как-нибудь его нейтрализовать. А дальше армия просто лес прочешет и найдет.

             — А если не найдет? Ты так и не будешь до конца уверен — прятал он это что-то именно там, а не где-то еще.

             — А у тебя есть другой план?

             — Есть. Оставить его в покое. Он себя проявил только когда вы туда полезли, в этот лес. Так и не лезьте туда, где опасно. На аномалию если наткнешься — тоже по ней пойдешь?

             — На какую аномалию?

             — Не все ли равно?

             — Нет, не все равно, — упрямо помотал головой Круглов. — Аномалии почти все изучены, некоторые даже можно нейтрализовать. Во всяком случае, на конкретном месте нейтрализовать. А что такое тут — непонятно. И уж точно не похоже это на аномалию.

             — Вам ставится вполне конкретная задача, — вмешался особист. — Выяснить, что это такое и можно ли с этим как-нибудь работать. А прячет он что-то или нет — разберутся без вас.

             — Вы разберетесь, как же, — неприязненно ответил Меченый. — «Черные слезы», которые я из Путепровода принес — что, разобрались с ними? Где результаты? Ни результатов, ни артефакта.

             — Вас это не касается. Государство вам за него заплатило, остальное не ваше дело.

             — Ну и это дело тогда не мое. Я думал, там аномалия какая-то, излучение. А оказывается, там кто-то что-то прячет. Не исключаю, что именно от вас-то и прячет.

             — И? — бесцветно спросил особист. — Отказываетесь выполнять приказ?

             — Выполнять что? — засмеялся Меченый.

             — Ну как хотите, — согласился особист. — Найдем других.

             — Это я уже слышал, — махнул рукой Меченый и демонстративно повернулся к Круглову. — Вот давай представим себе ситуацию: я ширяю ваш этот «Аргон», иду туда. Допустим, меня не заплющило, что, между прочим, тоже не факт.  Но допустим. Я нахожу этого...

             — Субъекта, — подсказал Круглов.

             — Субъекта. Во-первых: что мне делать, если он агрессивен? То есть, я в лесу, прикручиваю к березке твою фотоловушку, или что там. Прикрутил, поднимаю голову — вижу, что на меня несется... этот субъект. Мои действия?

             — Это риск, Меченый. За который мы тебе платим.

             — Государство платит, — ввернул особист.

             — Я знаю, кто мне платит и за что. Поэтому и спрашиваю: что мне делать, если он агрессивен? Стрелять в него?

             — Да… наверное, — подумав, ответил Круглов.

             — Отлично, так и зафиксируем. В присутствии представителя интересов государства. Хорошо. Второй вариант: субъект неагрессивен. Я его вижу, он меня видит… если это что-то вообще умеет видеть, да? Ну, и? Как мне с ним общаться? Ты аппарат мне дашь?

             — Нет, аппарат мы тебе не можем дать, — медленно ответил Круглов и покосился на особиста.

             Тот молча помотал головой.

             — Нет, не можем, — уже уверенно закончил Круглов.

             — Тогда собирайся, — пожал плечами Меченый. — Пойдешь со мной, понесешь аппарат. И харчи на свою долю захвати. Шнапс можешь оставить, тебе уже хватит.

             — Аппарат вам и не нужен, — заметил особист. — Не надо вступать с субъектом в контакт, с этим и без вас компетентные специалисты справляются, как видите.

             — Я вижу, что пока компетентные специалисты справляются только с тем, как в штаны накладывать, — ответил сталкер.

             Особист поднялся и сказал:

             — Меченый, пойдемте на воздух. Покурим, свежей радиацией подышим.

             Сталкер, ожидавший резкого ответа, от такого предложения немного растерялся и тоже встал. И немедленно пожалел об этом. «Черт, психология-хренология, это он хитро меня сменой тона подловил. Ну да, учат их там этому, но я слишком уж напряжен, наверное. Рефлексами реагирую...»

             — Я вам покажу, где «Воронка», — сказал особист, когда они вышли наружу.

             — Что я, «Воронок» не видел? — огрызнулся Меченый, но уже автоматически.

             — Вы вот что, Меченый. Вы расслабьтесь, мой вам совет. Вы слишком напряжены. Поймите меня правильно, я не учить вас собираюсь, эту стадию обсуждения давайте перескочим — я ваши навыки уважаю, у меня таких нет. Вижу, что вы хотите возразить, но давайте не будем, мы же понимаем друг друга. Я поизучал особенности вашей личности, вы всегда перед рейдом нервничаете, оттого и бросаетесь на всех. Да, это ваш барьер — осознанный или неосознанный, все равно. И, по-моему, это нормально. Те, на кого вы бросаетесь, тоже это понимают, но не показывают вида, и прощают это вам, забирают негатив на себя. Вы сбрасываете напряжение, и уже спокойно идете в рейд. Это и ничего в том случае, если вы какого-нибудь Тристана идете убивать. Вас с новостями ждет только Фримен, да и ему-то по большому счету все равно, принесете вы план Выжигателя или нет, это ведь вам надо.

             «Узнаю, — скривился про себя Меченый. — Это они любят, пробросить какой-нибудь фактик походя, показать, что знают о тебе больше, чем ты думаешь. Хрень. На такое пусть лопухов берут».

             — Здесь другая ситуация, — продолжал особист. — Видели когда-нибудь, как копье метают? Атлет разбегается, замахивается. Копье прочно в его руке. Но вот он добегает до линии и посылает копье вперед. Оно летит не как пуля. Оно длинное, и в полете колеблется, дрожит. Так вот, вы — наконечник копья. И за успех рейда дрожит все копье. Но вы колеблетесь только относительно земли. На само же копье вы насажены прочно, а оно летит туда, куда его направил атлет. Так что не добавляйте лишних вибраций. Ни до броска, ни тем более в полете. Потому что тогда копье полетит не куда его государство направляет, а куда Матвей Кулинар не гонял. Вы понимаете?

             — Идите вы, — неожиданно для себя выдал правду-матку Меченый. — Я понимаю, что вы говорите про копье, даже согласен. Но меня корежит, когда поучают, прикрываясь государственными интересами.

             — При чем тут это? Почему вы думаете, что я ими что-то прикрываю?

             — Потому что я знаю, как это работает здесь, в Зоне. А может, и не только в Зоне. Хуже всего то, что проверить это невозможно. Поэтому-то вы и неприятны.

             — Ну, это все мимо. Если вы думаете, что мне или моим коллегам доставляет удовольствие быть неприятными, то вы ошибаетесь. Наша работа — знать. У ученых тоже такая работа, они тоже хотят все знать. Но с них не снимут голову, если они не узнают о чем-то, что впоследствии нанесет ущерб государству. С нас, если мы могли предотвратить, и не предотвратили — снимут. И правильно сделают. Вот вы, например. Можете мне сейчас, не заходя в лес, сказать, почему вы считаете этого субъекта неопасным для государства? Почему предлагаете оставить его в покое?

             — Я уже объяснил. Если в Зоне кто-то что-то прячет, он имеет на то и основания, и право. Здесь это так заведено. Несмотря на то, что Зона на территории государства. Здесь свое государство, просто необъявленное.

             — Это все верно в том случае, если известно, что прячут, — уперся майор. — Кто прячет — уже второй вопрос, и для меня он скорее вторичен. В Зоне кого только не встречали, и меня, в отличие от профессора, какая-то нетипичность этого субъекта почти не волнует, это их научные дела. Мне главное — понять, что прячется. И если оно не представляет очевидной для государства опасности, то пусть изучают на здоровье.

             Меченый молчал. Возразить было нечего.

             — Хотите, скажу, что там вымарано в протоколе? — неожиданно предложил майор. — Только под честное слово, что сохраните наш секрет.

             — Не хочу, — бросил Меченый. — Наш секрет... Не хочу с вами ни делами, ни секретами связываться.

             — Я так и думал, иначе бы не предложил, — уколол его особист.

             «Простенько и со вкусом, — подумал сталкер. — Это они умеют».

             — Ладно, извините, — примирительно сказал майор. — Если серьезно, там ничего такого, но может указать на отличительную особенность субъекта. Если он вообще существует и видим. И будет лучше, чтобы вы свежим глазом смотрели, понимаете? Я настоял на цензуре.

             — Ладно, все ясно. Надо идти, скоро вечереть будет.

             — Помните, у вас даже нет сейчас задачи выяснять, что это за субъект и что он прячет, — говорил майор, пока они шли обратно к палатке. — Сейчас задача-минимум — разместить измерительное оборудование, и все, что еще нужно. Потому что мы не знаем — вдруг прямой контакт с этим субъектом опасен? Пусть ученые сначала дистанционно выясняют. А потом уже, при необходимости, можно будет и рейд для нейтрализации готовить.

             — За жизнь мою беспокоитесь, что ли?

             — Конечно.

             — Да рассказывайте... Встанет вопрос о государственных интересах — и тут же наплевать вам будет на жизнь.

             — Я как раз государственными интересами сейчас и руководствуюсь. Жизнь ваша нужна, потому что вы опытный сталкер, которому можно доверить задачи большой сложности. Не то чтобы я эту задачу сложной считаю, но ведь могут случиться и потруднее. И государству выгодно, чтобы будущие задачи выполнял опытный человек. Я серьезно. Хотите верьте, хотите нет, но если бы у нас было побольше «Аргона», вы бы туда пошли не один, а с поддержкой спецназа. Все просто...

             Круглов уже допил бутылку, несколько окосел, но сидел за столом прочно, увлеченно строча что-то в толстую тетрадь.

             — Ну что, словили стронция? — хмыкнул он. — Стасик спать лег, ему в ночь работать. А ключ от контейнера он мне не доверяет. Так что винишка больше нет.

             Он вздохнул, и, оторвавшись от записей, хитро взглянул на Меченого:

             — Но если у тебя есть в рюкзаке набор шестигранников, то мы петли этого гроба в два счета свинтим.

             — Нет, нету, — улыбнулся Меченый. — А что, в полевом научном лагере нет инструментов?

             — Есть. Но тут психология: если я вскрою его твоими, я как бы с себя ответственность снимаю. А уж если это ты сам сделаешь — я смогу с чистой совестью нажраться... Ладно. Тогда готовься. Оборудование Стасик принес, я тебе сейчас объясню, как с ним работать. Сядь.

             Затрещал телефон.

             — Майор Клименко, — сказал особист в трубку. — Так точно. Нет, но… Нет, здесь все как минимум на неделю будет перекрыто. Проход только на территорию лагеря, без транзита, и только по пропускам... Нет, товарищ подполковник, вам следует обратиться на Янтарь, пропуска там согласовывают...

             Особист, продолжая разговаривать, отвернулся. Круглов быстрым и бесшумным движением, которого от него было трудно ожидать в его состоянии, выхватил из кармана какой-то маленький цилиндр, сунул его Меченому и сделал страшные глаза — спрячь, мол. Меченый, не глядя, сунул цилиндр в карман. Особист повесил трубку и повернулся, но сталкер и профессор уже сидели как ни в чем не бывало.

             — Так, давай сначала про камеры, — начал Круглов. — Оптические — две штуки. Вот точки установки...

 

             ***

 

             Меченый отстрелил использованную иглу, убрал инъектор в чемоданчик, сунул в рюкзак, закинул рюкзак на плечи. По заведенной привычке проверился. Подтянул застежки костюма, проверил на поясе артефакты, патроны, крепление ножа и гранат. Отстегнул магазин, вставил его на место. Выдохнул, и уже было собрался шагнуть, как вдруг вспомнил о цилиндре, который ему сунул Круглов.

             Он вынул подарок из кармана. Легкий, тонкий, из окрашенного в черный металла, матовый, с отверстием в торце и одной маленькой кнопкой.

             «Ну и что это за вундервафля? Хоть бы объяснил Круглов как-нибудь, на хрена мне это?»

             И вдруг сообразил. Он навел цилиндр на ближайшее дерево и нажал кнопку. На дереве появилась яркая красная точка.

             «Лазерная указка! Или… что-то посложнее? Может, все же оружие какое-то?»

             Меченый подошел к дереву и внимательно осмотрел место, в которое целился. Нет, никаких видимых повреждений.

             «Стоп-стоп. Ну-ка, погодим идти. Значит, указка. И значит, письмо не случайно — все как-то замыкается на котах».

             Меченый, сосредоточившись, нахмурился. Мозг его работал на всю катушку. Ему казалось, что в этом письме и указке, вероятно, ключ к чему-то, и он начал перебирать варианты, пытаясь увязать все, что ему известно, но понял, что в его наборе исходных данных слишком много пробелов.

             «Значит, если увязать цензуру в протоколе и указку… А можно ли их увязывать? Неизвестно. Но если да, то выходит, что там было вымарано что-то, что могло навести меня на мысль о котах, а особист хотел, чтобы я не только на котов обращал внимание, если их встречу. Они, наверное, подозревают, что это какой-то паранормальный кот там в лесу сидит. Кот-Баюн какой-нибудь. На дубе с золотой цепью. Пойдет направо — в аппарате отклик, н-да. Пока логично. Но Круглов все же намек дал. Или не просто намек, а инструмент? Я должен как-то этой указкой… что? Котом управлять? А как? И зачем? Или эта указка — просто на крайний случай мне, как последнее отчаянное средство в критической ситуации?

             Дальше. Есть письмо. А в письме было сказано… так, ну-ка...»

             Меченый достал из внутреннего кармана письмо.

             «Вот: “Лазер указывает на суть“. Письмо писал Круглов? Это надо иметь в виду, это не совпадение. Может быть и такой вариант, что особист знает о письме, или подозревает что-то вроде. Поэтому и настаивал на цензуре в протоколе. Чтобы я не понял, что это кот. Замазанные части текста — коротенькие совсем, я еще обратил внимание, только не ухватился сразу за это. Там, видимо, слово “кот“. Как подпись под фразой. Или что-то типа того.

             Ну, ладно, пусть так, и пусть особист знает о письме. И что? Там же белиберда какая-то, хоть и с явным намеком. Наверное, у особиста есть что-то, из чего он понимает или мог бы понять суть письма… Может, вернуться и показать письмо? Какого черта я вообще должен анонимкам верить, и какого черта я иду сам не зная зачем? Что меня там ждет? Это не кровососов стая, и не бандитская засада с обрезом.

             Но… возвращаться и рассказывать про письмо имело бы смысл, если бы не тайком подсунутая указка. Значит, Круглов о письме как минимум знает и почему-то не хочет говорить об этом при особисте, но дает мне понять, чтобы я воспринимал письмо серьезно? Чего-то тут недостает, слишком много “если“.

             И, между прочим, откуда у Круглова здесь указка? Зачем она ему здесь? Может, он специально ее захватил сюда, зная или догадываясь, что Сахаров пришлет меня?

             Ладно, в сухом остатке точно ясно только вот что: Круглов, а возможно, и особист, считают этого объекта котом. По крайней мере, такая версия ничему не противоречит. Цензура коротких реплик. Лазерная указка. И, возможно, в этой же связке — письмо. Значит, кот. Вот из этого и надо исходить, а там — по обстановке».

             Меченый, наконец определившийся со своими дальнейшими действиями, убрал письмо, сунул указку в левый карман и застегнул его. Затем снял рюкзак, пошарил в нем, выбрал три «Алмазных колобка», положил их в карманы на поясе, а вынутые из карманов «Бусы» разного вида убрал в рюкзак. Встал, закинул рюкзак на плечи, взял автомат и неспешно пошел вперед.

             «А уж почему они от меня скрывают, что это кот — наплевать, — размышлял он. — Особистские штучки. Мяу государственной важности…»

             Меченый остановился. Сам по себе, не думая об этом. Рефлексы включились только сейчас. Все внутри него уже кричало: «Идиот!!! Идиот!!! Думатель хренов! По сторонам кто смотреть будет?!», но он понимал, что все бесполезно и поздно, что даже эти мысли его формируются в его голове ну слишком уж медленно, что он и в самом деле уже не успеет даже испугаться, испуг слишком далеко от ситуации отстал, уже все случилось, и ему остается только покорно наблюдать. Он не успел, ничего не попишешь.

             За ближайшим от него деревом слева, в десятке метров, сидел кот. Не мутант, самый обыкновенный, красивый и с виду ничем не страдающий серый кот, только чуть крупнее своих домашних сородичей. И он, ухоженный и гладкий с виду, неожиданно увиденный Меченым в привычной грязной, пыльной и депрессивной обстановке Зоны был по-настоящему страшен.

             Меченый умирал. Все, что он делал в эти две-три секунды на рефлексах — поворачивался, одновременно, как его учил Клык, припадая на колено для устойчивости в борьбе внизу («Ты правша, значит, припадай на левое: так у тебя рабочая нога толчковой будет, и если понадобится резко подняться — получишь преимущество») и тянулся за ножом — все это было совершенно бесполезно. Кот бросился, как только Меченый увидел его. Стремительность броска кота была не менее ужасающей, чем он сам, и Меченый, умирая, даже не подумал, а просто осознал: Круглов этого кота видел. Потому и трясся.

             И было от чего. Не каждый день видишь смерть, принявшую милый серый пушистый облик.

             «Да, не каждый день», — согласился про себя Меченый. И умер.

            

             ***

            

             Кот раскрыл пасть и замяукал, но больше это было похоже на пение. Один долгий звук, его тональность менялась, отчего могло показаться, что кот запел — без слов, протяжно («ииийяяаааууаааауууу!»), но звук этот, хоть и громкий, не резал ухо, напротив, был вполне приятен и очень необычен. Меченый почувствовал себя бодрее, приподнялся и сел, не отрывая взгляда от кота. Тот неожиданно бросил петь и потянулся носом к своей правой лапе. Меченый только сейчас заметил, что лапой кот придавил лежащую на земле лазерную указку Круглова.

             Кот взял ее зубами и сдавил челюсти. Указка развалилась пополам, одна половина упала, вторая осталась в зубах у кота. Он внимательно, не шевелясь, смотрел на Меченого.

             Сталкер скосил глаза на пояс. Нож он достать так и не успел, конечно.

             «Так-с… А вот карман расстегнут. И указка у кота. Я что, вместо ножа указку схватил? Бред. Но не сам же кот молнию расстегнул. Или?..»

             Меченый, осторожно поворачивая голову и стараясь постоянно держать кота в поле бокового зрения, оглядел себя. Видимых ран не было, ничего не болело. Вероятно, он просто потерял сознание.

             «“Аргон“ проклятый, химия вонючая. Это из-за него. Не будь его, хвост этой твари у меня бы уже в рюкзаке лежал. Подумаешь — кот. И не таких уделывали. Тушканы, и те иногда опаснее».

             Он уже немного оправился, к нему вернулась привычная и немного наглая уверенность, которой он всегда накачивал себя, в то же время не давая ей перерасти в самоуверенность — такой баланс внутреннего диалога помогал ему выжить. Во всяком случае, до встречи с этим котом.

             Кот тем временем выплюнул остатки указки и облизнулся. Меченого почему-то окатило страхом. Медлить было нельзя.

             Он плавно, но и не мешкая, потянулся к ножнам. Кот тут же выгнул спину и вздыбил шерсть. Сталкер убрал руку. Он уже перевел себя в боевой режим, но между ними было метра три. В такой ситуации шансы были неравны: если бы нож был уже в руке Меченого, то котяре ничего бы не светило, сталкер легко разделал бы его на усы, лапы и хвост, однако нож еще надо было вынуть, а противник был явно начеку. Меченый решил не рисковать.

             — Та-ак, котик, ла-адно, ладно, спокойно, — умиротворяюще произнес Меченый. — Кис-кис-кис…

             Кот действительно успокоился и все так же неотрывно смотрел на Меченого.

             — Ну и что нам делать? — все так же мягко, чуть ли не ласково спросил Меченый.

             — Не нам, — вдруг ответил кот. — Мяу.

             Меченый вздрогнул от неожиданности, но с настроя сбился лишь на секунду. Кот ответил, не открывая рта, а чревовещание это было или телепатия — все равно. Зона приучила Меченого ко всякому. И голосов в Зоне он наслышался. Диалогов с голосами ему, правда, еще не доводилось вести, но все бывает в первый раз.

             — А-а, так мы говорящие, это хорошо.

             Кот не ответил.

             — Есть хочешь? — спросил Меченый.

             — Непонятно, — ответил кот.

             «Хотел бы — уже б поел, — подумалось Меченому. — Но я еще живой».

             — Что тут непонятного? Ты голодный? Колбасы, наверное, и не нюхал никогда, жрешь тут каких-нибудь змей да жуков. Плохая замена здоровому сбалансированному питанию. Колбаску будешь?

             — Не колбаску. Мяу.

             — Ну тушенка есть еще, тоже еда. Правда, не знаю, из чего ее делают. Иногда ешь ее, и думаешь, что из твоих сородичей.

             Кот промолчал. Меченый вдруг сообразил, что он только отвечает на вопросы. Значит, надо спрашивать.

             — Раз ничего не хочешь, так я пойду?

             — Не пойду.

             — Хм. Есть ты не хочешь, указку ты сломал, теперь с тобой даже не поиграть. Тогда что тебе от меня надо?

             «Круглов аппаратом своим все щупает…  А всего-то и делов — “Аргон“ ширнуть, прийти да поговорить душевно. Все, в следующий раз пусть сам идет».

             —  Не поиграть. Не играть!

             — Вот и я говорю, играть не получится. И вообще, у меня времени нет с тобой тут рассиживаться. Я на ответственном государственном задании. Все, я пошел?

             — Время есть. Мяу.

             — Ну это у тебя есть. А у меня нет, меня Круглов ждет. Большой человек, ученый. Хочешь, познакомлю? И, между прочим, ему надо будет что-то объяснять про его указку. Это дорогостоящий научный прибор. А ты его сгрыз.

             Кот зажмурился. Меченому этого для двух движений было с лихвой достаточно. Первым он выхватил нож, а вторым, оттолкнувшись свободной рукой от земли, бросился вперед. Нож прошел через кота, он тут же исчез, а сталкер плюхнулся на землю. Удивляться времени не было, Меченый сразу вскочил. Пси-призрак оказался один, но могли появиться и другие, а главное — среди них точно был кот, их создающий. И его надо было определить. Меченый еще не до конца выпрямился, но нож его уже валялся на земле, а автомат был в руках. Сталкер прижался спиной к дереву, поводя стволом вправо-влево. Ни призраков, ни кота не было.

             — Ну и где же ты? Может, выйдешь поговорить? — тихонько, немного нараспев промычал под нос Меченый.

             — Поговорить, — донеслось до него сверху.

             Он отшатнулся от дерева, поднял автомат и дал очередь. Посыпалась кора и мелкие щепки.

             — Поговорить, — повторил голос, уже сзади.

             Меченый обернулся. Кот сидел прямо перед ним.

             Сталкер опустил автомат. Схватка напоминала борьбу с пси-собаками, но все же он понял, что есть и отличие. Кот был один, и не был призраком, а убить его все же не получилось. Это что-то другое.

             — Ну, и? — просто спросил Меченый.

             — Прячу. Мяу.

             — Что прячешь? — не понял Меченый, но насторожился. Он вспомнил расшифровку.

             «Мяу. Вот что они замазали — ”мяу”. Вероятно, и вправду не хотели, чтобы я раньше времени понял, что это кот. Особист не хотел. А Круглов дал намек, значит, и письмо наверняка он писал».

             — Прячу. Никому не даю.

             — А мне дашь? — наугад спросил Меченый.

             — Мне дашь. Много. Разговор разговаривать. Помогать.

             — Ты мне хочешь что-то дать? Хочешь мне помочь?

             — Хочешь дать. Хочешь мне помочь.

             — Ничего не понял, — сказал Меченый. — Кто кому помогает-то?

             — Мне помочь. Прячу. Забрать.

             — От кого? Что прячешь?

             — Я прятатель. Должен прятать. Я прячу. От всех.

             — Ты не хочешь прятать?

             — Не хочешь прятать. Не должен прятать.

             — Так отдай, я заберу.

             Кот не отреагировал.

             «А! — сообразил Меченый. — Спрашивать же надо».

             — Ты отдашь мне то, что прячешь?

             — Отдашь. Мяу. Мяу!

             — Ну, и где? Как забрать?

             — Забрать. Чтобы не прятатель.

             — Ты не хочешь прятать, это я понял, понял. Как забрать?

             — Забрать. Мяу!

             Меченый вздохнул. Кот, вероятно, не мог объяснить, что хотел.

             — Так ты покажи мне, где это. Покажешь?

             — Не показывают! Мяу! Мииийяаааауу!

             — Ладно, ладно. Но как же мне забрать, если я не понимаю, где забирать и что?

             — Мне забирать! Чтобы не прятатель!

             — Тебя забрать? — наконец сообразил Меченый.

             — Тебя забрать! Мяу! Мяумяу!

             — Во-от оно что, — рассмеялся Меченый. — Что ж ты говоришь так, что тебя не поймешь?

             — Тебя не поймешь.

             — И меня с тобой, да. Ну тогда пойдем?

             — Не пойдем.

             — Не понял. Ты не можешь уйти?

             — Не можешь уйти.

             — Хочешь уйти отсюда, но не можешь?

             — Хочешь, но не можешь. Пойдешь. Забрать.

             — Так… Я должен уйти сейчас один, но потом вернуться и как-то тебя забрать?

             — Как-то забрать. Мяу.

             — А почему я сейчас тебя забрать не могу?

             — Не могу.

             — Давай попробую. Можно тебя на руки взять, ты не укусишь?

             — Можно не взять.

             Но Меченый все же шагнул к коту, нагнулся и протянул руки. Кот встал, явно напрягся, но не проявил недовольства. Однако когда Меченый попытался подхватить его под живот, его руки прошли сквозь кота, и никакого препятствия он не ощутил. Кот расслабился, сел, и начал вылизывать лапу. При этом было видно, как шерсть сминается под его языком.

             — Блин. И что делать?

             Кот оторвался от вылизывания и повторил:

             — Можно не взять.

             — Вижу, понял, — ответил Меченый. — Дай подумать.

             Заверещал ПДА. Меченый вынул его и посмотрел на экран. Круглов.

             «А говорили — экранирование, связи нет... Странно», — удивился он и нажал кнопку наушника.

             — Да.

             — Привет. Времени мало. Кота нашел уже?

             — Э-э…

             — Не волнуйся, государственный товарищ нас не слышит. Он уже ничего не услышит.

             — Не понял...

             — Понял ты, понял. Он уже ничего не услышит. Вот и все. Мало времени. Ты его нашел уже?

             Меченому не раз приходилось принимать мгновенные решения, выбирать один из двух совершенно разных вариантов. И он знал, что главное в таких случаях — немедленный выбор, без каких-либо колебаний. Что решил в первое мгновение — то и делай. И это ни разу не подводило его.

             — Нет, — ответил он.

             И удивился. Почему он соврал? Но тут же отмахнулся от своего удивления. Соврал — значит, соврал. Главное, что сделал это сразу.

             — Я так и подумал. Потому что ровный голос у тебя. А встретишь его — хорошо, если не начнешь заикаться. Значит, слушай. Указку я тебе дал не зря. Это кот. Точнее, маскировка под кота.

             — Намек я уловил, — вставил Меченый. — Письмо ты писал?

             — Да. Я так и рассчитывал, что догадаешься. Он жуткий, я его видел. Вроде ничего особенного, но жути наводит. Надо его поймать и транспортировать на Болота. Сможешь? У тебя от разрывов есть что-нибудь?

             — Ну, смогу, наверное. Если он не с псевдогиганта размером, конечно.

             — Нет, это просто крупный кот. Ни в коем случае не тащи его куда-то еще, только на Болота. Главное — не тащи на Янтарь.

             — Почему?

             — Потому что там он окажется у Сахарова. Его надо перепрятать. У Свиблова все готово, он в курсе, тебя ждет. Я тебе сброшу маршрут, которым ты пойдешь, и контрольные точки. Одна в Темной Долине, вторая на Агропроме, третья уже на Болотах. В этих точках дежурят наши люди. Пароль — «Мяу», отзыв — «Мяу-мяу». У них в схронах есть все необходимое для помощи тебе. Ты их не увидишь, но просто остановись, крикни что-нибудь, или подай какой-нибудь знак — тебя услышат и помогут. Я сворачиваюсь, со мной не связывайся, я все равно не отвечу, мы с тобой встретимся теперь только у Свиблова. Ты все понял?

             — А раньше нельзя было все это объяснить? Государство мешало?

             — Да. Он от меня не отходил ни на секунду. Я все же надеялся, что будет возможность поговорить, но нет, не получилось, он хитрый. Был хитрый. Как ему казалось.

             — Ты его… совсем? Или выключил просто?

             — Совсем. Поэтому и ухожу. Хватятся его только утром, у них сеансы связи. Так что времени у меня мало, надо как можно дальше успеть уйти, понял?

             — Так ведь тебя самого раньше хватятся!

             — Нет, я тут все устроил. Не твое дело, короче. Главное — как можно быстрее найди этого кота и отлови его. И не вступай с ним в разговоры. Я не исключаю, что он может как-то общаться, так что не удивляйся. Но ты его все равно не поймешь.

             — Я давно ничему не удивляюсь.

             — Ну, молодец. Я знал, что могу на тебя рассчитывать.

             — А еще я давно перестал что-либо в ваших делах понимать.

             — Все расскажу, все объясню у Свиблова. Или он сам объяснит, если я вдруг не дойду. Главное, чтобы ты дошел, и с котом. Ничего важнее этого кота не было и нет, это я тебе как ученый утверждаю. Ты про Монолит говорил, помнишь? Так чепуха этот Монолит по сравнению с котом. Игрушка.

             — Как мне его отловить? Он ведь агрессивен? Ранить его можно, или мне пылинки с него сдувать? Мертвый он вам не нужен?

             — Я думаю, ты не сможешь ни ранить его, ни убить. Но толком не знаю. Меченый, действуй по ситуации. Потому и позвали тебя, а не батальон вояк.

             — Как я дойду? Периметр леса под армией! Как мне выходить?

             — Да неужели не выйдешь? Ночью-то? Даже я бы вышел. В северо-восточной части леса, где валуны здоровенные. И сразу — в Темную Долину, переход знаешь.

             «В общем-то, да. Не то чтобы ночью, а под утро. Да, без проблем», — подумал Меченый.

             — Ну, все? Мяу? — спросил Круглов.

             — Мяу-мяу, — неохотно ответил Меченый и выключил связь.

             Он вспомнил свою первую встречу с Кругловым. Профессор дрожал от нервного перенапряжения и испуга, всхлипывал, а у его ног, зажимая раненое горло, дергался и хрипел наемник, которого Меченый только что срезал автоматной очередью. Сталкер крепко двинул Круглова кулаком в грудь, тот очнулся, сбивчиво объяснил, что произошло с вертолетом, и Меченый повел его на Янтарь.

             «А теперь — нате, пожалуйста! — майора в расход пустил и на дно ложится. Рассчитал, все устроил, говорит, чтобы не хватились раньше времени. Как бандюга какой-то. А в бункере — милейший человек, по уши в исследованиях, аппаратах и пипетках. В шахматы неплохо играет. Да… Вот придурок! Убил особиста, а тут еще и ”Монолит” как-то замешан. Найдут его на раз-два, конечно. Свиблов, контрольные точки — мура все это. В крутого решил поиграть. И меня еще подставил, гад. На что угодно спорю, вот сейчас распечатка нашего разговора уже из принтера вылезла, уже несут ее полковнику какому-нибудь. За ними же, за учеными, в десять глаз следят, чтобы они не работали в свой карман мимо кармана тех, кто за ними следит. Идиот тупой. Меня же сразу вычислят. Кого подрядили в лес? Меченого, все видели. У армии в таких случаях разговор короткий, и в первой же его контрольной точке меня будут ждать.

             Ладно, я как-нибудь выпутаюсь, с меня в целом взятки гладки. За деньги работаю. Договор подряда, е-мое! А может… А может, он это специально сделал? Зачем-то хочет убрать и кота этого отсюда, и меня, чужими руками? Может, ему надо просто кота отсюда выдернуть? Допустим, он знает, где спрятано это что-то… И все это подстроил. А? Но чего бы ему тогда самому сюда не идти? Особиста грохнул! Если это правда, и если не по придурковатости, а по холодному расчету, то это крутая и сложная игра. Но нет, на такое он точно не способен. Не тот человек. Вот Батя какой-нибудь — да. Но не Круглов.

             Ну и что делать? Куда идти? Во всяком случае, точно не в Темную Долину. Через нее и в нормальных-то обстоятельствах кандехать — те еще приключения. Надо выходить в северную часть леса, и мимо комплекса — на Янтарь, вот так. А главное — кота быстрее доставить. Ха! Как доставить, если он, по его словам, уйти отсюда не может? Ч-черт.

             Нет, стоп. Я не буду пороть горячку. Не нравится мне вся эта история. Круглов, особисты все — пусть идут хоть вот этим лесом. Мне задачу ставили Сахаров и Батя. Задачу понять, что тут, в лесу, происходит. Не то чтобы я очень понял, что тут происходит, но кот — какой-никакой, а результат. Вот и принесу то, что смог добыть: информацию. Надо просто вернуться и все рассказать Сахарову».

             — Значит, так, — сказал Меченый коту. — Ты хорошо меня понимаешь?

             — Понимаешь, — ответил кот, не сводя глаз с Меченого.

             — Я ухожу. Я иду к тем, кто меня сюда направил, расскажу им про тебя. Понимаешь?

             — Не расскажу тем! Мяу! Мяумяумяумяу!

             — Да пойми ты! Если я не могу забрать тебя с собой, и если ты сам не можешь или не хочешь идти...

             — …мяумяумяумяу! — не слушая Меченого, продолжал кот.

             — Ну все, хватит, хватит! — прикрикнул Меченый. — А что мне делать? Надо тебя как-то сейчас отсюда вынимать. Как?

             — Как-то. Не тем. Не сейчас.

             — А когда?

             — Иду. Нужно думать. Вынимать.

             — То есть, мне нужно уйти, и там у меня будет время подумать, что делать?

             — Не будет! Было! Я прячу! Мяу! Мяу!

             От его тона, становящегося все более раздраженным и агрессивным, Меченый потерял терпение и начал закипать.

             — Слушай, если я по-доброму, то это…

             Кот вдруг успокоился, стал плавно водить головой из стороны в сторону, и Меченый снова услышал протяжный и приятный звук, похожий на пение.

             — Мииийяяаааууаааауууу!

             И тут почувствовал, что теперь он умирает по-настоящему. Его парализовало, но он не падал, ему казалось что пение кота, обволакивая, поддерживает его, однако он чувствовал, что из него уходит жизнь, какая-то важная часть его тела, мышления, энергии как будто понемногу отнимались от него, по отдельности и все вместе. Тело он вскоре совсем перестал ощущать, земное притяжение будто пропало, но он не воспарял, а просто оставался на месте. Все вокруг стало еще темнее, он с трудом различал даже контуры деревьев, а затем и потерял способность вообще что-либо осознавать: он не понимал, что такое пение, какие могут быть деревья, не понимал, что у него было тело, потребляющее какую-то там энергию и производящее ее. Он был, он пока не умер, но так близко к смерти он не находился еще никогда.

             Пение резко прекратилось, но Меченый уже не мог этого слышать. Все процессы в его теле замедлились до нуля, ни одна клетка в его организме не двигалась. Меченого здесь и сейчас больше не существовало.

             Потому, что не существовало уже ни здесь, ни сейчас.

 

Скрытый текст

Глава III

РАСКЛАД НА «ЯНТАРЕ»

            

             У времени в Зоне есть свой запах. Но опытные и неопытные охотники чувствуют его по-разному. Может, потому, что к разному времени принюхиваются.

         

    Дэн

            

             Меченый открыл глаза. Он стоял перед какой-то серой стеной, которой не было ни конца, ни края. Стена простиралась до неба, по ней шли мутно-серые разводы. Меченый закрыл глаза, опять открыл. Ему вдруг подумалось, что эта серая дымка не позволит ему увидеть даже свои руки. И только пошевелив ими в желании проверить свою мысль, Меченый понял, что он не стоит, а лежит, голова его запрокинута, и серая стена до неба — не стена, а, собственно, небо и есть. Только оно было хмурым и опустилось очень низко.

             «Как после выброса», — автоматически отметил он.

             Привычный ход мышления вывел его из забытья. Он резко поднялся на локтях и тут же, охнув, снова распластался на земле. Взрыв головной боли и внезапное головокружение на секунду обездвижили его, но он справился с ощущениями и, аккуратно повернув голову, медленно приподнялся и сел. Голова еще немного кружилась, но отступила боль. Меченый осмотрел окрестности.

             «Янтарь, — определил он. В туманной низине виднелись очертания забора и бункера. — Хорошо, что не в снорочью тусовку прилетел, они бы мной уже закусывали сейчас».

             Шею ломило. Он, вероятно, довольно долго пролежал на рюкзаке с закинутой назад головой, мышцы затекли. Головокружение не проходило, и Меченый понял, что он голоден. Медленными движениями он стащил рюкзак с плеч, расстегнул его, достал банку тушенки. Затем вынул нож и попытался вскрыть им банку. Сил было мало, но острие ножа все же проткнуло крышку; дальше было уже проще.

             Меченый в несколько присестов съел всю тушенку. Ему потребовалось на это две-три минуты — он действительно был сильно голоден — но за это время он успел вспомнить и проанализировать все произошедшее.

             «Ну и котяра… Кот-Баюн, чтоб его псы порвали. Чуть на тот свет не отправил. И ведь кажется, что уже все в Зоне видели, а нарываешься на такого вот кота — и... Любопытно, это он меня сюда телепортировал, или я сам дошел? Нет, похоже, телепортировал. Ладно, хорошо хоть жив остался. Что за…»

             Меченый, вынувший ПДА, чтобы определить время, обнаружил, что ПДА завис — картинка застыла, на кнопки не было реакции. Нужно было отсоединять аккумулятор, а для этого ПДА пришлось бы разбирать, снимать с него экранирование. Меченому было лень, да и пригорок около болота с шастающими недалеко снорками — не лучшее место для такого ремонта.

             «Хрен с ним. Ладно. Дело, в общем, простенькое оказалось, — немного разочарованно думал он. — С моей стороны. Надо было разведать, я разведал. Котяра этот, конечно, странная тема. И жуткий он, это прав Круглов, но не мое дело».

             Вспомнив о Круглове, он забеспокоился. В контрольных точках его люди Меченого не дождались, и если Круглов или Свиблов уже об этом знают, то они поняли, что, скорее всего, кота им никто не принесет. Нужно было сообразить, что делать дальше.

             Меченый поднялся, и его тут же вывернуло. В голове опять появился гул, и ему после рвоты стало только хуже, куда-то ушли последние силы, в глазах временами стало двоиться. Матерясь и отплевываясь, он с трудом закинул рюкзак на плечо, взял автомат и нетвердым шагом направился к бункеру. Эта сотня метров оказалась для него трудным путем. Он постоянно содрогался от рвотных позывов, голова кружилась, руки, которыми он опирался на забор, дрожали, он то и дело обливался холодным потом.

             «Если сейчас… А, черт, опять… Уф… Я сейчас для химеры — идеальный обед. Если она мне со спины забежит, я даже развернуться не успею, не то что автомат поднять. И не пристрелили бы долговцы! Я от зомби, наверное, ничем не отличаюсь».

             Подходя к углу забора, еще не завернув за него, он, сколько было сил, закричал:

             — Не стреляйте! Я нейтрал!

             И понял, что лишь еле слышно бурчит. Тогда он, повесив на плечо автомат, просто поднял насколько мог высоко обе руки и в таком виде, шатаясь, вышел к долговцам.

             Те, завидев его, подбежали, подхватили, и, поскольку Меченый уже то проваливался в забытье, ничего не понимая, то выныривал из него, понимая при этом ненамного больше, поволокли его в бункер. На пороге Меченый вновь очнулся, и, поняв, что его тащат на койку, выдавил из себя:

             — Нет… На стул, вон туда…

             Сахаров уже подносил к его носу ватку.

             — Вдыхайте, Меченый, вдыхайте глубже! — донесся до него откуда-то голос профессора.

             Меченый вдохнул какой-то цветочный запах — и в голове его мгновенно прояснилось, как будто в ней включили какой-то рубильник, отвечающий за четкость восприятия. Тошнота ушла, обстановка в бункере прояснела и даже заиграла красками, очевидно более яркими, чем обычно.

             — Ух! — совершенно бодро и отчетливо сказал Меченый. — Все прошло! Проф, а дайте еще нюхнуть!

             — Не дам, — отказал Сахаров, и повернулся к долговцам. — Спасибо, что донесли, я дальше справлюсь. С ним все будет хорошо.

             Он проводил бойцов до двери и до Меченого донеслись его слова, сказанные долговцам у самого выхода:

             — Воронину об этом отчитываться не обязательно, договорились?

             Те, похоже, ответили утвердительно, потому что Сахаров произнес:

             — Ну и отлично. Спасибо.

             Послышался лязг засовов, затем Сахаров вернулся в отсек.

             — А чего это вы секретничаете? — посмеиваясь, спросил уже совсем очухавшийся Меченый. — Почему Воронину до этого должно быть дело?

             — Услышали?

             — Еще бы не услышать! Вы орете, как репродуктор в Баре.

             — Меченый, сосредоточьтесь сейчас. Я им совсем негромко сказал. И вам сейчас очень тихо говорю. У вас после гексафортина чувства обострены, поэтому вам и кажется, что я кричал на всю ивановскую. Цвета яркие видите, так?

             Сахаров, спешно достающий из шкафа какие-то инструменты и лекарства просто сверкал, как и все вокруг. Меченый уже открыл рот, чтобы выразить свое восхищение, но профессор перебил его:

             — Так вот, вы сейчас при смерти, понятно? У нас есть несколько минут.

             — Что значит — при смерти? — удивился сталкер. — Ерунда! Вы мне скажите — Батя где?

             — Какой Батя?

             — Ну, майор!

             — Простите, не понял, — уставился на него Сахаров поверх очков. И спохватился: — Слушайте, это все неважно. Вы…

             — Я про майора Батю! Который «Кардамон» ваш привез!

             — Теперь понятно, — выдержав небольшую паузу, сказал Сахаров. — Тошнило вас?

             — Тошнило? Да я весь забор обрыгал! Отмывать не буду! Сами виноваты!

             — Все будет хорошо.

             Сахаров распаковал катетер и шприц, сломал ампулу.

             — Закатывайте рукав. А вообще говоря, вы уже не новичок, пора бы знать об опасностях выбросов.

             — Выбросы-то тут при чем? Где майор? Я ему этот «Марафон» или как там его, самому в глотку засуну!

             — Достаточно надежное укрытие всегда можно успеть найти, — не обращая внимания, поучительно продолжал Сахаров. — Мы не зря рассылки делаем о времени следующего выброса. Да и признаки его приближения вы не хуже меня знаете.

             — Кого приближения? — взъярился Меченый.

             — Сядьте! — неожиданно рявкнул Сахаров, да так, что у Меченого зазвенело в ушах, и дальнейшее он читал по губам Сахарова.

             ­— Возиться еще с вами! Сядьте! Вот так. Рукав закатывайте.

             — Ничего я не буду закатывать, — заупрямился Меченый. — Что в ампуле? Опять этот ваш «Аргон»? Хватит! Нашли тут подопытного!

             — Какой «Аргон»? — застыл с катетером в руке Сахаров.

             — Который вы мне для Радара дали. Таблетки эти Батины!

             — Стоп. Снова не понял. Я вам ничего для Радара не давал. О чем речь?

             Звон в ушах Меченого утих, он снова мог слышать то, что говорил Сахаров. И скривился:

             — А, ну ясно, не давали. Это все Батя, да? И ищи его-свищи!

             Меченый рванул рюкзак и достал из него инъектор.

             — Нате! А ампулы оставшиеся я вам не отдам. Выйду и в аномалию брошу! Так блевать никому не пожелаю! И по нейтралам рассылку сделаю, чтобы никто больше не соглашался.

             — Хорошо, хорошо, но вы сейчас умрете, это вам понятно? Гексафортин — это просто поддержать организм. Немедленно давайте вашу руку. Или на тот свет. Я не шучу.

             Меченый понял, что ломаться не стоит — Сахаров действительно выглядел очень обеспокоенным. Сталкер стянул комбинезон. Профессор протер кожу ваткой со спиртом, поставил Меченому катетер и влил в него свое очередное зелье.

             — Осторожнее, не сорвите катетер, — сказал он. — Скоро вас начнет клонить в сон, вы уснете, я вас к оборудованию подключу. Как почувствуете, что теряете сознание… Лучше даже сразу лягте, а то грохнетесь тут. Пойдемте.

             Он помог Меченому раздеться и улечься на койку и, внимательно глядя на него, добавил:

             — А проснетесь — и про «Аргон» поговорим. Очень интересно, от кого это вы про него узнали…

             — Круглов где? — спросил Меченый.

             — Круглов? В Лиманск вчера вечером улетел, на нашу новую базу. Там коллегия сейчас проходит. А что?

             — Да какой Лиманск?! Он уже у Свиблова, наверное! На Радаре у леса кто теперь за главного в группе?

             Сахаров явно удивился. Подумал секунду-другую, и неожиданно сменил тему:

             — Какое сегодня число?

             — Число? — переспросил Меченый. — При чем тут число? Вот сколько раз я блевал за последние полчаса, я могу вам сказать...

             — Может, все же напряжетесь, ответите? — терпеливо настаивал Сахаров. — Я не просто так спрашиваю.

             Меченый почувствовал, что Сахаров действительно не зубы ему заговаривает. Сообразил, что он, возможно, слишком долго пролежал на пригорке со сломанным ПДА. И что может не знать, какое сегодня число на самом деле.

             Он выхватил ПДА.

             — Вот, шестнадцатое апреля. Но он заглючил, так что не уверен. Семнадцатое, что ли?

             — Сегодня седьмое апреля, — сказал Сахаров. — Дайте-ка сюда.

             — Почему — седьмое? — послушно протянув ПДА Сахарову, спросил Меченый.

             — Седьмое, — подтвердил Сахаров, изучая зависший ПДА. — Что-то не так?

             — Ведь вы же мне… Мы с вами пятнадцатого утром разговаривали!

             — Что-то у вас с сознанием. Путается, видимо, после выброса. Разговаривали мы с вами в последний раз недели две назад.

             — Какого еще выброса?

             — Ночью выброс был. Вы что, не в курсе?

             — Я что-то совсем не соображаю…

             — Поэтому и говорю: спите, после обсудим.

             — Понимаете, какая штука, — начал объяснять Меченый. — Я очнулся, тошнит. Побрел вот к вам. Два шага пройду — блюю. Два шага пройду — блюю…

             Перед глазами у него поплыло, и он снова провалился в забытье.

            

             ***

            

             Очнувшись и открыв глаза, он увидел нависающую над ним капельницу. Мерно, через короткие промежутки времени тихо попискивал за изголовьем невидимый им прибор. Меченый приподнял руки с подсоединенными трубками и датчиками. В голове немного гудело, но в целом он чувствовал себя вроде бы хорошо.

             «Надо попробовать подняться, — решил он. — Только бы не тошнило…»

             — Стоп-стоп! — как будто бы услышав его мысли, раздался голос Сахарова сзади. — Не шевелитесь пока. Сейчас показания снимутся — тогда встанете. Как чувствуете себя?

             — Все, хватит, — хрипло ответил Меченый. — Лучше помереть, чем эта ваша химия.

             Сахаров, смеясь, принялся отклеивать датчики от тела Меченого.

             — Вы знаете, что здесь все записывается? Вон, камеры висят. Приползете полутрупом в следующий раз, попросите вас спасти, а я вам такой — не хотите ли одно кинцо посмотреть, да с вами в главной роли, как вы от лечения отказываетесь? Хе-хе… Все, осторожно приподнимитесь, сядьте. Вот так. Нормально, живы?

             Он оттянул пальцами вниз веки Меченого, осмотрел белки глаз. Затем поднес к лицу желтый от химикатов палец и поводил им вправо-влево.

             — Следите. Так, хорошо… Голова не болит?

             — Гудит немного, — хмуро ответил Меченый.

             — Это давление чуть повышенное, скоро пройдет. Вы молодой, здоровый. Встаньте, только не резко. Нормально равновесие держите? Ага… Ну, все хорошо. Одевайтесь.

             Сахаров, напевая под нос какую-то бравурную мелодию, принялся мыть руки. После вытер их белым вафельным полотенцем, повесил его и, неожиданно резко обернувшись, четко проговорил:

             — Ответьте-ка мне на один вопрос, Меченый. Что вы имели в виду, когда сказали «Аргон» и «подопытный»?

             — То, что нельзя над людьми издеваться! — снова начал заводиться уже совсем пришедший в себя Меченый. — Я как знал прямо, что не надо было его ширять. А вы надо мной смеялись!

             — Я тут поисследовал вашу кровь…

             — А то! — фыркнул сталкер. — Естественно. Вы без этого не можете.

             — И поисследовал остатки препарата в инъекторе и ампулах из вашего рюкзака. Там не «Аргон-80».

             — Как так? — удивился Меченый. — Вы же сами раствор готовили!

             — Вы сейчас хорошо себя чувствуете? Соображать способны?

             — Ну.

             — Сегодня седьмое. Батя должен приехать пятнадцатого утром. И привезти «Аргон-80». Я вам сейчас буду писать.

             — О чем писать? — недоумевал Меченый. И сдался: — Не, проф, я, похоже, ничего не соображаю…

             — Писать о том, что у нас к вам есть дело, что просим прийти. Понятно?

             — Чего понятно? — помотал головой Меченый.

             — Из ваших слов следует, что вы хотели мне рассказать, как сходили в лес на Радаре? Я вас туда направил, вы встретились с Кругловым, который был главным в некой группе, потом пошли в лес. Все верно?

             — Ну, — тупо подтвердил Меченый.

             — А очнулись здесь, где-то под забором?

             — Вы за кого меня принимаете? — вспылил Меченый.

             Он злился на себя за то, что не мог понять профессора. Тот задавал простые вроде бы вопросы, и вывод должен был следовать какой-то совершенно простой, но сопоставить все целиком Меченый был не в состоянии, и это его бесило.

             — Не под забором, а недалеко от забора! — выкрикнул он. — Я вам не алкаш!

             — Ладно, ладно, недалеко от забора, извините, — нетерпеливо махнул рукой Сахаров.

             И, потирая руки, заходил туда-сюда по отсеку. Затем вдруг остановился около Меченого и, тыча ему пальцем в грудь, довольно сообщил:

             — Вы, похоже, в петлю времени угодили. Там, на Радаре.

             — Это как?

             — Пятнадцатого вы пришли, явился Батя, привез «Аргон». И пятнадцатого же вам нужно было отправиться на Радар, а там — в лес. Все так и произошло?

             — Ну да.

             — Так сегодня седьмое, понятно вам? Я вам даже не писал еще, Круглов сейчас в Лиманске, Батя еще не приезжал, это все только запланировано.

             — Вы хотите сказать, что я сейчас в прошлом, что ли?! — неуверенно предположил Меченый.

             — Похоже на то.

             — Да ни на что это не похоже! Бредите? Я вам все поминутно могу рассказать, память мне еще не отшибло!

             — Вот и рассказывайте. Мы дали вам инъектор, вы вышли от нас. Что дальше?

             — Подождите, подождите, — остановил его Меченый. — Вы сказали, что не «Аргон» в ампулах. Как это? А что же там?

             — Коньяк.

             — Коньяк?! Вы же раствор из таблеток готовили, в ампулы заряжали. Вы, вы сами!

             — Если все, что вы говорите, правда, то получается... Ну, получается... я ошибся, готовя раствор. Так, видимо.

             — Вы что?! — заорал Меченый не своим голосом и вскочил.

             — Меченый, сядьте, — несколько смущенно, но твердо проговорил Сахаров. — Всякое бывает. Вы что, никогда и ни в чем не ошибаетесь? Эрраре хуманум эст. Так, минутку, запись включу…

             Меченый рассказывал все подробно, вспоминал малейшие детали, старался воспроизвести разговоры слово в слово. Он как будто чувствовал необходимость убедить профессора в том, что не врет, что профессор, наверное, ошибся в чем-то, и никакой тут нет петли времени, а просто недоразумение. Сахаров лишь изредка перебивал его короткими уточняющими вопросами, на которые Меченый, опять же отвечал детально, с пояснениями.

             — Так-так, — пробормотал Сахаров, когда Меченый подошел к концу своего повествования.

             — Я очнулся — и ничего. Небо над головой, жрать охота. Съел тушенку, выблевал, приполз к вам.

             — Ну да, да.

             — Так я теперь что — на неделю моложе, получается?

             — Нет, почему? — удивился Сахаров. — Если строго подходить — как раз старше, вы же прожили на неделю больше, чем все остальные в нашем времени. А вообще-то не моложе и не старше, если считать от даты вашего рождения. Дело в связке точки отсчета и того времени, в котором вы задаете этот вопрос. Но это неважно.

             — Я девятого в Баре двадцать тысяч проиграл, — вдруг вскинулся Меченый. — Что теперь? Если я туда не пойду, то, значит, и не проиграю?

             — Если не пойдете — то нет. А во что играли?

             — В преферанс. Мне паровоза зарядили на мизере.

             — Ну что же вы! — всплеснул руками Сахаров. — Забыли наши баталии? Хотя… вы ведь шутите, смотрю.

             — Ну е-мое, какой в Баре преферанс? — захохотал сталкер. — В буру, конечно!

             — Так-с, ну ладно. Шутите — значит, живы. Надо же… Петля времени. Мы с таким здесь еще не сталкивались. Да и вообще никто нигде не сталкивался. Я ведь когда-то занимался проблемой времени, много разных отчетов со всего мира изучал, и скажу вам, хорошо если штук пять случаев действительно можно объяснить… ну, сдвигами времени, что ли. А тут — вы. То, что с вами произошло, я иначе объяснить не могу. Это петля времени. Мне бы поисследовать ваш организм несколько дней, а? Это же уникальный опыт! Так, ну да ладно. Что будем с этим Баюном делать?

             — Вы меня спрашиваете? — усмехнулся Меченый. — Мне он на хрен не сдался. Заплатите мне сколько причитается, а с ним делайте что хотите.

             — Да-да, но объект-то уникальный… Ничего похожего здесь пока не встречалось.

             Сахаров подошел к сейфу, открыл дверцу, достал оттуда несколько пачек и положил их на стол.

             — Прошу.

             — Вот это дело! — удовлетворенно кивнул Меченый, пересчитав деньги. — Главное теперь — в Бар не идти. Хотя… Слушайте, а я ведь помню расклад, в буру-то! Интересно, а он такой же будет в этот раз? Я же и выиграть могу!

             — Подождите с бурой, Меченый, — медленно и задумчиво сказал профессор. И указал на сейф: — Знаете, а ведь тут, в сейфе, еще столько же…

             — Я думал, больше, — навострившись, тут же подхватил сталкер.

             Он уже понял, к чему клонит Сахаров. И тут же сообразил, что можно подоить ученых как следует.

             — К тому времени, как вернетесь, может, и еще что-нибудь накопится, — улыбнулся профессор.

             — Опять отправить туда хотите. Постойте! Так ведь получается, что сейчас Круглов еще не убивал особиста?

             — Особиста? — рассеянно спросил Сахаров. — А-а, нет, конечно, не убивал. Если только это вообще все правда, если он действительно убил его пятнадцатого вечером. Ваша задача осложняется, Меченый. Это я только сейчас сообразил. Но вы не волнуйтесь, теперь я уверен, что в сейфе еще поднакопится к вашему возвращению. Задача осложняется, во-первых, тем, что вам нужно будет, конечно, предотвратить это убийство, а во-вторых, тем, что вам придется лезть из кожи вон, но еще одной отправки в прошлое избежать. Как бы события ни повернулись, больше такого не допускайте.

             — А почему? Это опасно для жизни?

             — Нет, для вашей жизни, наверное, не опасно, только главное не это. А то, что вы, меняя ход событий в будущем — для нас всех то, что вы сделаете в последующую неделю, это будущее, оно прошлое только для вас — лишь умножите проблемы в том случае, если опять из пятнадцатого отправитесь сюда, в седьмое, еще раз. Понимаете?

             — Нет, вообще ни фига не понимаю.

             — Представьте себе, что вы теперь сделаете что-то по-другому. До захода в лес, или при заходе в лес, при общении с котом этим. Все, что вы делаете, остается в прошлом, верно же? И если кот опять вас отправит в прошлое, для вас оно станет уже третьим. Не только по количеству этих прошлых в вашей жизни, но и по качеству, по наполнению событиями. Поэтому не исключаю, что вы, пытаясь исправить одно, наворотите другого.

             — Да, это действительно… Профессор, послушайте, а ведь Круглов знал, что это за кот. Он его описывал совершенно правильно. Улавливаете, к чему я клоню?

             — Ммм… простите, нет, — покачал головой Сахаров.

             — Не может ли быть так, что Круглов как-то повстречался с ним, и этот кот Круглова тоже отправил в прошлое, и Круглов в этом, нынешнем времени, пытается что-то сделать или что-то предотвратить? Поэтому и письмо пишет, и допускает, чтобы я туда пошел, поэтому указку дает, и особиста убивает. А? Ну сами посудите: зачем ему в научной экспедиции указка?

             — Может быть и так, Меченый, надо очень хорошо все продумать. Чтобы не получить от нашего будущего и вашего с Кругловым прошлого какой-нибудь гадости и даже какого-нибудь усложнения ситуации. Например, если так, и если кот отправил Круглова в прошлое...

             Сахаров вскочил, схватил со стола маркер, подошел к висящей на стене белой доске. И начал рисовать.

             — Вот, смотрите. Вот седьмое, сегодня. Вот пятнадцатое. Если кот отправил Круглова в прошлое, то из какого времени? Когда это произошло? Может быть, кот и Круглов встретились намного позже вас, вот здесь, а потом кот отправил его в прошлое, и Круглов давал вам подсказку.

             — Надо у него спросить. У Круглова.

             — Может, он вам и ответит. Но смотрите сюда. Что, если кот его отправил в завтрашнее или послезавтрашнее число? Скажем, что-то могло случиться двадцать пятого, они встретились, кот отправил его, допустим, в девятое. И сегодня, седьмого, Круглов еще не в курсе, что произойдет. И если мы спросим, он подумает, что мы сумасшедшие, и это объяснимо. Девятого он уже будет понимать, о чем мы его спрашивали седьмого, но отнюдь не факт, что захочет что-то рассказывать. Хотя… он поймет, что вы тоже путешествовали во времени. Н-да, задачка.

             — Профессор! — вдруг испугался Меченый. — А… а я-то где сейчас?

             — То есть?

             — Сегодня седьмое. Я седьмого был в Баре, из Темной Долины вернулся. Так я что — в Баре сейчас, что ли?

             — Нет, конечно, — уверенно возразил Сахаров. — Из-за вашего перемещения сюда, в то, что для вас прошлое, цепь событий вашей жизни изменилась. А вот насколько глобально — вопрос. Вы что делали с седьмого по пятнадцатое?

             — Да не сказать, чтобы много чего. Я отдыхал, в общем-то. Двенадцатого только сходил на Склады, друга повидать, в тот же день в Бар вернулся. Я даже начинаю думать, что лучше никуда не выходить отсюда до пятнадцатого, до приезда Бати. Посижу здесь. Чтобы ничего не поломать.

             Сахаров покачал головой.

             — Если бы все должно было идти так, как в эти дни шло в вашем прошлом, то вы не должны были очнуться здесь. Вы ведь седьмого были в Баре. И значит, вы просто должны были появиться в Баре. Только этого никто бы не заметил, потому что вы там, в Баре, в это время уже были. Вы-второй, появившись в этом времени, слились бы с собой-первым, или что-то вроде того. Просто, видимо, вам добавилась бы память о числах с седьмого по пятнадцатое. И в вашем рюкзаке сейчас было бы все то же, что было сегодня, седьмого. А у вас-то там инъектор с... Гм! Словом, вы его из будущего привезли, получается, ведь я дал вам его пятнадцатого.

             — О! А инъектор? У меня второй экземпляр, получается, у вас же ваш есть?

             — Сейчас посмотрим.

             Сахаров вышел в соседний отсек и вернулся с инъектором.

             — Вот, пожалуйста. Давайте ваш... Так. Ну, абсолютно одинаковы. Даже скол вот, видите? И вот еще царапина. Один в один!

             — А с деньгами так нельзя? — поинтересовался Меченый.

             — Хе-хе-хе, — засмеялся профессор. — Не знаю. Вот если вас кот забросит опять в прошлое, сможете сравнить те деньги, которые я вам дал, и те, что у меня в сейфе будут, ха! Но все же лучше не повторять.

             — Значит, для меня сейчас идет какая-то параллельная реальность?

             — Нет, не путайте, терминология важна, — снова посерьезнел Сахаров. — Для вас сейчас идет параллельное прошлое. Реальностью же — как вы это понимаете — правильно определять только то, что происходит сейчас. То есть, ваша реальность — она же ваше параллельное прошлое, это так, но это относится только ко времени, а не к событиям. Я полагаю, что если вы девятого пойдете в Бар и сядете играть в буру, расклады все же будут совершенно другими. Вы, возможно, даже не найдете там того, с кем играли, если в реальности, то есть сегодня, он передумает приходить девятого в Бар. У вас идет совершенно нормальная жизнь, просто события в ней и предыдущей — разные. И друг от друга никак не зависящие. Так что, полагаю, ничего не поломаете. Вот, видите, вы от меня требуете ответы, а я сам путаюсь. То одно утверждаю, то другое.

             — Я с Гариком играл, с охранником, он всегда там.

             — Тогда вы можете с ним сыграть девятого, если он захочет. Но расклад наверняка будет другим. Маловероятно, что вы стасуете колоду точно так же, как тасовали в тот раз. Почему, собственно, должно быть именно так? Разве что случайность. Так что, Меченый, не стоит вам волноваться. Но все же посоветую действительно без необходимости не рисковать. Потому что если с вами что-то случится и вы не сможете пойти на Радар пятнадцатого, то непонятно, как все обернется. Да, если вы не придете, Круглов, полагаю, не будет убивать особиста — вряд ли он сможет кому-то другому довериться так же, как вам. Но что-то наверняка осложнится. Так что если угодно — пожалуйста, койка в вашем распоряжении, поживите недельку. Я вас поисследую заодно.

             — Знаете, профессор, я вот вас понимаю сейчас, то, что вы говорите. Но боюсь, что через пять минут запутаюсь совсем. Значит, получается вот что: мне нужно не высовываться особо до приезда Бати, получить «Аргон» и идти на Радар. А там, встретив Круглова, рассказать ему, что я знаю о его планах — изловить кота моими руками, убить особиста и уйти к Свиблову. Так?

             — Да… наверное, так.

             — А дальше что делать?

             — Идти к коту.

             — Но зачем?

             — Надо придумать способ вытащить его оттуда и переправить сюда. В этом смысле ничего не изменилось: вы выяснили, что это такое, отлично. Теперь нам нужно с этим работать.

             — А вот у него истерика случилась, когда я сказал ему, что хочу отвести его к вам.

             — Как вы ему сказали, напомните?

             — Я сказал, что отведу его к тем, кто меня к нему направил. Направили-то меня вы.

             — А еще — Батя, — с расстановкой произнес Сахаров. — И у меня серьезные подозрения, что кот ваш именно его и имел в виду. Но эту проблему я решу, Батя привезет «Аргон», уедет, и я сделаю так, что больше мы его здесь не увидим.

             — Профессор, скажите честно: вы знали о том, что там — кот?

             — Нет, не знал, конечно. Я перед вами честен. Батя обратился к нашим коллегам в «Икс-восемь», когда пропал монолитовец. Просто потому что это близко. И профессор Алексеев пошел с ними, и тоже пропал. Если бы не этот факт, если бы Батя и дальше туда совался без нас, мы бы и понятия ни о чем не имели. Во всяком случае, до того, как армия решила бы нас к этому привлечь. Я думаю, Батя знает больше, чем говорит. И кот, видимо, знает, что Батя за ним охотится, и знает, что вас за ним послал именно он. Но почему-то не сделал с вами того, что сделал с предыдущими гостями.

             — Может, он их тоже в какое-нибудь прошлое зашвырнул?

             — Тогда бы мы знали, где они. А профессор Алексеев пропал бесследно.

             — Откуда же Батя может про кота знать? Выходит, что эта история началась раньше, а не с обнаружением кота? Может, этот кот от него сбежал?

             — Кот — явное паранормальное явление, одна из загадок Зоны, хотя и признаю, самая пока интригующая из всего, с чем мы сталкивались. За исключением самого кристалла Монолита, пожалуй. Вероятно, армия чем-то опасна для кота, он это знает и пытается избежать. Батя — майор, он просто исполнитель приказа. Но кот явно неплохо осведомлен, раз отказывается укрываться у нас, где может столкнуться с армией...

             — Или все-таки с учеными.

             — Ну, может, и так.

             — А как вы думаете, этот самый кот — что именно это такое?

             — Пока особо никак не думаю, Меченый. Думать нужно на основании фактов, а факт у меня только один: похоже, это что-то, принимающее облик кота, умеет обращаться либо со временем, либо с пространством. Я не знаю, что это за явление, но это, конечно, не живое существо.

             — Как это — с пространством?

             — Долго объяснять.

             — Торопитесь куда-то? — иронично спросил Меченый.

             — Нет, — засмеялся Сахаров. — Долго потому, что сложно, придется много чего рассказывать из того, что напрямую не относится к вашему вопросу. Базу подводить, в общем. Математика, физика, космология. Так что даже не просите. И не берите в голову — лучшие умы природу времени до конца разгадать не смогли, и не уверен, что это удастся нам с вами. Пусть у нас и уникальный материал на руках, но этого мало.

             — Ну а вы как-нибудь совсем просто. Пусть это даже странно для меня прозвучит.

             — Если совсем просто, то коту этому может быть не обязательно двигать вас во времени, вот в чем штука. И я почти уверен, что он именно этого-то и не делает. Можно предположить, что вместо этого он двигает само время, ваше время. И, возможно, пространство. Вы утверждали, что там, в протоколе общения, написано, что он говорил «никако» про то, что прячет? И вообще он только об этом ведь и говорил, да? Он зациклен на времени, кроме него ничего не знает. Кот, который не знает про колбасу — где это видано? Он, может быть, и есть само время, никакой это не кот. Это некая субстанция... нет, неправильно, некий компонент ноосферы, а может, и ключевой элемент ноосферы или еще какой-нибудь сферы, ранее нам недоступной и непостижимой для наблюдения известными нам физическими методами. Пока понятно?

             — Ну... да.

             — При манипуляциях этого кота — в чем бы они ни заключались — все остается на местах, смещается только время, понимаете? Что-то вроде картинки, на которую наложено еще одно изображение, полупрозрачное. Вот картинка — это ваше сегодня, со всем окружающим вас миром. А полупрозрачное изображение — время. В нормальных условиях все движется синхронно. Лучше даже сказать, все находится в покое относительно друг друга, а то вы меня начнете сейчас спрашивать, относительно чего все движется, и вот на этот вопрос я вам точно не смогу ответить ни сложно, ни просто. Так вот, котик ваш может двигать одно относительно другого. Как — не спрашивайте, это именно то, что долго объяснять. Да и не факт, что можно объяснить. Но вот такая гипотеза. Может быть и по-другому все: кот, будучи временем, двигается сам, он — эта полупрозрачная картинка. А что касается пространства, упрощая, скажу так: если сжать картинку, то время будет течь быстрее. Если растянуть, то медленнее. Ну а если картинка при этом будет равномерно и прямолинейно двигаться, то тут время будет зависеть еще и от положения наблюдателя.

             — То есть, в зависимости от того, в какую сторону кот двигает время, я перемещаюсь или в прошлое, или в будущее?

             — Это все… не совсем верно. У вас прикладное понимание, Меченый, и я объясняю вам все в прикладном ключе, но это не очень правильно, и это не всегда стыкуется с теорией, а она первична. Я поэтому и говорю, что долго объяснять. Но давайте я вам подброшу одно утверждение, просто чтобы вы поняли всю сложность этого предмета, махнули рукой и больше меня не терзали. Так вот, запоминайте: никакого будущего не существует. В будущее вас не может отправить ни кот, ни пес.

             — А почему так?

             — Потому что временная стрела — постоянная. Ее направление неизменно, время движется только в одну сторону. Хотя часть моих коллег-физиков склоняется к тому, что это не играет роли, у меня, да и не только у меня, все же большие сомнения в этом. Значит, будущего здесь и сейчас еще нет. А вы есть. Выходит, что отсюда, где вы есть, вас невозможно отправить туда, где вас нет. Некуда отправлять.

             — А прошлого тоже нет здесь и сейчас, только не еще, а уже нет. Почему же я тогда в прошлое смог отправиться?

             Сахаров поднял палец:

             — Потому что о прошлом есть информация.

             — Ну а у меня-то о будущем есть информация!

             — Вы имеете в виду следующую неделю? Это не ваше будущее, а ваше прошлое, вы эту неделю уже прожили, я вам про это говорил. Петля. Вы сейчас смотрите на эту неделю из еще более далекого прошлого, из сегодня, седьмого числа. Отсюда она — будущее для всех, кроме вас. Поэтому вы туда отправиться можете, но для вас-то это не будущее. А вот в семнадцатое — уже нет, и ни коты, ни кроты вам не помогут.

             — Какие еще кроты?

             — Ну, я про кротовые норы так называемые. Один из гипотетических способов перемещения в пространстве и, возможно, во времени.

             — А такой вариант: я попадаю в прошлое, но не помню, что к этому привело. Просто вот очнулся у вас сейчас. И если вдруг коту захочется сейчас меня отправить... ну, в десятое число — он может это сделать, я ведь в десятом уже жил, так? У кота есть эта самая информация о прошлом. Но для меня, поскольку я ничего не помню, это фактически будет будущее.

             Сахаров, с полуслова поняв Меченого, все же выслушал его до конца, кивая и довольно улыбаясь.

             — Какой вы хитрый! — лукаво сказал он. — Но не хитрее природы времени. А времени все равно, помните вы или нет. Люди и без перемещений во времени память иногда теряют. Я вот вечно забываю, куда очки положил. Это же не значит, что у меня их нет, и что они у меня появятся только в будущем, когда я их найду. Вы, переместившись в десятое апреля, ни в какое будущее не отправитесь. С вашей точки зрения. С моей — да, вы переместитесь в будущее. Ну и что? Для меня это ничего не меняет, я-то туда не могу отправиться.

             — Как же не можете? Ведь информация о том, что вы десятого живы-здоровы, у кота уже есть!

             — Ну и что? Кот тут ни при чем. Он двигает время для кого-то конкретного. Время ведь относительно. Информация должна быть в моей стреле времени. А в ней, понятно, этой информации нет, я же еще не дожил до десятого...

             Сахаров вздохнул и усмехнулся:

             — Я вот и говорю, что неправильно объяснять вам теорию в прикладном ключе. Нужно либо одного, либо другого придерживаться. Иначе получается, что я вам доказываю теоретическую невозможность теоретическими аргументами, а вы мне возражаете, рассуждая о практике аргументами практическими. Но это неправильно, нужно оставаться в какой-то одной парадигме.

             — Ладно, пусть в будущее не отправиться. Хотя и жаль. Но получается, что для меня перемещения в прошлое ограничены только длиной моей жизни? В день до моего рождения я переместиться тоже не могу, ведь меня там нет?

             — Наверное, да, не можете. Но вы так меня спрашиваете, как будто это я время придумал. Меченый, я только выстраиваю гипотезы на основании того, что мне, ученому, известно. А так это или нет — кто знает?.. Впрочем, ладно, достаточно с нас теории.

             Сахаров положил маркер и сел за стол.

             — Что нам делать с этим Баюном?

             — Я не могу понять, во-первых, что вам надо от него…

             — Ну я вам, в общем, уже объяснил. Вопросов о времени масса даже у вас, а у меня еще больше, и с помощью этого кота на некоторые из них, видимо, можно было бы ответить. Коньяк есть, сигары, хотите? Впрочем, спиртное вам пока не надо, подождем с этим.

             — Нет, спасибо. А во-вторых, что самому коту надо? Зачем он там? Что он там делает? Я понял только, что он то ли не хочет, то ли не может уйти.

             — Не может, конечно! Он же так и говорил — хочу, мол, но не могу, правильно я вас понял?

             — Да.

             — Что-то его там удерживает. Вероятно, какой-то компонент Зоны, ноосферы, не знаю. Но в любом случае, не очень понятно, зачем ему уходить. Равно как непонятно и зачем ему было там появляться. Если он двигает время, то что ему в этом лесу надо?

             — А не связаться ли с Батиным руководством? Нет ли смысла на них как-то надавить, чтобы Батя рассказал побольше?

             — Я не уверен, что нужно это делать, — сказал Сахаров, пыхтя сигарой. — Не думаю, что там есть кто-то, понимающий не только принципы обращения кота со временем, но и природу времени вообще.

             — А что за база в Лиманске? Вы говорили, что Круглов туда улетел.

             — Мы в одном из зданий обустроили что-то вроде филиала. Оттуда до Красного леса близко, а в Красном лесу много всего для изучения. В Лиманске сейчас спокойно: почти все под контролем свободовцев. Не скажу, что со «Свободой» работать комфортно, но в целом нормально. Однажды был случай. Наши сотрудники отловили там зомби, хотели исследовать влияние…

             Но Меченый уже не слушал Сахарова. Он сидел, нахмурившись, а потом перебил профессора:

             — А вы знаете, кто северную часть Лиманска держит?

             — Насколько я в курсе, «Монолит». Но наши сотрудники там в безопасности, если вы за Круглова волнуетесь. Мы в южной части города, между нами и «Монолитом» — свободовцы.

             — И вы уверены, что Круглов туда именно по научным делам поехал?

             — Конечно. А по каким еще? — удивился Сахаров.

             — Вообще, это единственное относительно спокойное место в Зоне, где он мог бы контактировать с «Монолитом» на тему этого кота.

             — Зачем это?

             — Я знаю, что вы с «Монолитом» работаете.

             — Интересно, от кого вы это узнали? — строго и сухо спросил профессор.

             — От вас. Вы мне сказали, когда снаряжали меня на Радар. Пятнадцатого.

             — Да? Гм... И зачем я это сделал? Впрочем, ладно, сказал так сказал. Но Круглов тут ни при чем, эти контакты... Это не совсем то, что вы думаете. Они очень ограничены, там исключительно научный интерес. В основном артефакты.

             — Профессор, вы что, совсем ничего не видите? Да и я с вами тоже, — разволновался Меченый. — Круглов знал о коте больше, чем из расшифровок результатов общения. Он с ним точно виделся! Круглов понимал, что армия этим котом интересуется не просто выполняя задачу вашего сопровождения и охраны. И он зачем-то собрался увести кота к Свиблову. Не сюда. К Свиблову. Вы не подумали — что это вообще под собой подразумевает?

             — Подумал. Вероятно, он что-то выяснил, и не хотел, чтобы армия забрала кота. Военные держат на контроле эту историю, не хотят оставлять ее недоделанной, хотят выяснить, куда пропали монолитовцы, уж не знаю, зачем им это надо. Но Кругловым движет научный интерес, понимает, что…

             — Научный интерес? — перебил его Меченый. — «Чистое Небо» для меня маршрут разработало. Организовало схроны, посадило скрытно людей. Вы думаете, это так просто и быстро устроить под носом у бандитов в Долине или у армии на Агропроме? Круглов сообщил, что убил особиста, уходит, и что увидимся только у Свиблова. Но это у них «план Б», я уверен: вряд ли они планировали особиста убивать, там какая-то случайность вмешалась, видимо. А это значит, что был для Круглова и «план А». Это все — недели, а то и месяцы детальной проработки! Свибловским такое не под силу. У них ни специалистов таких нет, ни людей столько, ни ресурсов. То, что все это проделали скрытно от вас — это ладно. Но еще и от армии скрытно! Это значит, что Круглов работает уже не на государство, на кого-то другого, а «Небо» и Свиблов здесь просто перевалочный пункт. И кто-то другой — это «Монолит», больше некому.

             — Значит, вы считаете, что здесь идет скрытая от лишних глаз борьба армии и «Монолита» за этого кота? — снисходительно улыбнулся Сахаров. — Вы что, шпионских романов начитались? Вы полагаете, что Круглов вместе со Свибловым работает на «Монолит»? Не ставя меня в известность? Это невозможно. В этом случае — нет, невозможно. Круглов не шпион, а ученый.

             — Ваш ученый убил майора Особого отдела, — напомнил Меченый.

             — Это детали, детали, — отмахнулся Сахаров. — Как ученый он понимает, что он один не осилит такую тему, как этот кот. Даже со Свибловым и его коллегами. Без здешнего оборудования и документационной базы им не обойтись. Это как если в школьный кабинет принести реактор с управляемым термоядерным синтезом. Ух ты, какая штуковина, вот это да! Но сделать с ним ничего не получится. Так что если ловить кота, то только затем, чтобы транспортировать сюда и никуда больше. Даже за периметр, в Институт его нет смысла везти: там без нас просто не смогут его исследовать. Нет, Меченый, конечный пункт кота — здесь, вот в этом отсеке.

             — Может быть, вас и не игнорируют, — терпеливо объяснял сталкер. — Просто по каким-то причинам вам все хотят рассказать уже на следующем этапе, когда кот будет под их контролем.

             — Под контролем лабораторного комплекса «Янтарь», — уточнил Сахаров. — То есть, под моим. Я вам повторю: если кот принципиально транспортабелен и если его удастся из леса вытащить, то как только вытаскивающий получает над ним контроль, это означает, что кот находится под моим контролем. И рано или поздно он будет здесь. Иначе все бессмысленно.

             — А я вам повторяю, что такие операции мимо вас планируют не для того, чтобы отдавать объект операции вам. И отсюда два варианта. Первый: вас потом просто проинформируют и как-то вынудят работать не на Институт. А второй…

             И Меченый замолчал, выразительно подняв брови.

             — Что — второй? — вытаращился на него Сахаров. — Меня попытаются похитить?

             — Вы что, шпионских романов начитались? — засмеялся Меченый. — Да нет. Второй вариант — это все организовали вы.

             — Ну, знаете!.. — возмутился Сахаров.

             — Знаю, знаю. Не вы. Так что смиритесь, Круглов работает не на вас. Уже работает: времени-то немного осталось. Батя, вызов меня сюда, «Аргон» — это все финальная стадия, остальное давно готово. Не знаю, в курсе вы или нет, но с месяц назад «Монолит» был на Болотах. Дело темное, но вроде бы они исследовали возможность установки каких-то облучателей для группировки «Последний день». А группировка «Последний день», как вам наверняка известно, прибыла сюда из параллельной реальности. А может, и из будущего, как и я к вам. Я начинаю думать — не связано ли это.

             — Чепуха, — сердито отмахнулся Сахаров. — Никаких облучателей и параллельных реальностей там не было. Какие облучатели? Дичь и мракобесие. Мне рассказывал кое-кто из генералитета про эту историю. Обычный криминальный инцидент… Как это… Ну, силовое столкновение интересов, в общем. Разборка, вот! Разборка. Там армия вовремя вмешалась, уничтожила зачинщиков.

             — Уничтожили их мы с друзьями. Армия от этого дела за версту держалась. Я не исключаю, что они обо всем знали, и решили просто, что если мы все друг друга перебьем, то им только польза будет. Не осуждаю. Но они там никак не участвовали.

             — Да? — засомневался Сахаров. — Но мне товарищ генерал с такими, знаете, увлекательными подробностями о тех перестрелках рассказывал…

             — Ну, рассказывать-то они мастера, что есть то есть. Но это ладно. Вы, мне кажется, пропустили в моем рассказе кое-что. Вас разве не удивил тот факт, что Круглов со мной связался?

             — Но вы же сами говорите, что «план Б». Естественно, он в таком случае должен был с вами связаться, объяснить, что вам делать… Или вы о чем-то другом?

             — О другом, о другом. Как это он со мной связался, если связи там не было?

             — О, черт, а и в самом деле!.. Так… И что, по-вашему, это означает? Какие-то специальные средства связи? Вообще, в теории… Я бы на его месте сделал так: бросил бы провод в лес, и там установил ретранслятор.

             — Он так и сказал, ретранслятор.

             — Возможно, в границах леса беспроводная связь работает. Понимаете? Внутри. А для внешнего мира — просто кабель. Есть еще вариант, обратный: транслятор и автономное питание к нему расположено внутри леса, а наружу где-то выходит провод и замаскирован ретранслятор. Но для таких схем нужно проходить внутрь леса. Или делать все это сильно заранее, зная, что там произойдет. Да, вы, возможно, правы, это все попахивает подготовкой. Или перемещением во времени? Отправился в прошлое, поставил ретранслятор. А?

             — Вряд ли мы что-то узнаем, информации мало.

             Сахаров побарабанил пальцами по столу.

             — Так-с... Ну ладно. Давайте подытоживать. Я предлагаю такой план: вы остаетесь у меня до пятнадцатого. Я сейчас начну организацию лагеря на Радаре, Круглова из Лиманска сразу командирую туда. Вам лучше пока не встречаться с ним. Лучше не надо. Минимум контактов с внешним миром, чтобы ничего не поломать. Пятнадцатого прилетит Батя, получите «Аргон», отправитесь на Радар. Зайдете в лес под «Аргоном», а там уже смотрите по обстановке. Надо как минимум постараться выяснить у кота, что требуется для его вызволения из леса, и не возражайте ему, чтобы он опять вас в какое-нибудь прошлое не зашвырнул. Ваша цель — вынуть его оттуда. Ну и особиста уберечь. Я думаю, вам и правда стоит по прибытии туда поговорить с Кругловым. Путешествует ли и он во времени — мы не знаем, но пятнадцатого он, конечно, уже будет в курсе. И если получится кота оттуда вызволить — сразу тащите его сюда, но будьте начеку. Мы не знаем, что Круглов задумал, с кем он работает. Я, пока вас не будет, здесь подготовлю условия для того, чтобы никто кроме нас с котом не контактировал. Запрошу у Института специальную охрану. Может, даже имеет смысл «Янтарь» блокировать для посторонних... Ладно, с этим разберусь. Как-то так. Что думаете?

             — Да, так и поступим, — кивнул Меченый. — Только чем мне до пятнадцатого тут заняться? Давайте буду вам в организации помогать, что ли. Не валяться же мне неделю на койке.

             — Нет-нет, — вскинулся Сахаров. — Вот ваша задача — как раз валяться на койке. Стационар, так сказать. Я должен вас обследовать. Надо понять, как реагирует организм на такие перемещения. И даже не возражайте. Когда еще наука получит возможность работать с организмом из будущего? А? Так что валяйтесь. Это и прикрытие неплохое: посторонним будем говорить, что Меченый первым откликнулся на призыв ученых пройти почти бесплатную диспансеризацию, что и всем рекомендует...

 

Скрытый текст

ГЛАВА IV

ДВА ДУЭТА

            

             Время здесь — как зверь: когда ты проходишь мимо, оно может следить за тобой, затаившись, а может броситься на тебя и укусить. Как было в моем случае? В тот раз, когда я проходил мимо него, оно прикинулось мертвым.

          

   Майор Клименко

            

             Неделя в бункере пролетела незаметно. Сахаров развил бурную деятельность, и Меченый, к которому профессор подсоединил, казалось, все имеющиеся приборы, датчики, катетеры и капельницы, что были в его распоряжении, получил возможность с любопытством и восхищением наблюдать за бурлящим неуемной энергией профессором. Меченый редко задерживался в бункере, и теперь смог проникнуться изнутри повседневной жизнью и работой его обитателей.

             Сахаров оказался сторуким Шивой. Спал он по пять часов в сутки, все остальное время работал как проклятый. Активно исследовал организм Меченого, собирал данные об исследованиях аномалий и зверья, которые проводили аспиранты, постоянно надиктовывал отчеты, связывался с Институтом и ругался с кем-то из коллег-халатов: там позволили себе задержать отправку каких-то реактивов для лагеря на Радаре.

             — Деточка! — вопил он в трубку внешней телефонной связи, прижав ее ухом к плечу, поскольку руки его были заляпаны какими-то химикатами. — Двадцать первого апреля никакая отправка уже не будет нужна! Четырнадцатого апреля реактивы по заявке «эн-тэ» за номером двести восемьдесят два должны быть здесь, у меня на столе... Милая, меня ваша бухгалтерия не интересует! Вы там руководитель, не я! Не будет реактивов — собирайте манатки: двадцать первого я сам приеду в Институт, с собой привезу полумертвого зомбированного, посажу его в ваше кресло, и тем буду до-во-лен! Потому что от зомби на вашем месте явно будет больше пользы, чем от вас! Вы же отправитесь со мной сюда, я вам здесь найду применение. Будете мне прозекторскую драить, кишки кровососовские со стола смывать. Один черт вы больше ни на что не способны! И не надо мне в трубку плакать, милочка, слезная жидкость по телефонным проводам не передается, это физика, да-с! Поберегите нервы, они вам здесь пригодятся, хоть я и человек покладистый, как вы уже поняли. Все!

             Хряснув трубкой по рычагам телефонного аппарата, Сахаров бросался к монитору — там наконец-то появились результаты замеров, которые он ждал. Спустя несколько минут он уже командовал долговцами, указывая им, куда положить принесенного ими раненого командира квада, устраивал выволочку аспиранту, который подвернулся под руку невовремя, из-за чего Сахаров опрокинул емкость с каким-то цианидом прямо на клавиатуру («Я вас ее носом пылесосить заставлю!»), торговался с двумя пришедшими сталкерами («Нет таких цен, здесь вам не Кордон, я за ”Медузу” никогда столько не дам, и не мечтайте!»), объяснял какому-то страдальцу, что не может вылечить ему зуб («Голубчик, ну у меня тут не стоматология, нечем лечить! Вот дрель у меня есть — хотите, попробуем?»), менял плату в блоке управления вентиляцией, а потом, уже держа в одной руке надкусанный бутерброд, а в другой — перьевую ручку, подписывал прибывшему фельдъегерю Института какие-то ведомости, и вообще выполнял кучу дел одновременно.

             Пятнадцатого утром на вертолете прилетел Батя. На этот раз Сахаров и Меченый, стремясь все сделать побыстрее, не стали предлагать майору коньяк и не обременяли долгими беседами ни его, ни себя. Меченый подписал все, что требовалось, профессор выпроводил Батю, сославшись на отсутствие времени, и вскоре уже Меченый, еще со вчера собравшийся, положив чемоданчик с инъектором и ампулами в рюкзак, вышел из бункера. Провожавший Сахаров сказал ему в напутствие несколько фраз, повторив все, о чем они договорились и, пожелав удачи, скрылся за железной дверью.

             Меченый присел на сваленные в кучу вентиляционные короба, решив покурить на дорожку. Глубоко затягиваясь и выпуская дым, он прокрутил в голове прошедшую неделю. Ничто не указывало на то, что из-за перемещения во времени в нем что-то изменилось, и, по большому счету, сталкер задумался обо всем этом только сейчас, когда развязка всей истории, по его представлениям, была уже близка.

             «Оказывается, ничего особенного. Просто получается так, что я теперь до конца жизни буду жить в прошлом, отставать от самого себя и событий, которые со мной произойдут, на неделю. Правда, это уже будут другие события, но все равно. Странно. Я же знаю, что сейчас уже двадцать третье апреля, что уже все случилось. Но как случилось? Может ведь быть так, что меня на самом деле уже нет. Убили меня. Девятнадцатого, например. И что? Получается, мне нужно иметь в виду это и жить каждый день как последний?

             Но нет, все не так. Не факт же, что меня убьют за эту неделю. А жить в Зоне каждый день как последний — это для новичков-дурачков. Расхожая философия на Кордоне под водочку. И до Свалки доходят только те, кто сообразит, что новый день не наступает только для тех, кто его не ждет. Здесь стоит жить так, чтобы было что делать завтра, чтобы было ради чего жить завтра. Тогда завтра и наступит.

             У меня вот и сегодня, и завтра полно дел. Тот бандит, которого я подлатал в Лощине, Гершензон — как он вещал? Спас одного братка — спас всю братву. Так что можно сказать, что я, спасая одного майора, спасая целую эту их дивизию особого назначения. Да и Круглова спасу. Не от смерти, а от ненужного убийства. Еще неизвестно, что хуже, между прочим, если в человеке совесть есть. А значит, спасу и всех ученых. О как! Меченый — спаситель вояк и очкариков.

             И одного котика. Мяу.

             Так что хлопот у меня навалом, в ближайшие дни не помру. И нечего рассиживаться, пора идти. А если действительно и кота удастся вытащить, то жизни мне будет отмерено немало, потому что с котом этим дел — не переделать».

            

             ***

            

             Меченый внимательно рассматривал в прицел полевой лагерь ученых. Лицо молодого парня, одетого в научный комбинезон, было Меченому уже знакомо.

             «Стасик тут. Отлично».

             Сколько он ни всматривался в других ученых, снующих туда-сюда, больше никого не узнал. Охрана лагеря тоже была ему незнакома.

             Когда он уже подходил к лагерю, ему пришло сообщение от Сахарова. Профессор забыл дать ему пропуск, но уверял, что сообщит в лагерь о его прибытии.

             «Это как раз хорошо, что армия их охраняет. Окажись тут Киценко какой-нибудь — все бы усложнилось, от него не отвяжешься. Ладно, Стасик так Стасик. Если мы когда-нибудь в бункере виделись, он меня может узнать, это хорошо будет. А если нет, по имени к нему обращусь, что-нибудь наплету. Главное — вызвать Круглова».

             Он отполз за валун, поднялся, проверил экипировку и неспешным, немного усталым шагом вышел на дорогу и направился к лагерю. Охрана около поста следила за его приближением спокойно, и лишь когда он подошел совсем близко, один из бойцов вскинул автомат и направил его на Меченого.

             — Дергаться не надо, — посоветовал сталкеру вышедший из-за бетонного блока капитан. —Тебя и со спины на прицеле держат.

             «Черт! — разозлился на себя Меченый. — Совсем расслабился, никого не заметил. А ведь должен был, я их фокусы знаю!»

             — Тебя тоже, — в тон капитану огрызнулся Меченый, с досады включив злого. — Если я сейчас дернусь, ты на одной линии между нами окажешься. И вот эта макака, что на меня автомат направила, тебе с перепугу очередь в спину даст.

             — Вот и не дергайся, — озлился и капитан. — Спокойно разворачивайся и иди, откуда пришел, пока можешь ходить.

             — Я к Круглову, он меня ждет.

             — Ничего не знаю, проход по пропускам.

             — Конечно, не знаешь, дерево, откуда тебе знать? Где твой старший?

             — Я тут старший. Пропуск предъявляем. Нет пропуска? Зона большая, иди куда хочешь. Если не знаешь, куда — подскажу.

             Но к ним уже быстрым шагом направлялся Стасик.

             — Привет! — радостно протянул ученый руку.

             «Значит, виделись в бункере, значит, узнал! Хоть в чем-то везет...»

             Меченый показушно-вяло протянул ему три пальца. Стасик уважительно потряс их.

             — Что, не пускают? — задорно продолжал он. — Да, формалистики у нас в достатке. Вот бы с артефактами так... Товарищ капитан, это к нам.

             — Мне все равно, к кому. Без пропуска никто не проходит.

             — Товарищ капитан... Леха! Ну брось ты. Круглов его ждет, неприятностей не оберешься потом.

             — Вот пусть Круглов мне пропуск на него выпишет — тогда, может, и пройдет.

             — Лех, слушай...

             — Никаких Лех тут нет, — высек в граните капитан. — У меня приказ.

             Ученый вздохнул.

             — Ладно, Меченый, побудь тут, я сбегаю за пропуском.

             — Стоять, — спокойно сказал ему капитан. — Пропуск.

             — Он у меня там, — растерявшись, ткнул рукой Стасик за спину капитану.

             — Пять шагов назад. Без пропуска никто не проходит.

             — Ты так, значит? — и ученый выхватил рацию. — Ну, тогда не обижайся. Круглов-то нам пропуска сейчас принесет, но больше никаких карт с нами под винишко по вечерам у тебя не будет, я с тобой теперь в одном поле не сяду...

             — Борзоте вот этой все рассказывай, — кивнул на Меченого капитан.

             — Да, да, понятно. Все мне с тобой понятно, — крутя настройку, кивал Стасик.

             — Подожди, — остановил его Меченый. Встреча с Кругловым в такой ситуации в его планы не входила, особист мог увязаться за ним. — Товарищ капитан, я был неправ, приношу свои извинения. Не хочу, чтобы вы из-за меня ссорились. Пропуска у меня нет — Сахаров забыл дать, и сюда, видимо, забыл сообщить. Меня действительно очень ждет Круглов. Вы в курсе, конечно, без вас тут ничего не делается, но и я понимаю — порядок все же должен быть...

             Капитан, чуть смягчившись, молча кивнул.

             — Давайте так. Мы пройдем — вон, до палатки Круглова. Я заходить не буду, останусь на улице, у вас на виду, а коллега возьмет пропуска, вернется, и предъявит. Ну или сопровождающего нам дайте.

             И он улыбнулся:

             — Не ночевать же нам тут! Да и коллегу хватятся — и найти не смогут. Тоже непорядок. А я впредь буду повежливее. Обещаю. Извините.

             Капитан посторонился и неохотно, еле заметно качнул головой. Сталкер и ученый прошли блокпост.

             — Ну, Леха, — бурчал Стасик под нос, — я тебе припомню...

             — Слушай, — перебил его Меченый вполголоса, — особист у вас есть в палатке?

             — Да, Клименко, он, по-моему, там сейчас. А что? — так же потихоньку спросил ученый.

             — Мне нужно без лишних ушей с Кругловым поговорить. Так, делишки кое-какие, ничего особенного, но не хотелось бы при этих солдафонах, а особист от него, наверное, ни на шаг, а?

             — Как приклеенный, — хмыкнул Стасик.

             — Ты можешь Круглова наружу без него вызвать?

             — Попробую.

             — Давай. Я вот здесь постою, чтобы капитан твой видел и не нервничал.

             Ученый исчез в палатке, собранной из оранжевого пластика. Вскоре оттуда вышел Круглов.

             — Привет, Меченый. Стасик сейчас пропуск сделает, все нормально.

             «Спокойно держится. Но это он просто еще не знает, что особиста соберется убивать. Это же план Б».

             — Видишь, как у нас тут все, — обреченно продолжал Круглов. — Бардак, в котором поддерживается видимость порядка. Армия есть армия...

             — Слушай сюда, — негромко сказал Меченый. — Все отменяется, никакого кота ни к какому Свиблову я не потащу. Ясно?

             — Ничего не ясно, — засмеялся профессор. — Какого кота?

             Меченый растерялся. «Не знает! Что-то не так...»

             — Подожди. Сядь-ка, — Меченый силой усадил Круглова на какой-то ящик и сел рядом.

             — Да что с тобой? — удивился Круглов.

             «Не знает?!»

             — Молчи! Дай подумать.

             «Должен знать же! Или мы все напутали? Или... или из-за чего-то все в этом прошлом пошло не так, и Круглов действительно ничего не планирует? Но как это? Я оказался в седьмом апреля, он уже седьмого должен был быть в курсе, сегодня пятнадцатое, сегодня все должно произойти! Не за неделю же они всю подготовку провели? Нет, конечно! Все готово давно, еще до седьмого было готово! Он должен знать! Тогда почему он?.. Ничего не понимаю. Или придуривается?!»

             — Не валяй дурака. Я все знаю. И что бы дальше ни случилось, не вздумай убивать особиста.

             — Что? — удивился Круглов.

             — Я там был. В лесу. Говорил с котом, сегодня, пятнадцатого, вечером. А сейчас день. Я в прошлом сейчас. Не удивляйся. Со мной все нормально, и ты это понимаешь. Указку можешь сейчас дать. Хотя она не нужна, я все знаю. У меня задача, чтобы больше перемещений во времени не было, и чтобы ты не убивал особиста. Все понятно? Или надо еще что-то объяснять?

             Круглов открыл рот, чтобы ответить, но тут сзади них раздался голос:

             — Надо. Я бы тоже послушал.

             Меченый и Круглов, вздрогнув, обернулись. Майор стоял, прислонившись к каркасу палатки, и смотрел на них.

             Круглов переводил взгляд с Меченого на майора.

             — Оба внутрь, — скомандовал особист. — И без дураков.

             — Тогда ты здесь остаешься, — сострил Меченый. Но вяло, без огонька.

             Теперь ему нужно было что-то говорить. Что и как — он не понимал, но понимал, что он хоть и в научном лагере, однако под контролем военных, и одному с боем пробиваться отсюда было бы трудновато. Придется плясать под майорскую дудку. Во всяком случае, пока.

             Он поднялся и пошел в палатку.

             «Надо выиграть время. А может, закосить? Попал под контролера, сознание путается, бред и все такое... Да нет, не получится».

             Меченый уныло подумал, что крепко ошибся, взявшись за эту историю. Сначала Батя этот...

             «Вот, с него-то все и пошло враскоряку! Мутный какой-то тип. Отлично знал, кто я такой, а быковать не побоялся. Хотя, если про кровососа на скамейке не врет, то неудивительно. Кто из Припяти живым вернулся, тот уже никого не боится. Затем особист со своими приемчиками. Круглов, за каким-то хреном пустивший особиста в расход. И вишенка на торте — кот. Сначала отправил в нокдаун — и хвала Зоне еще, что не загрыз! — а потом и вовсе зашвырнул на неделю назад. А ведь мне опять туда сейчас идти! И если сейчас кот меня опять отправит в прошлое, неизвестно еще, чем все это обернется».

             И Меченый сильно разозлился — так, что даже дыхание от гнева перехватило.

             «Да пошло все к едрене матери! Навязались на мою голову, геморрой один! Я бы уже сто артефактов набрал за это время! Выложу этому майору как есть, схожу к коту, гранатами его нахер закидаю, что останется от него — приволоку им, и пусть сами разруливают! Один требует к Свиблову его тащить, другой — на Янтарь... Делать мне нечего! Все, хватит!»

             И, рванув дверь, зашел внутрь. Круглов и особист последовали за ним. К палатке подбежал запыхавшийся Стасик, спешащий сообщить, что пропускное недоразумение улажено, но особист коротко взглянув на него — так, что тот остановился как вкопанный, — закрыл перед ним дверь.

             Прошипел пневмозамок. Стасик пожал плечами, и, подумав, отправился по своим делам.

            

             ***

            

             — Чепуха какая-то!.. Зачем мне вас убивать?

             Круглов беспомощно потрясал руками. Меченый же смотрел на майора как на совершенно незнакомого. Это был уже не тот человек, образно толкующий ему о копье и наконечнике. Но не было в нем и той киношной следовательской жесткости, колючих глаз, хмурого лба, руки, твердо выписывающей строчки в протоколе. Перед ними сидел настоящий сильный хищник — спокойный, расчетливый, устремленный только к одной цели, которому не нужна показуха прыжка. Такой, ухватив жертву, ее уже не отпустит.

             И Меченый даже немного порадовался, что во времени что-то поломалось, и Круглов ни в чем не виноват: майор его совершенно точно сожрал бы. Но сталкеру было не по себе. Да, ему эта история нравиться совсем перестала, он рассказал все и Круглову, и майору, но, хотя умом за собой никакой вины не чувствовал, сердце все же было не на месте.

             «А вообще-то Клименко понять можно. В его работе наконец-то наступило не просто что-то значимое, не аспирантик, пойманный на припрятывании золотого лома из сломанного прибора, а настоящий ураган, причем внезапный, да еще и касающийся лично его, майора. Действовать ему нужно быстро и безошибочно. Тут не позавидуешь. Но включился особист мощно, даже мне неспокойно стало — точно ли я правильно решил, что надо все рассказать? Не поторопился ли на эмоциях?..»

             И с каким-то уважением Меченый подумал, что в передряге с таким напарником не пропадешь. Сталкер из майора вышел бы отличный.

             — Слушайте, ну даже если бы все было так, в чем смысл тащить этого кота к Свиблову, кто объяснит? — молил Круглов. — Зачем? Что там с ним можно делать? Вы были у них? Видели? У меня на большой земле дачка есть, там будка собачья стоит старая. Так вот она лучше, чем их жилье! Какая у них на Болотах научная работа может быть? Тем более — с таким уникальным объектом, если только он действительно существует!

             — Вы лучше объясните, зачем вам вот эта лазерная указка? — напирал майор. — Какой научной необходимостью продиктовано наличие у вас здесь лазерной указки?

             — Это удобно, — пожал плечами Круглов. — Если нужно на что-то дистанционно указать. Потому указкой и называется.

             — Идем дальше, — кивнул особист. — Что за аппарат?

             — Да не знаю я!

             Круглов вскочил и зашагал между столом и койкой.

             — Если послушать, что говорит Меченый, то это должен быть какой-то несложный по конструкции прибор. Ну простой радар, понимаете? Только улавливающий отражение какого-то специфического сигнала, излучения, все равно. Но нет у нас тут такого оборудования! Нет смысла, потому что мы не знаем, какое именно там излучение, если только оно вообще там есть. Похожее, рассчитанное на импульсы контролеров — да, мы его сюда привезли. Но... Как вам объяснить... Это все равно что ручку настройки радиоприемника крутить в надежде поймать не радиоволну, а телеэфир. Может, и есть там какое-то неизвестное излучение, но нет ни одного, которые нам известны, это все проверено уже.

             — Дальше. Как объясните, что Меченый знает детали обстановки? Вино, например, в ящике. Ключи у аспиранта. Указка. Положение дел с отчетами и рапортами. То, какие сигареты я курю. «Воронка».

             — А вот, пожалуйста, — демонстративно протянул руку Круглов. — Вот вам Меченый, у него и спрашивайте.

             — Он свою версию рассказал. Версия фантастическая. Но в ней все факты стыкуются. А в вашей — одни вопросы.

             — Да? То есть, он с помощью котов путешествует во времени — это нормально, а лазерная указка у меня — это подозрительный факт и чуть ли не улика в убийстве? Вы в своем уме?

             — Слушайте, профессор, — продолжал давить майор, — вы же понимаете, что тут что-то не так. Что Меченый не придумал это все. Я уж не говорю о том, что можно сейчас просто позвонить Сахарову, а еще лучше задержать и допросить — и я уверен, что он подтвердит слова Меченого. Как вы понимаете, вряд ли они сговаривались такую дикую историю наплести.

             Особист сделал паузу. Круглов только вздохнул и покачал головой.

             — Я прошу вас осознать, — продолжил майор, — что мне все эти ваши путешествия во времени как таковые неинтересны, я хочу понять — зачем вы все это делаете? И полностью ли отражаете все в отчетах? Я еще ни в одном вашем отчете не видел ничего, связанного со временем, а тем более с путешествиями во времени. Меж тем Меченый с вами говорил об этом так, словно это для вас обоих прогулка перед сном. Вот как вы это объясните?

             Круглов обессиленно опустился на стул.

             — Я не знаю. Ни про каких котов, ни про аппараты, ни про путешествия во времени. И убивать я никого не собирался. Делайте что хотите.

             — Ну а я вот вам кое-что объясню. У нас есть оперативные данные, что в Зоне... производятся некоторые действия, которые могут быть направлены на исследования времени, скажем так.

             — Кем проводятся? Я тут при чем? — воздел руки Круглов.

             — К вам приходит Меченый, — не слушая Круглова, продолжал особист, — вы разговариваете о перемещениях во времени и убийстве сотрудника Особого отдела, которое якобы имело место в будущем. Сегодня-завтра. Я ничего не путаю, Меченый?

             — Вот что, майор, — подал, наконец, голос сталкер. — Я ему верю. Видимо, все же из-за этого перемещения во времени произошли какие-то изменения. Убедиться в этом не то чтобы просто, но можно. Пройти по маршруту, который он мне скидывал, и помяукать в контрольных точках.

             — Да что за бред?! — взвизгнул Круглов. — Меченый, ну ты послушай себя-то! Ты... Х-ха! Вот очень хотелось бы посмотреть, как вы на пару ходите по Темной Долине и мяукаете там! Может, ты под пси где-нибудь попал, и у тебя спутанность сознания? Или у Сидоровича паленой водки выпил?

             — Ну да, Сидорович мне за стаканом и рассказал, где у вас тут что находится, — огрызнулся Меченый. — И Батю позвал, чтоб на троих было, как положено.

             — Ну, уж где ты с Батей встречался — это тебе виднее, — разозлился и Круглов. — Вся Зона этими вот вояками кишит. Какие аппараты куда ни направь — все на них наткнешься!

             Он снова вскочил и забегал.

             — Чушь какая-то... Нонсенс!

             Меченому стало его жаль. Круглов совершенно точно был ни при чем.

             «Сейчас, — уточнил про себя Меченый. — Сейчас он ни при чем. А в том прошлом был очень даже при чем. Но что-то поломалось. Что-то пошло не так. И непонятно, как из всего этого теперь выруливать. Прав был Сахаров, риск наворотить — огромный. Вот и наворотили... Получается, здесь, в этой версии времени, никакого кота в лесу нет? Да есть, конечно, иначе зачем здесь лагерь разбили? В лесу что-то происходит. Просто Круглов о коте ничего не знает, видимо. Как бы то ни было, особист этот с него теперь не слезет, хоть профессор ни в чем и не виноват».

             Обреченный на расследование хищника-особиста профессор, бормоча какие-то междометия, все так же сновал по палатке. Майор сосредоточенно всматривался в схему, которую они с Меченым набросали на большом листе бумаги с перфорацией по краям.

             «Как ни крути, в лес чапать придется, — продолжал размышлять Меченый. — Хотя бы для того, чтобы понять — там кот или нет. И если там... Нет, пропади все пропадом, не буду я с ним бодаться. Гранаты ему — ерунда, конечно, кот этот вон какие фокусы проделывает! Навру ему что-нибудь, если снова заговорит, выйду оттуда, доложу — и пусть сами со всем этим разбираются. Чем больше пытаешься где-то что-то выгадать, тем больше все запутывается, и тем больше риск чего-то наворотить. Мне платит Сахаров. Что он просил сделать? Выяснить, как можно работать с котом? Вот и буду выяснять. И еще Сахаров просил предотвратить убийство особиста. Ну, с этим, слава Зоне, теперь все в порядке, жив-здоров майор, и Круглову убивать его незачем. А что касается кота...».

             Меченого кольнуло какое-то горькое чувство. Он тут же сообразил, что даже сочувствует коту.

             «Пока останется мяукать там, в этом лесу. Хотя оставаться там он явно не хочет, ему все это не по нраву, и мы с ним в этом похожи. Кем бы ни был кот, а жаль его как-то: эти халаты, уж можно не сомневаться, рано или поздно найдут способ вытащить его оттуда. Чтобы тут же аппаратами своими в него начать тыкать, это к бабке не ходи».

             Меченый устало закрыл лицо руками, потер его. И вдруг услышал глухой стук.

             Он вскинулся — и не поверил своим глазам. Особист уронил голову на стол. А над ним стоял совершенно спокойный Круглов с большим резиновым молотком в руке.

             — Ты... что?..

             От нереальности происходящего, от мгновенного превращения Круглова из растерянного ученого в расчетливого убийцу Меченый оторопел и потерял голос.

             — Да ты охренел?! Ты что, совсем идиот??? — зашипел он.

             — Это ты идиот, — громко и зло сказал Круглов. — Попались — ладно, но я никак не думал, что ты все ему выложишь!

             — Что...

             Меченый откашлялся, и заговорил своим голосом, хотя и несколько дрожащим:

             — Что ты, дятел, натворил? Что ты теперь делать собираешься, а?

             — То, о чем и договаривались: лес, кот, Болота — сосредоточенно ответил Круглов. — Бери его за ноги.

             Меченый, еще плохо соображая, помог Круглову отнести особиста на койку. Круглов порылся в какой-то сумке, достал ампулу, набрал в шприц раствор, и, задрав рукав гимнастерки майора, сделал ему укол.

             — Значит, все происходит так, как было? — окончательно пришел в себя Меченый. — И маршрут у тебя разработан? И Свиблов ждет?

             — Конечно. С чего бы иначе? Только теперь мы идем вдвоем. Я не хочу больше сюрпризов. И вдвоем у нас с котом получится лучше.

             Круглов говорил отрывисто. Он быстро просматривал бумаги и часть из них складывал в рюкзак, брал какие-то вещи, артефакты — он явно спешил. Затем повернулся и как-то устало сказал Меченому:

             — Ладно. Чего ты залип? Собрался, готов?

             — Ну не-ет! — уже взревел Меченый. — Вот теперь я точно ни шагу не сделаю, пока ты мне все не объяснишь!

             — А, ну конечно, — иронично протянул Круглов. — Самое время. Особист коньки отбросил, давай, Меченый, спокойно посидим рядком, да поговорим ладком.

             — Я думал, ты его оглушил просто... Что ты ему вколол?

             — То, от чего не выживают. Значит, слушай меня, сосредоточься. Я тебе говорил, что нет ничего важнее этого кота? Так и есть. Кот — время. Нечто, заключающее в себе суть времени, Сахаров прав, хотя он ничего об этом не знает. И то, что он прав — опасно, потому что могут узнать и те, от кого хорошо бы все это скрыть.

             Круглов, говоря, продолжал собираться.

             — Откуда ты знаешь? Ты с ним уже говорил, с котом?

             — Нет. Я ходил вокруг границ, и увидел его. Недолго, секунд десять, но было понятно, что никакой это не кот. А когда ты явился, и с порога про кота мне начал — я подумал, что Сахаров уже как-то догадался и тебя натаскал. Но я и представить себе не мог, что ты уже был тут, и что кот тебя отшвырнул во времени. Это ведь правда все, что ты рассказал? Фантастика, конечно, мы на такое не рассчитывали даже!..

             Круглов, увлекшись, потрясенно смотрел на Меченого.

             — Я никуда не пойду, — твердо сказал сталкер. — Была задача выяснить — я выяснил: там какое-то паранормальное чудище в виде говорящего кота. Пропавших не обнаружил по причине нехватки вре... времени, поскольку был отброшен в прошлое. Сахаров просил все сообщать тебе — вот, я сообщил. Он еще и просил сделать так, чтобы ты майора не убивал — ну, не удалось, пусть часть оплаты удержит. Все, дальше работайте сами со своей фантастикой. У меня и без вас дел прорва.

             И тут же, упершись взглядом в безжизненное тело майора, лежащее на койке, вспомнил свои размышления на вентиляционных коробах у бункера, и подумал: «Только вот одним делом меньше стало...»

             — Не болтай чепухи, — снова сосредоточенно заговорил Круглов. — Ты, надеюсь, способен понять, что никакая Зона со всеми ее делами и чудесами не может быть важнее контроля над временем во всей Вселенной? А вопрос именно так и стоит. И уж, конечно, никакой майор Особого отдела не может быть важнее этого.

             Профессор, наконец, закинул рюкзак на плечи, подошел к стойке с оружием, взял свой автомат.

             — Выходим. На улице ни с кем не разговаривай, все, что нужно, я скажу сам.

             Меченый был будто в трансе. Куда-то испарилась легкость мысли, он с трудом увязывал события в цепочку, все мешалось, путалось местами, никак не складывалось. Он покорно вышел за Кругловым наружу и последовал за ним до поста около вагончика.

             Уже начинало вечереть. Пока Круглов объяснялся с военными и тыкал пальцем в какие-то бумаги, Меченый старался сообразить не столько то, что ему нужно будет сделать, а то, что он делает сейчас. Он шел за Кругловым и не возражал потому, что вдруг подумал о времени вообще, и, вспоминая объяснения Сахарова, о том, что для ученого действительно нет ничего важнее понимания природы времени, потому что на нем вся Вселенная и держится. А уж возможность контроля над временем — это...

             «И если и вправду они могут как-то поставить это себе на службу, то я их понимаю. Кого угодно убьют, не моргнув глазом. Это у них называется Благо Человечества. Перед этим даже Интересы Государства — так, черствая горбушка. А его представители-майоры — и вовсе крошки, которые со стола смахивают, сытно пообедав и порыгивая».

             — Да, на обоих разрешение, — объяснял Круглов военным, — вот, в двух местах подписи майора Клименко. Вот время возвращения — завтра не позднее двенадцати... Да... Он у меня в палатке, спит уже. Хотите — идите и будите сами, я не собираюсь. Какой инструктаж? Детектора аномалий? Зачем мне проходить инструктаж по детектору аномалий, если я этот детектор сам и разрабатывал? Да... Спасибо. Меченый, пошли.

             «С другой стороны, — продолжал размышлять Меченый, — а вот что я вообще в этом понимаю? Может, это действительно какое-то такое благо, ради которого можно и майора со стола смести? На койку. И шприцом его во имя человечества ужалить. Я ж не знаю ни хрена. Может, это все ведет, например, к вечной молодости. Да хотя бы к победе над болезнями. Вот судья, судит Круглова за убийство майора. Так? А тем временем с помощью этой штуковины, кота этого самого, ради отлова которого Круглов майора и грохнул, можно там, не знаю... рак победить. Сдвинув время и пространство. А у судьи дочка как раз раком болеет, ей четыре годика. Ну, и? Да судья этот скорее прокурора засадит за то, что он Круглова в суд притащил!»

             — Тут тихо, можем и поговорить, — сказал Круглов.

             Меченый очнулся от мыслей, словно услышав что-то знакомое.

             — Я тебе сразу скажу: майора мне жаль. Он просто не к месту и не ко времени оказался и нос свой сунул куда не надо. Была бы возможность, я бы обошелся без этого. Я не так приучен убивать, как ты... как вы, сталкеры, или как военные. Для меня это стресс. Но ты видишь, что я стараюсь держать себя в руках, потому что то, что мы сейчас с тобой будем делать, действительно важнее всего. Совершенно точно важнее моей жизни, например.

             — И важнее моей, видимо? — усмехнулся Меченый.

             — Конечно, — легко согласился Круглов. — Если почему-то передо мной сейчас окажется выбор, то я тобой пожертвую. И дай мне слово, что сделаешь точно так же в отношении меня, если понадобится.

             — Это сколько угодно, — махнул рукой Меченый. — Живете в каком-то вакууме научном. Слово ему дай... Да на, забирай, не жалко. Тут не то что слова, тут и дела ничего не стоят, как я погляжу. Даю тебе любое слово, какое сможешь унести, всеми святыми клянусь, а уж папой с мамой — вообще без проблем, все равно я их не помню.

             — Понятно. Расскажи мне подробнее, что вы с Сахаровым обсуждали, когда ты у него оказался. Что тот про время говорил?

             Меченый в общих чертах обрисовал разговор, подробно вспоминая только самое важное.

             — Кот скоро появится, — сказал Круглов, когда Меченый закончил. — Так вот. Мы — это я, Свиблов и группа его ученых, — за этим котом охотимся давно. Точнее, мы не знали, что это, и даже не думали, что оно будет форму какую-то принимать. Все на теоретических расчетах. Здесь, в лесу, уже финиш этой погони, мы тут устроили ловушку времени, сделали так, что время зациклится в этой точке. Монолитовская технология работы с пространством, только они не так ее использовали, не в отношении времени, они создавали личные телепорты. А когда технология попала к Свиблову, ему пришла в голову идея эксперимента с ноосферой и временем. Этот лес оказался единственным местом, где такой эксперимент возможен. Если хочешь, считай, что тут и есть центр Зоны, хотя толку в этом знании нет вообще, это место — просто функция. Все остальное в Зоне, как я теперь понимаю, тоже.

             — И что за эксперимент такой, с майором, профессором и сталкером в роли функций?

             — И это ты еще не знаешь, сколько таких инструментов при подготовке использовали, — подхватил Круглов. — Это сейчас все устроено уже, все не так сложно. А когда мы определили место, тут же ничего не было, кроме снорков. Мы все подготовили — генераторы полей сюда принесли, ретранслятор для связи, охранную сигнализацию... Целый месяц без роздыха десяток человек сюда все таскали, устанавливали, налаживали тут. И все тайно, с прикрытием. И прикрывающим приходилось редких посетителей... скажем так, лишать интереса сюда ходить. Этот лес давно не ничейный уже, сюда гусеница без нашего ведома не проползет.

             — Ничего так... Я, честно говоря, не подозревал, что у небовцев все настолько сильно.

             — У небовцев не сильно. Мы отдельная группа, хотя можно считать, что формально мы часть «Чистого Неба».

             — И на кого работаете?

             — На человечество.

             — Понятно.

             — Ну чего ты кривишься? Думаешь, что мы...

             — Нет-нет, — перебил Меченый. — Человечество, государство — вот это все мне в уши не заливай. Я тут это слышу от всех подряд. От ученых, от армии... Сталкера спросишь: «Рад, что Сахарову ”Мамины бусы” загнал?» А он: «Ну да, пусть науке артефакт служит, а не барыге». А на деле вся наука в том, что Сахаров на сотню больше дает. Сам он мне тоже соловьем разливался про научный интерес — а ему только что вывески «Магазин» над бункером не хватает. Хотя, что я тебе рассказываю... Торговцы такую же пургу метут — мы, дескать, для Института скупаем, они у нас берут хорошо. А сбагривают тем, кто больше предлагает. Чтобы Сидорович отдал дешевле, чем может? Да никогда!

             — Ну не все же в Зоне такие, с задними мыслями.

             — Не все. Вот Боров, например. Честно говорит, что он здесь ради наживы за счет лохов. Не надо мне про человечество, блага людские и прочую фигню. Лучше объясни, зачем все это? Эксперимент-то в чем заключается?

             — «Аргон» позволяет людям здесь, в этой ловушке, в случае взаимодействия с ноосферой находиться... ну, как мы понимаем, вне действия времени. Условно, в системе взаимодействия ноосфера — это минус, человек — единица, «Аргон» — плюс. Попадая сюда без «Аргона», человек не может управлять системой, она не уравновешена. И под ее воздействием, видимо, гибнет. Во всяком случае, бесследно исчезает в никуда. Так и случилось с теми, кто тут пропал — Алексеевым и монолитовцами. Мы не могли их сюда не пустить. Одного не пустить еще можно, это подозрений не вызовет. А такую толпу, да еще и с сотрудником лаборатории... Мы знали, что они сгинут там, до них кое-кто туда все же смог попасть, и оттуда не вышел. Но и понимали, что это даст мне возможность всем тут рулить, потому что в полевой лагерь кроме меня старшим никого не поставили бы. В общем, «Аргон» уравнивает воздействие времени со стороны ноосферы. Человек все та же единица, но он — единственное, что остается в этом уравнении, остальное сокращается.

             — А я почему не исчез? Я же без «Аргона» был.

             — С тобой другая история, в твоем присутствии систему в равновесии держал кот с учетом наличия тебя. Может, знал, что ты идешь за ним. А потом отпустил тебя и сдвинул — он же время. Так ты оказался в прошлом. Но это все сложнее, я упрощаю. Просто время не идет, пока это коту нужно. А потом кот снова запускает время, сдвигая его или пространство, или и то, и другое. Это, опять же, упрощенно.

             — И что? Как мы будем управлять временем, если оно не идет?

             — А нечем будет управлять, Меченый. При отсутствии — а точнее, при уравновешивании, потому что ничто никуда не девается — воздействия ноосферы, и, как мы думаем, времени, человек сам становится временем, а ноосферу заполняет собой... видимо. Не телом, понятно, а разумом, ментально. Причем функции ноосферы, насколько я понимаю, нас вообще не заинтересуют. Разве что как компонент для стабильности. А вот время — да.

             — Откуда ты все это знаешь? Почему ты так уверен во всем?

             — Потому что лучшие умы в этом разбирались несколько лет.

             — Это вы со Свибловым, что ли?

             — Нет, это Свиблов и еще один ученый из его группы. Все полагают, что единственный гений науки в Зоне — Сахаров. Так он по сравнению с этими двумя людьми просто студент. В аномалиях ковыряется, гипермодификаты разрабатывает. Только знаешь... Вот я так пренебрежительно об этом говорю, но это все потому, что все его — да и мои тоже — изыскания через полчаса уже не будут иметь никакого значения. А вообще я не жалею. Трудились мы честно, с энтузиазмом, много полезного открыли. А то, что это оказалось не нужно — так и хорошо, что по такой причине. Время — это все.

             — Если так, то можно договориться до того, что и никто не нужен. Один человек владеет и временем, и ноосферой. Для чего ему другие? Чего ему еще желать?

             — Это смотря какому человеку.

             — Ну вот ты что будешь сейчас делать, когда станешь временем? — не отступал Меченый.

             — Я не стану. Мы проведем эксперимент и его результатом будет кот, которого мы сможем унести.

             — Не понял. А зачем тогда все это? Разве не для того, чтобы стать временем, как ты говоришь?

             — Может быть, и для этого, — кивнул Круглов. — Но не сейчас. Потому что у нас нет ответа на вопрос, который ты задал: что делать тому, кто станет временем?

             — Так это что — эксперимент ради эксперимента?

             — Нет, это эксперимент ради понимания. Если он удается, если мы сможем забрать кота — это значит, что все было верно. Я, впрочем, и сейчас не сомневаюсь, потому что иначе многое не получалось бы, а все получилось. И — вуаля. Методика есть. Место есть. Кот есть. Кот — это то ли само время, то ли некий ключик к нему. И можно становиться этим временем в любой момент, когда человечество будет к этому готово. Кстати, ты знаешь, что такое момент?

             — Ну как? Очень короткий промежуток времени.

             — Да, сейчас это определение верное. А через полчаса может стать бесполезным. Потому что человеку, когда он захочет стать временем, больше не нужно будет определять, короткий это промежуток или длинный. Время просто будет. Его не нужно будет измерять. Зачем? Это будет бессмысленно. Занятно, правда? И это не единственное, что занятно во всей этой истории, потому что, например, понятия «было», «есть» и «будет» тоже потеряют смысл.

             — Тогда и существование потеряет смысл.

             — Вовсе нет. Одно другому не мешает никак. Но мы вообще начинаем склоняться к тому, что время — не то, чем мы его себе представляем. Его может и вовсе не существовать таким, каким мы его себе видим.

             — Все это как-то... мутно. Я все равно не понимаю, зачем конкретно вам это надо.

             — Согласен, мутно. Некоторые пробелы в понимании есть, и не только у тебя, у меня тоже, и у Свиблова. Но мы — и ученые, и все остальное человечество — на пороге чего-то, что никогда не испытывали на себе. Поскольку мы существуем в потоке времени, то и привыкли, что все подкрепляется только опытным путем. А опыт для нас — это развитие процессов с течением времени, другого опыта мы не знаем. Мы просто не умеем жить именно временем, а не во времени. Это разные вещи.

             — Я вообще думал, что мы тут для того, чтобы понять, что происходит. А оказывается, ты уже все понимаешь, это только Сахаров в неведении. Он то-там все голову себе ломает, стрелы времени рисует...

             — Как вы с майором, — кивнул Круглов. — Понимай вы, о чем говорите, вы бы тут же бросили это бесполезное занятие.

             — И еще я думал, что мы здесь для того, чтобы этого кота как-то спасти. Он ведь явно недоволен своим положением. Как это все объяснить? Он же не живой?

             — Нет, не живой, он — явление. Мы полагаем, что это нечто — какая-то ошибка ноосферы, аномалия ноосферы какая-то, способная на операции со временем и пространством. То, чего быть не должно. Мы создали ловушку, полагая, что просто получим здесь точку, в которой можно будет становиться временем. А появился кот, который это время прячет, как он говорит. Но это у него, видимо, способ выражения такой. Он время хранит, держит, что-то в этом роде, ничего он не прячет. И у него по какой-то причине есть стремление от этой функции избавиться. То есть, это означает, что ноосфера каким-то образом стремится выровнять эту аномалию, но почему-то не получается. Мы рассчитывали, что кто угодно — ты или я, например, — может подменить эту аномалию собой, но утвердились в мысли, что сейчас нельзя этого делать.

             — Да, он точно не хочет прятать. Ну, хранить. Помнишь, я рассказывал...

             — Можешь считать что не хочет, да. Но он и не прячет и не хранит — я имею в виду, сознательно. Это его функция. Говорю — аномалия, артефакт какой-то. Так что в известном смысле этого кота мы освободим, когда сами захотим стать временем. В приземленном смысле. На самом деле просто возьмем под контроль эту аномалию. Ты пойми, это не кот просит его освободить, это просто так формируется в нашем сознании аналогия чего-то, что стало аномалией. Формируется так потому, что объяснить аномалию понятными нам словами и образами невозможно. И ноосфера объясняет нам ее в виде милого котика, который попал в капкан и не может выбраться.

             — Значит, он — кто-то или что-то, ставшее временем до нас? Но что это все же такое?

             — Ну, мы называем его самим временем, как я уже говорил, но это взгляд издали на нечто большое. Если же приблизиться, то легко предположить, что это некий разум, ставший временем, да. Или как-то заключивший в себя функцию времени... Но мы еще предполагаем, что это остаток некоего разума из ноосферы. Ты помнишь, как он общается? Скорее всего, это фрагмент разума, что-то в таком роде.

             — В эту ловушку вместо человека угодил кот?! И разум кота стал временем?

             — Нет. Потому что для этого ему бы нужен был «Аргон». А откуда «Аргон» у кота? Повторю еще раз: аномалия неизвестного происхождения. Не в физическом смысле аномалия, не «Воронка» какая-нибудь, а просто аномальное поведение системы, какое-то отклонение в чем-то. Мы не знаем, в чем. Рассчитывали-то мы немного на другое, и понятия не имеем, почему эта аномалия приняла облик кота. Гипотезу я тебе высказал, но это гипотеза. Впрочем, хорошо, что приняла облик кота, а не химеры, скажем.

             — Хрен редьки не слаще, — нахмурился Меченый. — С химерой хоть понятно, как воевать.

             — Да это все равно. С котом ты как, успешно повоевал? Кот — это не кот. И химера была бы не химерой. Просто кот приятнее, когда не кошмарит, конечно.

             — О, кстати! Что это было? Он на меня бросился, я отключился. Почему он меня не сожрал? Я имею в виду — почему я жив остался, почему он со мной говорить начал?

             — Не знаю, это у него надо спрашивать. Может, что-то вроде эффекта от его адаптации к постороннему присутствию. Не знаю.

             — Значит, если и человек станет временем, он не будет человеком?

             Круглов вздохнул.

             — Смотря что ты вкладываешь в это понятие. У нас были об этом дискуссии... Мы сходимся на том, что человек не будет таким человеком, как сейчас. Ведь и кот этот здесь — не такой кот, как все остальные. Что-то изменится, прежде всего — ментально. Или даже все. И изменится к лучшему.

             Меченый только сейчас понял весь масштаб. Его пробила дрожь.

             — Мы все потом будем уже не мы? — сдавленным голосом спросил он. — Да на хрен такое существование!

             — Во-первых...

             Неподалеку с треском и стоном рухнуло дерево. Круглов, убедившись, что угрозы нет, продолжил:

             — Во-первых, ты плохо себе представляешь, какое это существование. Но и я ненамного лучше. А во-вторых, то существование, которое у человека есть сейчас, тебе больше нравится?

             — Я хотя бы сам своей жизни хозяин, — убежденно ответил сталкер. — А если я буду... ну, временем, то зачем мне решать что-то за себя? И что это за жизнь такая будет? Конечно, то, что есть сейчас, мне нравится больше.

             — Угу, угу. А майору? Как думаешь? Майору сейчас больше нравится это существование? Неважный из него хозяин своей жизни получился, а?

             — Ты его убил, а не предлагал варианты существования. А если бы не убил, он бы остался хозяином.

             — Ох, Меченый, Меченый... Тебе бы не по Зоне бродить, а книжки читать. Там уже все написано. Ну да ладно. Человек — не хозяин ничему, потому что не его это роль. Он — пользователь, он ничего не создал в этом мире именно для мира. Все ему уже предоставлено, только пользуйся.

             — Как это? — хмыкнул Меченый. — Если я сажаю дерево — вон, взамен вон того, что упало, — я для себя его сажаю, что ли?

             — Понятия не имею, у тебя надо спросить, — пожал плечами Круглов. — Но не для мира точно. Деревья были созданы за миллиарды лет до тебя, и проживут миллиарды лет после тебя. Ты тут при чем? Ты ничего не создал, ты воспользовался тем, что есть — саженцем, почвой, водой, земным притяжением, твоим знанием о том, как нужно сажать дерево, — и посадил дерево.

             — Ясно, — махнул рукой Меченый, не желая спорить.

             — Человек берет ресурсы — материальные ли, умственные — и создает что-то материальное или культурное. Но создает-то для себя, для человека. Он и не может ничего создать именно для мира, откуда ему это уметь? Для этого нужно что-то помимо материального и умственного, это-то все есть уже, понимаешь? Воздух, вода, редкоземельные металлы, честь и совесть, злоба и сострадание... Все есть. Он встал на табуретку, сделанную им же самим, и видит с нее, что миру, мирозданию ничего не нужно. Со своей табуретки он прав. Но всему хозяин — время, даже самому времени. Поэтому и есть смысл становиться им, раз уж так хочется над чем-то хозяйствовать.

             — Но подожди. Вот отловим мы кота, унесем. Так для нас что, сейчас ничего не изменится? Мы все, человеки, будем ждать какого-то момента, когда поймем, для чего нам время? Ну, кроме того, чтобы хозяйствовать. Так?

             — Да. У нас с тобой здесь нет цели стать богами, или еще какой-нибудь такой ерундой, а потом думать, что дальше делать. Все должно быть просчитано, и просчитано разумно, безупречно. Мы не можем сейчас становиться временем хотя бы потому, что пока не понимаем, как получился кот. То есть, аномалия. Случайно, в результате наших действий по созданию ловушки? Или он и был всегда, только проявился в результате наших действий? Или это вообще какой-то подвох от ноосферы, способ вынудить нас сделать что-то?

             — Вот, я про это и хотел спросить.

             — Рисковать нельзя, можно все пустить по ветру. Так что мы просто возьмем кота под контроль, а дальше будет научная работа.

             И Круглов впервые за все время улыбнулся:

             — В перерывах между ковырянием в «Холодце» и созданием гипермодификатов, конечно. Потому что нам тут еще жить да жить.

             — А где гарантия, что мы унесем отсюда кота, и система твоя останется? Раз кот — какое-то ключевое, не может быть так, что мы унесем — и тут же все войдет в норму в ноосфере, и кот исчезнет? Сократится. И тогда временем ты стать уже не сможешь. Он же хочет покинуть лес. Может, именно этим все и закончится?

             — Даже если так, ничего страшного. Ловушку времени-то мы создали. Будем работать с ней.

             — То есть, кот этот сейчас может не относиться к тому, зачем вы все это делали?

             — Может и не относиться, — кивнул Круглов. — Ну так эксперимент в том числе это и покажет.

             — Ладно, а как мы кота унесем? У меня не получилось, он бесплотный какой-то.

             — А мы ему объясним, что «Аргон» выведет его из его состояния, и он сможет уйти. Что это единственный вариант. Тогда он поверит, станет телесным, мы сделаем ему инъекцию «Аргона» — и все. Он может становиться и телесным, и бестелесным. Я так предполагаю. Потому что мы тут ни одного существа не обнаружили, а когда я его видел, он шел, раздвигая собой кусты. Скорее всего, что-то делает с пространством и становится телесным.

             — Стоп. Зачем ему «Аргон»? Он же уже время?

             — Затем, чтобы его систему вывести из равновесия. Лучше даже сказать — его во всей системе вывести из равновесия. Лишний плюс в уравнение добавить. Время или пространство мы исключить не можем, кота не можем. Значит, будем оперировать «Аргоном».

             — А если не поверит? Как его колоть, если он не станет телесным?

             — Поверит. Потому что мы с тобой сейчас под «Аргоном». И не заметить изменений он не сможет, сила его воздействия на нас здесь будет нулевой или предельно малой. Первоначальный план сработал бы на все сто, если бы Сахаров не перепутал «Аргон» и коньяк. Теперь же у кота просто вариантов не останется, если он хочет отсюда уйти. А он, как мы поняли, очень хочет.

             — Так он и от нас тогда убежит. Если не сократится.

             — Нет, конечно. Ему некуда деваться. Как только закончится действие «Аргона», он тут же окажется здесь. Он аномалия, вынужденная быть здесь, в этом месте с ловушкой, он не кот с четырьмя лапами. И мы снова к нему придем, и тогда он уже поймет, что обречен тут оставаться, а уйти может только в виде кота, накачанного «Аргоном».

             — Блин, что вообще такое этот «Аргон»? Его же за периметром придумали, не вы!

             — Он придумывался для снижения эффекта пси-воздействия. Условно, чтобы пси-шлем не носить. А когда химики Свиблова увидели формулу и принцип воздействия на мозг, они поняли, что он при определенных условиях будет ключевым при возможном контакте с ноосферой. Вообще, у нас была идея чипа с электростимулятором определенных долей мозга. Но это сложно, таблетка или инъекция проще. Так что, если кот хочет уйти, мы его уколем. В этом смысле выбор у него есть.

             — На самом деле же нет!

             — На самом деле нет, ты прав. Увы, не повезло. Или повезло? Он ведь этого хочет. И рано или поздно мы эту аномалию освободим. Как только первый человек станет временем, кот перестанет быть прятателем, как он это называет. Он сейчас — скрепка, понимаешь? Держит все на себе. В себе. Собой. Кто-то возьмет на себя его ношу — он будет свободен.

             — И что с ним станет?

             — Исчезнет, наверное. Эта аномалия схлопнется. Равномерно распределится по ноосфере. Не знаю.

             Круглов наставительно поднял указательный палец.

             — Ты все продолжаешь воспринимать это нечто как кота. А я тебе объяснял уже, что это никакой не кот. Это просто облик, аватар, голограмма, как хочешь назови.

             — Значит, и человеку, захотевшему стать временем, придется постоянно «Аргон» ширять?

             — Нет, «Аргон» нам нужен только здесь. Чтобы от воздействия кота защититься, быть сильной частью системы. И потом понадобится, когда будем становиться временем. А когда человек станет временем, ни препараты, ни чипы уже не будут нужны.

             — Понятно. Но ты мне не объяснил, зачем тащить этого кота на Болота. На «Янтаре» ведь удобнее с ним работать, вы же оба об этом говорили. Вам туда переехать со Свибловым — и работайте в нормальных условиях. Почему не к Сахарову?

             — А потому что Сахаров с «Монолитом» состыковался. Это еще полбеды, хуже то, что «Монолит» что-то знает о нашей работе и охотится за ней. Помнишь, Клименко сказал, что у него есть данные, что кто-то в Зоне со временем работает? Вот это уже беда, мы этого не знали. Мы не можем даже предположить, что нужно «Монолиту». Людей внутри у нас нет. Выяснять же снаружи и вовсе очень опасно, потому что мы не в курсе, что именно они уже пронюхали. И есть риск выдать им больше, чем они знают. Они и так очень близко. Кто привез «Аргон» Сахарову? Батя. А он из «Монолита». В армии шифруется.

             — Как?!

             Только тут Меченый понял, почему Батя ему не понравился сразу. Выходит, он уже тогда что-то почувствовал, но понять этого не смог.

             — Да. Точнее, вряд ли из фанатиков, но сто процентов связан. Мы думаем, что он даже кто-то из руководства. Но не сдаем его армии, ищем баланс, пытаемся выяснить. Это счастье, просто невероятное, что Батя довез препарат до Сахарова. Мы знали, что перевозку будет делать он, но подменить его на своего человека не смогли. Даже следить не могли. Все вообще на волоске висело. Сообрази Батя, что и зачем он везет, «Аргон» попал бы к «Монолиту», и кто знает — в курсе они уже или нет, как его можно использовать. Они вообще опасно приближаются к нам. Пытались в южной части Агропрома устанавливать какие-то то ли трансляторы, то ли еще какое-то оборудование, ты помнишь. Соображаешь, да? Фанатичный «Монолит», охраняющий кристалл — и вдруг установка оборудования на другом конце Зоны. Тоннель «Тузла» около разрушенного моста знаешь? На северо-западе Болот? Мы базируемся там, от южной части Агропрома рукой подать. Такое нас не могло не настораживать.

             — Я знаю про трансляторы, — помотал головой Меченый. — Точнее, там излучатели какие-то были. Это все не то. Там было что-то, связанное с «Последним днем». Те вроде бы из какой-то параллельной реальности были, но мы особо не разбирались, порешили их всех, кто не успел уйти.

             — Кстати, Чук и Гек, которых ты спас — наши, ученые.

             — Кто? — захохотал Меченый. — Чук и Гек? Да обычные ханыги же! Ну, нормальные ребята, ладно, но какие же они ученые? С виду просто сталкеры.

             — Нет, — покачал головой Круглов. — Видишь, как качественно у нас дело делается, если уж даже ты, опытный человек, ничего не заподозрил.

             — А мы с Сахаровым полагали, что нет у Свиблова ресурсов для работы. Сахаров уверял, что все пути кота заканчиваются в его бункере.

             — Все есть. Я про будку собачью майору рассказывал — это правда, на Болотах там три хибары, в них никакую работу не сделаешь. Но мы-то в «Тузле». Там и будем с котом работать.

             — Все не те, за кого их принимают... Я уже боюсь спрашивать — тот ли человек Сидорович, кем представляется.

             — Тот, — улыбнулся Круглов. — Обычный торговец. Словом, мы так внимательно и действуем потому, что на кону стоит все. У нас даже научного руководителя нет. Это специально так, чтобы ошибка одного человека, принимающего решения, не повлияла на общую работу. Свиблов — не главный. Над ним и вторым ученым, о котором я тебе говорил, есть контрольная группа. Без их проверки ничего не делается. Они не гении, просто толковые аналитики, и именно поэтому они в контрольной группе. Для того, чтобы гениев не уносило в облака в научном смысле. И для того, чтобы силовые и скрытные операции вроде случайного, казалось бы, попадания Чука и Гека в плен к «Монолиту» были спланированы безупречно. Форс-мажор в виде появления Меченого, конечно, спланировать трудно, но ведь можно через сталкера по кличке Кот подкинуть Меченому идею сходить на Агропром...

             — А-а! — вытаращил глаза Меченый.

             — Да-а, — подхватил Круглов. — Это как раз к вопросу о том, кто и как своей жизнью управляет.

             — Я не это имел в виду, когда говорил...

             — Понимаю, — остановил его Круглов. — Просто замечание. Все одно к одному как-то. Опять же, кличка Кот. Но это случайное совпадение, он ни при чем.

             — А кстати, почему Воронин тогда приказал Волку этого Кота убить? Сталкера, я имею в виду.

             — Мне не хочется отвечать тебе на такие вопросы, — уклонился профессор.

             — Тоже какая-то грязь, сделанная во благо человечества?

             — Да, — просто согласился Круглов.

             — Я был знаком с обоими. Один убил другого. Мне хотелось бы знать.

             — В его переписке за два дня обнаружились две странные фразы, — не глядя на Меченого, сказал профессор. — В них был слишком явный намек на то, что времени скоро у всех будет сколько угодно. У нас решили не рисковать. А заодно, если это действительно связано с нашим делом, припугнуть таким образом его собеседников, дать понять, что глубже залезать в эту тему опасно. И руками «Долга» убрали его. Плюс с Ворониным контакт наладили, а то были раньше недоразумения.

             — А если не связано? И Кота зря убили, и не напугали никого.

             — Перестраховка. Мы ничего не потеряли. К тому же Кот этот был ну очень непонятный тип. Слишком уж широкий спектр деятельности у него был, а на кого он работал — никто не знал.

             — Могли бы и меня спросить, — недовольно возразил Меченый. — Он бывший гэбэшник, но работал на себя. С диагнозом, который у него был, как-то не до государства и человечества, самому бы выжить. И я ему не верил, когда он мне втирал про то, что хочет с «Монолитом» разобраться. У него был какой-то шкурный интерес, но свой, личный.

             — Мы навели справки — его дела беспокоили всех, от «Свободы» до бандитов, хотя большого вреда вроде никому не принес. Это тоже настораживало. Так что кто-то его все равно бы устранил рано или поздно. Слушай, Меченый, мне правда не хочется обо всем этом говорить. И неприятно тоже, да, но главное — это все неважно. Не забывай, зачем мы здесь.

             — Мне вот еще что интересно — а кто будет решать, становиться человеку временем или нет?

             Запищал ПДА Круглова, по экрану побежали какие-то строки. Профессор бросил взгляд на экран, вдруг напрягся и заговорил отрывисто.

             — Я тебе отвечу, но позже. Внимание. Кот сейчас будет здесь, приготовься. Ни о чем его не спрашивай, я сам.

             Меченый подобрался, старательно вглядываясь в освещенный луной лес, пытаясь уловить хоть какое-нибудь движение. И вдруг почувствовал толчок. Шевельнулось все сразу — деревья, трава, пни, грибы и опавшие листья, — но это все, как-то дернувшись, осталось на месте. Меченый ощутил, что сдвинулось нечто большее, и это его сильно напугало, он никогда раньше не чувствовал ничего подобного. Будто бы весь мир, вместе с лесом, воздухом, луной, пробивающейся сквозь деревья, с Меченым и Кругловым как-то съехал со своей резьбы, при этом с нее не откручиваясь. Сталкер отчетливо понимал, что все вдруг стало не на месте, каждая частица мира и все в совокупности оказалось не там, где оно должно было быть, тогда как на взгляд все казалось таким же, как всегда.

             Он ощутил панику. Все было не так. Сталкер посмотрел на Круглова. Профессор был настороженнее обычного, он как-то сжался, будто готовясь к прыжку или к выпаду.

             Больше ничего не происходило. Ощущение сдвига осталось, но и только.

             — Это он попробовал, — негромко сказал Круглов. — Не получилось. Значит, получилось у нас.

             — Но что-то не так! Будто сдвинулось все.

             — Да, чувствую.

             — Слушай, а как...

             — Тихо! — вдруг яростно цыкнул Круглов. — Ни одного вопроса, ни к нему, ни ко мне! Он на любой вопрос будет отвечать, а мне нужно, чтобы он отвечал только то, что я от него жду. Аккуратнее!

             Меченый прикусил язык.

             Кот возник внезапно. Еще секунду назад его не было, и вот он уже шел метрах в десяти от них. Шел мимо, медленно, повернув к ним голову. Меченый напрягся, заметив выражение морды кота. Оно было явно недружелюбным, кот приоткрывал пасть и немного высовывал язык, и тут же закрывал ее, отчего создавалось впечатление, что его тошнит. Спина была немного выгнута, в какой-то момент кот коротко прошипел. Вид его был крайне неприятен и пугающ.

             Меченый посмотрел на Круглова.

             — Ничего, он сейчас подойдет, тогда и поговорим, — кивнул тот.

             — Он какой-то не такой. Тот даже когда бросался, был жуткий, но не такой... неприятный.

             — Это все равно. Помни, это не живое существо. Просто зачем-то кошмарит.

             Кот пропал. Меченому стало немного легче, и вдруг они оба ощутили еще более сильный толчок. На этот раз болезненный. Круглов охнул и чуть согнулся, но тут же выпрямился. Меченого замутило, однако головокружение почти сразу прошло. Вокруг стало немного светлее, они теперь могли различать отдаленные деревья. Кот не появился.

             Меченый, боясь случайно задать вопрос, показал Круглову глазами — что происходит?

             — Вот это, похоже, уже была отправка нас с тобой куда-то, — задумчиво сказал Круглов. — И она не сработала. Меченый, все идет как надо, наша группа была права, все нормально. Если бы не «Аргон», мы бы с тобой уже были где-нибудь далеко. Он сейчас снова появится. Не может не появиться, он попытался с нами сделать все, что умеет, и ничего не получилось. Значит, сейчас придет. Я только пока не понимаю, зачем он это все устроил, он же ждал нас. Но это детали.

             И действительно, снова произошел легкий толчок, и сразу за ним пришло ощущение, что мир встал на место. Сталкер и профессор сразу расслабились — было понятно, что теперь все пришло в норму. Кот вышел из-за их спин настолько неожиданно, что оба вздрогнули. Меченый облегченно выдохнул: кот выглядел явно лучше, даже лучше, чем в их первую встречу. Ни малейшего намека на агрессию, ни попытки напугать, ухоженный, с гладкой и ровно лежащей шерстью, с забавным и немного дурашливым выражением морды.

             — Этот — красавец! — чуть ли не с восхищением сказал Меченый Круглову. — Такого даже я бы домой взял.

             Круглов настроение Меченого не подхватил, и сталкер вспомнил, что перед ним не кот, а нечто, принявшее его форму.

             — Привет, — начал Круглов. — Мы пришли тебя забрать. Как поживаешь?

             — Не пришли.

             — Отметь себе, — сказал Круглов Меченому так, будто они были на лекции, и ничуть не принимая во внимание присутствие кота. — Он отреагировал на слово «пришли», а не на слово «забрать». Вероятно, он хочет сказать, что мы не могли не прийти, что он сам так все устроил.

             И снова повернулся к коту.

             — Это неважно, важно, что мы здесь. Ты ведь еще прячешь?

             — Я прятатель. Я прячу.

             — И ты все еще хочешь, чтобы у тебя забрали то, что ты прячешь?

             — Хочешь не забрали.

             Круглов задумался. Потом спросил:

             — Ты хочешь, чтобы забрал кто-то один из нас?

             — Один из нас. Мяу.

             — Тебе нужно будет стать телесным. Один из нас сделает тебе инъекцию и сможет тебя вынести отсюда. Все понятно?

             — Все понятно. Один из нас. Чтобы не прятать.

             — Да. Сиди, жди.

             Кот послушно уселся и принялся себя вылизывать.

             — Меченый, задачка осложняется, но ненамного. Одному из нас придется уйти за пределы леса, и кот только тогда даст себя уколоть. Вот что он имел в виду, когда сказал: «Не пришли». Прийти должен был один. Думаю, это важно. Возможно, присутствие в нашей точке сразу троих уколотых «Аргоном» чему-то помешает, или что-то в таком роде. Иначе я не могу объяснить его просьбу.

             — Запросто, — кивнул Меченый. — Я пошел, координаты выхода тебе сейчас пришлю. Постараюсь быстро, и ты не задерживайся — скоро светать будет, нам затемно нужно смыться. Мы ведь в Темную Долину идем, все так?

             — Все так, — ответил кот, и снова вернулся к наведению порядка в своей шерсти.

             Круглов сделал Меченому страшные глаза, но потом улыбнулся:

             — Говорю же — аккуратнее с вопросами. Ладно, ничего. Только вот что... Остаться придется тебе.

             Меченый молча изумился.

             — Да, тебе. Пока ты по лесу дойдешь до точки перехода, мы потеряем время. Нужно выходить сейчас и здесь, и идти вдоль леса к точке. Это могу сделать я. Ты здесь через пост один не выйдешь, тебя не пустят, выходить тебе надо там, где и планировали. И даже если бы я мог тебя тут провести, это риск.

             — Я не знаю, как кота колоть, — подбирая слова, возразил Меченый.

             — Инъектором, в заднюю лапу. Вообще-то ему все равно куда, хоть в глаз, но в глаз психологически трудно колоть, — усмехнулся Круглов.

             — Его нужно будет связывать и нести, — сказал Меченый.

             — Я думаю, он и сам пойдет. Может, даже быстрее тебя там окажется.

             — А он возьмет и исчезнет, и я не буду знать, где он и что мне делать.

             — Он не исчезнет, он телесным будет. Ну хочешь, привяжи его, на поводок возьми, веревкой какой-нибудь, у тебя же наверняка есть. Если он даст себя привязать.

             — Буду я его еще спрашивать, — фыркнул Меченый. — Ладно, проговариваю: ты минут через тридцать выходишь из леса, я сразу колю кота и тащу его через лес к точке.

             — Все верно.

             — Там мы встречаемся и идем в Темную Долину. Хорошо бы инструкции на случай, если что-то не так пойдет. Если он не дастся, скажем. Или если исчезнет вдруг.

             — Да я думаю все будет нормально. Если он не дастся — это значит, я еще в лесу, тогда подожди немного. Инструкции тут трудно дать, но ты в целом ситуацию понимаешь, и если что — просто спрашивай его, думаю, на пару вырулите. Связь не держим: ретранслятор тут есть, но это пока опасно. Нам главное в Долину выйти, там уже все проще. Если я вас не дождусь, я пойму, что что-то не так, тогда вернусь сюда, подумаем. Маршрут тебе сейчас сброшу, если меня не будет на точке — значит, майора уже нашли и меня ждут, тогда сразу иди один, и к лагерю не суйся. Что со мной будет — наплевать, кот важнее.

             — Понял.

             — Все, удачи. Надеюсь на тебя.

             — Удачи.

             Круглов повернулся к коту. Тот прекратил вылизываться и уставился на профессора. Круглов улыбнулся.

             — Все нормально? Не убежишь?

             — Не убежишь.

             — Ну, молодец. Веди себя хорошо, аномальное явление. Будешь слушаться Меченого — он тебе сметанки даст. Немного. Как-нибудь потом.

             Круглов убрал ПДА и, не оборачиваясь, пошел в направлении поста, огибая поваленные деревья. Вскоре он пропал из вида.

             Меченый решил перекусить. Расстегнул рюкзак, достал термос, хлеб и колбасу. Кот приблизился, заинтересованно понюхал колбасу, всем своим видом показывая, как это вкусно, но есть не стал.

             — Мне-то комедию можешь не ломать, — усмехнулся Меченый. — Теперь-то я точно знаю, что ты не кот. Колбаса для тебя ничем не отличается от дерева или камня, так что не старайся, все равно не поверю. И лапы не вылизывай, нет у тебя лап. И хвоста нет. И усов. Про документы и говорить нечего. У тебя и разума-то нет, весь твой разумишко — какая-то ноосферная аномалия.

             — Не аномалия, — резко и чуть громче обычного ответил кот.

             — А что же? — фыркнул Меченый.

             И вдруг насторожился, кривая ухмылка его погасла. Как это часто с ним бывало, он не понял, что заставило его посерьезнеть, но он всегда и безоговорочно верил своей такой смене настроения, он слишком хорошо ее знал: почти всегда эта смена предвещала понимание того, что он что-то упустил, в чем-то ошибся. И следовало немедленно понять — что именно сейчас дошло до него, как до жирафа? Что он упустил раньше или чего он не видит сейчас?

             И Меченый вдруг понял. Кот просто возразил. Меченый на задавал никаких вопросов, а кот ответил.

             — Так, котик, ну-ка подожди, — протянул он задумчиво. — Я сейчас не буду задавать тебе вопросы. Я просто скажу. Никакого разума у тебя нет. Если и есть, то это просто ошметки какого-то другого разума, который эта ваша ноосфера почему-то не захавала целиком. Ты же двух слов связать не можешь. Ну ладно, два связываешь, но с тремя у тебя уже проблемы. Разумом это назвать трудно, нет его у тебя.

             И замолчал, ожидая, скажет ли что-то кот. Тот просто смотрел в глаза Меченому. И, когда сталкер уже готов был признать, что реплика кота без вопроса была случайной, кот отчетливо выговорил:

             — Разум есть.

             И, помолчав еще немного, добавил:

             — Мяу.

             — Да это неважно, — начал Меченый, но как-то неуверенно. — Если и есть, то никакого толку от него. Что ты ни говоришь, у тебя все к «мяу» сводится, потому что...

             Кот перебил:

             — Мяу говорить.

             — Не понял?

             — Мяу говорить. Много мяу говорить.

             — Так мы и говорим. Ты — мяу свое. А я, будучи разумным, строю сложные фразы. Так что кто как умеет.

             — Кто умеет. Мяу умеет.

             Кот начал плавно водить головой из стороны в сторону, открыл пасть и запел:

             — Мииийяяаааууаааауууу!

             Сталкер струхнул: он слишком хорошо помнил, к чему это привело в прошлый раз. Меченый отшатнулся и вскочил с поваленного дерева, опрокинув термос.

             Кот перестал водить головой и петь, и, чуть наклонив голову, внимательно уставился на Меченого.

             — Мяу умеет.

             — Я вижу, — еще сиплым от внезапного переживания голосом ответил Меченый. — Но ты не больно-то мяукай. А то я, знаешь, тоже начну, и еще неизвестно, кому хуже будет.

             — Тоже начну! Мяу! Мииийяяааа!..

             И кот, вдруг бросив уже начатое было пение, снова уставился на Меченого.

             — Что? — понял вдруг Меченый. — Я должен мяукать?!

             — Должен мяукать! Мяу!

             — Пошел ты. Не буду я мяукать.

             — Должен мяукать! Мииийяяааа!.. Должен! Должен! Мяу! Мииийяяааа!..

             Меченый опустился на дерево. Это ни в какие ворота не лезло. Круглов вот-вот выйдет из леса, надо инъектор готовить, а кот ему спеть предлагает. Он встряхнулся.

             — Слушай, я не стану ерундой этой заниматься. Давай, готовься, я тебя колоть сейчас буду. И не выкаблучивать мне тут! Нам уходить надо. Ты же хочешь уйти?

             — Хочешь уйти. Должен мяукать!

             — Не должен, — отрубил Меченый. — Если ты думаешь, что ты ноосферный мегамозг, а все вокруг дураки и не лечатся, то я тебя разочарую. Настоящий мозг ничего не делает просто так, он все разумно и безупречно просчитывает. Я так понимаю, что если я сейчас замяукаю, ты меня в какой-нибудь транс погрузишь? Нет, на это лохов покупай. И не заставишь, ты мне не страшен: пока я под «Аргоном», можешь мяукать сколько влезет. А вздумаешь броситься — я теперь тебя самого на колбасу разделаю.

             Меченый, говоря это, собрал все обратно в рюкзак, кроме чемоданчика с инъектором. Достал прибор, и, не обращая внимания на новые призывы кота («Должен мяукать! Мяу!»), насадил новую иглу, проверил штуцер, вставил ампулу до упора, почувствовав, как сломалась ее заглушка, включил инъектор. Загорелся зеленый индикатор.

             — Так, пациент, иди-ка сюда. Все готово, будем тебя колоть. Иди, иди. Ляг на бок.

             Кот улегся. Меченый еще раз убедился, что инъектор в порядке, и протянул руку к задней лапе кота. Рука прошла сквозь лапу.

             — Ну-ну, не бойся, — мягко сказал Меченый. — Не больно это. Мы с Кругловым перед заходом в лес укололись — видишь, ничего нам не сделалось, здоровее быка стали. Хренесценция от него какая-то есть, но это не опасно, мне один академик объяснил. Светило науки, не хер кошачий. Так что давай. Тоже вылечишься.

             Кот вдруг исчез. Меченый, не успев удивиться, уже уловил движение слева. Он резко обернулся. Кот сидел рядом на поваленном дереве.

             — Ну-ка не дури, — строго прикрикнул Меченый. — Иди сюда, ложись.

             — Должен мяукать.

             — Ничего я тебе не должен, я уже сказал. Нам пора, по дороге помяукаем. Если хочешь отсюда уйти — ложись и подставляй свою лапу, пока я тебя в глаз не уколол. Иначе навсегда здесь, в Лукоморье, зависнешь. До скончания веков будешь вокруг вот этого дуба слоняться.

             Инъектор, как живой, вырвался из рук Меченого куда-то вверх, и сталкер, не ожидавший такого, среагировать не успел. Подняв голову, он увидел, что инъектор висит в воздухе метрах в десяти над землей.

             — Должен мяукать.

             — Чтоб вы все в кошачий ад провалились, вместе с учеными, в «Тузлу» вашу мать! — взъярился сталкер. — Ладно! Мяу, мяу! Все? Давай сюда инъектор, гнида блохастая!

             — Должен! Должен! Мяу! Мииийяяааа!..

             — Мяу! — злобно крикнул Меченый. — Мииийяяааа!..

             И осекся, почувствовав, как что-то меняется.

             — Мииийяяааа!..

             — Мииийяяааа!.. — снова начал Меченый.

             Снова осекся.

             Он вдруг ощутил, что не просто передразнивает кота, и это его удивило. Он хотел передразнить очень грубо, пародируя, но получалось у него не так, как он хотел, а напевно, звеняще. Хотя и по-другому, чем мяукал кот — не так мягко и плавно. Меченый набрал воздуха в грудь, снова попробовал потянуть звук.

             «Ну просто чтобы убедиться: это случайно получилось или нет?»

             — МииийяяАААУУаааауууу!!..

             И обнаружил, что если после дребезжащего у него «йя» тянуть звук чуть дольше, а не переходить сразу к «а-а» и выводить чуть выше, то дальнейший звук становится шире, объемнее, он даже непохож на «а», скорее на «э-э-а». Переход же к «у» и вовсе привел его в восторг. Затем воздух в легких кончился.

             «Как это? — изумленно думал Меченый. — Блин, да как я раньше этого не знал?! Вот это ”у-у”, первое после ”а-а” — это же класс!»

             — Мийяу-тйяни-йяааау! Мяу-длиннийяау-тянийяяяааау!

             «Тянуть! Длиннее тянуть! Я понял!!!»

             — Мийяу-тйянуууууууауууу! Мйяу-мйяупонимьяяааау!

             Кот вскочил и набрал воздуха так, что бока его заметно раздулись. Он и весь сам будто увеличился в размерах, а затем выдал сильное, плавно-мелодичное и громкое пение. Меченый нахмурился. Ему показалось, что он понял технику, понял, что в этом пении, вероятно, можно общаться с котом, но это новое мяуканье кота ничего ему не сказало. Это было простое вытягивание звука, никаких слов в нем не было.

             Кот замолчал и сел.

             — Мийяу-непонимьааааауууау, — как можно длиннее и отчетливее протянул Меченый.

             И, обессилев, вздохнул:

             — Нет, братан, мне это не по силам. Я понял только, что с тобой можно так говорить. Но не получается. Слушай, это все здорово, но нам пора. Опусти инъектор, давай уколю тебя, и пойдем.

             — Не пойдем. Получается. С тобой. Мяу! Мийййяааауууу... С тобой.

             — Вместе, на пару?

             — На пару.

             — Дуэт котика и идиотика?

             Кот снова вскочил, снова набрал в грудь воздуха и застыл, призывно смотря на Меченого.

             Сталкер вздохнул.

             — Ладно. Мийяааааууу...

             Тут же открыл пасть и кот. Они одновременно тянули каждый свой звук, но у кота это получалось проще и, как показалось Меченому, предсказуемее, понятнее. Он, продолжая тянуть, попытался выровнять свой звук со звуком кота. Тот будто ждал этого: повел звук совсем плавно и однотонно, чтобы Меченому было проще подстроиться.

             — ...ааааа...

             Затем, когда они поймали унисон, кот постепенно начал отклонять тональность то вверх, то вниз. Меченому не понадобилось много времени, чтобы понять, что кот учит его смене тона. Так они протянули еще немного, после чего кот остановился и сказал:

             — Котик. Идиотик.

             — Ну тебя на хер, — засмеялся Меченый. — Все, хорош.

             — Разговаривать. На пару.

             — Да нет у нас времени, пойми ты!

             — Есть время. Прячу. Пойми ты.

             Меченый сдался, они снова затянули в оба голоса. И Меченый обнаружил, что теперь сквозь пение кота снова пробивается речь. Это было похоже на два включенных одновременно радиоприемника. Музыка и новости. Кот сообщал ему свои мысли, и чем дольше это происходило, тем стройнее была его речь:

             — ...йааауааааауууу... не рывками ... спокойно дышать ... не так резко надо ... делай плавно, меняй тон плавно, потом сможешь не дышать, лучше не дышать ... йяяяяуууууа ... научишься, тебе только короткие вдохи понадобятся ... потом и они не будут нужны, ты будешь постоянно петь ... так и поговорим, мийяяу...

             — ...аааауууу... нас Круглов не дождется ... ийяийяяя... — старательно следя за тоном, пропел Меченый.

             — ... мийяу ... ты будешь вне времени, ты будешь смотреть со стороны на время ... йяау...

             — ... мяуау... зачем это ... мяу

             — ... мийяу ... чтобы ты понял, зачем пришел ... йяау...

             — ... мяуау... как это ... мяу

             — ... мийяу ... время не самостоятельно ...  если признаешь, что его нет как самостоятельного, то ты вне времени ... йяау...

             — ... мяуау... это непонятно ... зачем тогда управлять ... мяу

             — ... мийяу ... затем, что те, кто в нем, считают, что оно есть ... йяау...

             — ... мяуау... и я могу им управлять ... мяу

             — ... мийяу ... да, если ты признаешь его собой и выйдешь ... йяау...

             — ... мяуау... что сейчас происходит ... время не идет ... мяу

             — ... мийяу ... идет для тебя ... я вне его ... но ты еще в нем ... пой ... выходи ... йяау...

             — ... мяуау ... мяу...

             — ... мийяу ... это мало ... еще длиннее ... еще плавнее ... и шире ... йяау...

             — ... мяуаууууууууаууууууаааааа ... так надо ... мяу...

             — ... мийяу ... не спрашивай ... ты и сам понимаешь ... еще не так ... пробуй, пробуй ... йяау...

             — ... Мяяяяяяяяяяяяяяууууууууумяуау ... миииииииииийииийииияяяяяяу...

             И Меченого охватило уже знакомое ощущение. Он стал парить, все начало останавливаться.

             Инъектор будто отклеился от воздуха и полетел вниз, прямо на сидящего Меченого. Пролетел сквозь него и ударился о землю.

             Зеленый индикатор погас.

 

Скрытый текст

ГЛАВА V

ПАРАДОКС АЛЕКСАНДРА ВЕЛИКОГО

            

             В ответ на мяуканье кота следует мяукать. Вам тоже было бы приятно, если бы с вами разговаривали на одном языке.

            

Довод фелинолога в ходе научной дискуссии на «Янтаре»

            

             Меченый, как и в прошлый раз, испугался своего паралича и того, что ощущение мира все уходит и уходит. Его охватила паника, и он пытался ее сдержать, вызывая в голове картинки быта Зоны — ничего лучше для того, чтобы сохранять мышление, ему в голову не пришло. Вот Армейские Склады, вертолет в низине. Вот Кордон, деревня, вот недалеко от костра, в сторонке, стоят Фанат и Толик, о чем-то разговаривают, Толик машет руками. Вот Темная Долина, кровосос бежит за тушканом; споткнулся, упал, пропахал жвалами землю.

             «Так тебе и надо, сволота!» — обрадовался Меченый собственной фантазии.

             — ... мийяу ... не цепляйся, не надо, отпустись ... йяау...

             — ... мяуау ... я умру ... мяу...

             — ... мийяу ... не будет времени, ты выйдешь из времени, как ты умрешь, если выйдешь из времени ... отпускайся... йяау...

             Но Меченый сдался бы и без советов кота. Он сопротивлялся, но и сам вдруг начал понимать, что это бессмысленно, что ничего страшного с ним не произойдет. Он теперь боялся только того, что, отпустившись, не сможет действовать, будет совсем парализован. Но решил не сопротивляться и расслабился.

             И все резко остановилось. Меченого действительно совсем парализовало. Он не мог повернуть голову, не мог двинуть рукой, моргнуть, сглотнуть слюну. Он оказался в кромешной темноте, не чувствовал ни окружающей температуры, ни верха, ни низа, ничего не слышал и не видел. Но осознавал, что не умер, хотя и ничего не чувствовал. И понимал: кот где-то здесь. Меченый все так же пел, уже не контролируя процесс, но пел уже не голосом, а мысленно.

             — ... мийяу ... ... йяау...

             — Оставь, теперь можешь не петь. Ты вне, — сказал у него в голове кот.

             — Мы... мы как-то вне времени? — отправил куда-то мысленный посыл Меченый.

             — Да, мы вне времени.

             — Здесь... вечность?

             — Можешь и так назвать, но это не так. Вечность — свойство времени, а мы вне времени. И ты это понимаешь.

             — Да... Нет, не очень понимаю... Мы можем вернуться?

             — Только это и можем. Как только ты сочтешь, что время существует и имеет свойства, любые — вчера, секунда, момент, две тысячи двенадцатый год, вечность — ты вернешься.

             — Я хочу вернуться.

             — Нет, ты не хочешь, это в тебе привычка говорит. Привычки разума — самые стойкие, гораздо крепче физических. Ты ведь хочешь вернуться не потому, что не чувствуешь под собой твердую землю, ты об этом даже не думаешь. А потому, что не понимаешь, что происходит. Как только дашь себе труд понять, что ты не умер, что ты вне какой-либо опасности и что не происходит вообще ничего, ты перехочешь возвращаться. Пойми, тебя никто не держит. Ты — вне времени, а значит, и вне всего.

             — Зачем мы здесь?

             — Мы не «здесь», отвыкай.

             — Я имел в виду — что мы делаем?

             — Отвыкай и от «делаем». Я знаю, для тебя это должно быть непросто, но мы не находимся где-то, и мы не делаем что-то, это надо понимать. Мы даже не есть, мы не существуем.

             — Как это? Я мыслю, следовательно, я существую.

             — Это кто тебе сказал?

             — Да так... бугор один, из боровских. Умный мужик. Мы, значит, в ноосфере?

             — Мы и в ноосфере, и не в ней. Мы сами — ноосфера, если тебе так понятнее. Но мы и не она, мы не существуем, не делаем. Единственное, что можно, будучи вне времени — выходить вне или возвращаться в.

             — А те, пропавшие в лесу до меня? Они с нами, они тоже ноосфера?

             — Нет никаких «тех», нет никаких «с нами». Да и «нас» никаких нет. Сложно?

             — Сложно. Кто тогда сейчас разговаривает?

             — Мы, конечно, кто ж еще? Не из загробного же мира голоса.

             — Но нас нет.

             — Нет понятия «мы».

             — А ты говоришь, что разговариваем мы.

             — Это просто слово, оно вне времени ничего не значит. «Здесь», «мы», «делаем» — это все слова, определения, они вне времени пустые. Но твоему сознанию так понятнее.

             — А в чем смысл?

             — Смысл чего?

             — Нашего нахождения здесь!

             — Нет ни нас, ни нахождения, ни здесь. Смысла тоже нет.

             — О чем тогда говорить?

             — Только о времени. О том, что происходит в нем, что можно и нужно делать в нем. А не вне его, потому что вне его ничего не происходит.

             — Я так понимаю, время — это какой-то пузырь?

             — Нет, потому что пузырь определяется границами. А у времени границ нет. Время — состояние, направление. Ничего больше, но это ключевое. Без этого время бессмысленно.

             — Но у него есть и какие-то ограничения? Оно откуда-то начинается, куда-то идет, где-то закончится, ведь так? Как мы вышли за пределы времени, если у него нет пределов? За что мы вышли?

             — Мы не вышли за пределы времени, мы вышли вне времени.

             — И что, есть разница?

             — Конечно. Мы же не можем выйти за пределы, если нет пределов.

             — Я этого не понимаю... Не чувствую, что понимаю.

             — Понимаешь, иначе не был бы вне. Просто не до конца принимаешь. Ничего страшного. Все равно это безразлично: нет времени — значит, нет ничего. Ни принятия, ни страха, ни понимания как такового. Это слова. Ты не можешь, находясь вне времени, принимать это или не принимать. Ты вне времени.

             — Тогда будем говорить о том, что во времени?

             — Да.

             — Нет, подожди! Кто ты? Или что ты? Круглов и Сахаров говорят, что ты — время, или что-то, заключающее в себе время. Это не так?

             — Не так. У меня нет определения вне времени. И у тебя нет. Я вне времени, как и ты.

             — А во времени у тебя есть определение?

             — Есть. Кот. Пусть и не совсем такой, как все коты. Ну, ты видел.

             — Но ты не кот?

             — Где?

             — Ну, вообще.

             — Нет никакого вообще. Во времени я кот.

             — А вне времени — никто... Понятно.

             — И ты во времени никто. И все. И всё.

             — Но ты... разум? Ты — что-то ментальное, оторванное от какого-то тела? Круглов еще говорил, что ты то ли неполноценный остаток от цельного разума, то ли какая-то аномалия ноосферы...

             Кот вздохнул.

             — Ты не осознаешь то, что я тебе сообщаю. Я не ментальное, не физическое. Нет вне времени ни ментального, ни физического. Ни меня. Вне времени бессмысленно что-то определять, это просто слова. Давай определим меня вне времени как бульдозер, если хочешь. Я не против, потому что это вообще ничего не означает и совершенно неверно. Бульдозер — во времени. Любое определение — во времени. Вне времени его нет. И ничего нет. Как ты хочешь что-то определять чем-то, если ничего нет?

             — Но ноосфера есть?

             — Ноосфера — тоже определение. Во времени она есть.

             — И во времени ты — аномалия ноосферы?

             — Во времени я кот. Все остальное во времени — не кот. Я могу считать все остальное во времени аномалией?

             — Наверное.

             — Значит, в таком определении меня Сахаров и Круглов правы. Но прав и я. И смысл теряется.

             — Но им определения нужны для конкретики, чтобы понять, что с тобой делать.

             — А мне, если я вне времени, не нужны ни Сахаров с Кругловым, ни их дела, ни определения, ни конкретика. Парадокс, с которым ты можешь работать, заключается в том, что мне приходится возвращаться из вне времени во время, но...

             — Э-э, стоп! Кто тебя вынуждает возвращаться, если вне времени и нет никого, и нет определения «делать»?

             — А вот в этом и парадокс. Если я не буду возвращаться, все сложится так, что время...

             И тут кот вместо слов вызвал образ. Меченый понял этот образ, и понял, что кот не смог бы его передать иначе. Показанное было неприятно, вызвало уныние.

             —... а вернуться я не могу, потому что парадокс предписывает мне не возвращаться, быть вне времени.

             — Но ты же возвращаешься?

             — Я не до конца выхожу, поэтому и могу возвращаться. Но такого быть не должно. Либо ты во времени, либо вне времени.

             — А чем это грозит — выходить не до конца?

             — Ничем не грозит. Но такого быть не должно.

             — Откуда ты знаешь?

             — Тут и знать нечего. Ты либо во времени, либо вне его, я же говорил.

             — Я ничего не понимаю. Тебе неудобно быть посередине?

             — Я не должен быть посередине. И никто не должен.

             — Но ведь страшного от этого ничего нет. Ты же не помираешь от этого.

             — Страх и смерть — понятия во времени. Там еще можно об этом рассуждать, хотя и непонятно, зачем. Вне времени это рассуждение бессмысленно. Я не могу, оказываясь вне времени, быть и в нем и вне его, понятно? Либо, либо.

             — Не то чтобы понятно... Но ты хотел, чтобы тебе помогли. Как? И где? Там, во времени? Или вне времени?

             — Где — пустой вопрос. Конечно, во времени. Вне времени никому ничем нельзя ни помочь, ни навредить. Ученые создали то, что они назвали ловушкой, но на самом деле они создали другое. Время нельзя поймать, как нельзя и сделать так, чтобы время кого-то ловило. У них получилась область пространства, где время для меня и идет, и не идет, а такого не должно быть. Потому что я и не могу возвращаться, и возвращаюсь. Это парадокс, взаимоисключающие вещи, но с этим можно управляться.

             — Можно? Или нужно?

             — Вне времени это все равно. Вне времени никому ничего ни от кого не нужно.

             — Но мне ведь надо будет вернуться во время и там что-то сделать? Я опять ни хрена не понимаю.

             — Ты опять ни хрена не осознаешь меня. Нет вне времени «надо». Тебя никто не держит вне времени, но тебя никто во время и не толкает. Некому и некого держать или толкать. Ты, выходя вне времени, просто осознаешь вневременное.

             — Это ты так хочешь сказать, что мне нужно будет, вернувшись, самому решать, можно или нужно что-то сделать?

             — Разумеется. Если предпочтешь вернуться. Только во времени и можно что-то решать, делать и так далее. Вне времени — только возвращаться во время.

             — Ну вот так и говори! Хорошо. А что именно нужно решать и делать?

             — Не знаю, я же объяснил: решать можно только во времени. Есть цель — взять под управление парадокс, о котором я говорил. Чтобы не приходилось быть посередине. Посередине можно быть, но посередине не до́лжно быть.

             — Как взять это под управление? Вернуться в прошлое и Свиблова убить?

             — Это ничего не даст. Не ученые причина парадокса, он сам себе причиной. Потому и парадокс. Он есть, а ученые его просто обнаружили. Он им ничего не даст. Да, если вывести ученых из времени, они смогут управлять им, двигать его, замедлять, ускорять... Существует парадокс, и он создает...

             И кот опять вызвал образ.

             — Не надо, это неприятно... Я понял. Не надо больше.

             — Они просто сумеют обращаться со временем. Но если тот, кто во времени держит под контролем парадокс, решит, что никто с этим ничего не будет делать, никто ничего и не сможет сделать.

             — Ладно. Как не допустить этого парадокса?

             — Его нельзя не допустить! Он есть во времени. Им можно только управлять выходом и входом. Твои ученые всей колонной идут не туда. Думали, что это улица Знания, а оказалось — Парадоксов тупик. Контролируя парадокс, мы прячем от них эти возможности. Сейчас они дошли и уперлись в стену. Выдернули из задних рядов тебя, чтобы ты сказал, что делать дальше. И вот ты разговариваешь со мной.

             — Они и сами не знают, что у них должно получиться. Даже не знают толком, зачем это делают. Эксперимент. Но считают, что смогут управлять временем.

             — Смогут. Если сами будут управлять парадоксом. То есть, если не будет никого, кто им уже управляет. Управлять может кто-то один. Сейчас — я. Без того, кто держит парадокс, у них ничего не получится, а держать парадокс им не даю я. Или ты.

             — Тогда мне надо определиться, что делать после возвращения. Что делать? Как-то передавать контроль от тебя им? Или самому брать контроль?

             — Ты не можешь определяться вне времени.

             — Да почему, на хрен? Я решу сейчас, что делать, вернусь, и буду делать! Проблема только в том, что я не знаю, что делать... Короче, я расскажу им все, пусть они сами думают. У них и аппараты, и папки, и звания воинские, чего только нет.

             — Они уже все обдумали. Все решили.

             — Да? И что же они решили?

             — Выдернуть тебя из задних рядов. Ты обрисуешь им ситуацию, о которой они и сами знают, уйдешь в задние ряды. Они потыкаются — и снова выдернут тебя из задних рядов. Ты снова будешь разговаривать со мной. Ну и кто из нас вокруг дуба в Лукоморье вечно ходит? Возвращайся. Только во времени ты сможешь что-то решить и сделать. Или посередине.

             — Я могу быть как ты, посередине?

             — Можешь. Но не должен. Такого быть не должно.

             — Это не твое дело, — неожиданно для себя резко отправил посыл Меченый. — Как мне быть посередине?

             — Ты вне времени. Нельзя, будучи вне времени, быть посередине. Ты что-то решил, или полагаешь, что решил, хорошо. Но ты вне времени. И на самом деле решать или делать можно только во времени. Или не решать и не делать. Это значит, что и решать, быть посередине или нет, можно только из времени.

             — Но как, как мне понять во времени, что нужно делать?

             — Надо быть во времени.

             — Я возвращаюсь.

             — Точно? Уверен?

             — Я вне времени. Я не могу быть ни уверен, ни неуверен.

             — Молодец, сообразил. Возвращайся.

             — Как?

             — Ты знаешь.

             — А-а... Да, знаю. Миииийааааааааауууууууаууууу...

 

             ***

 

             ПДА завис наглухо. Меченый не удивился, но озадачился. В любом случае, нужно было идти, и не мешкая: небо, видимое через деревья, затянуло облаками, но оно было светлое, значит, как минимум несколько часов прошло. Кот его зачем-то двинул во времени вперед. «Это не очень хорошо, — поморщился Меченый. — С другой стороны, он явно сделал это не просто так. Примем как данность».

             Термос ему ничего подсказать уже не мог — он остыл еще тогда, когда Меченый его опрокинул, сталкер даже не стал его вынимать из рюкзака. Меченый прислушался к себе, и понял, что голоден, но терпимо. В который раз он проклял себя, что не приучился носить механические часы; впрочем, вряд ли помогли бы и они.

             Он огляделся. Следов пребывания Круглова рядом не было.

             «Значит, сюда он не возвращался, он бы наверняка оставил что-нибудь на всякий случай. Не дождался нас с котом, и либо ушел маршрутом, либо вернулся в лагерь. Что вероятнее? Логика подсказывает, что первое. Второе возможно, если ему удастся выдать смерть особиста за естественную... Только это вряд ли: след от укола ничего не значит, а вот молоток хоть и резиновый был, но гематому наверняка оставил. Майор-особист — не пьяница с Кордона, которого в аномалию сунут и забудут. Тем более, что в лагере вояки. Тело наверняка вывезут, экспертиза — и все понятно. Это риск. Значит, он ушел, лег на дно Болот. Точнее, канул в мраке тоннеля ”Тузла”. Любопытно, конечно, как и где там им удается скрытно сидеть, но ладно, это все потом.

             Я во времени. Значит, пришла пора решать и действовать. Есть три варианта. Первый — мимо комплекса на Янтарь. Это общение с Сахаровым, его пока стоит отложить, нужно поговорить с Кругловым. Второй — идти по маршруту. Но уже светло, незамеченным проскочить не получится. Можно дождаться ночи, хавчик есть, вода есть, курево есть, не проблема. Третий — выходить к лагерю. Это стремный вариант. Да, Круглов сейчас может быть там, если он все обтяпал с телом особиста. Но Круглов сказал: что бы с ним ни случилось, это неважно. С другой стороны, он сказал, что важен кот. И есть ли смысл вообще выходить на Круглова без кота?».

             Тут Меченый приуныл, сообразив ситуацию.

             «С Кругловым и его шайкой-лейкой все непросто. Я теперь совсем не уверен, что кота стоит им отдавать. Ну-ка, так: хрен им, или отдать? Вот почему-то первое решение мне больше нравится. Но они поймут, что не получат его, и я им, выходит, буду не нужен, слишком много они мне наболтали. Уберут. Судя по тому, как они все обтяпывают, это не займет у них много времени. Сколько ни виляй, рано или поздно поймут и уберут. Но и прятаться всю жизнь от них я не смогу, не такой уж я прятатель, меня каждый тушкан знает. Сдавать их тоже не вариант, все равно закажут и шлепнут. Да и кому их сдавать? Армии? Эти одну только разведку будут три года проводить. И не проведут. Да еще три года операцию будут готовить. ”Монолиту”? Если бы это было так просто! Хотя у Сахарова контакты есть... Но нет, тогда в этой игре точно не выиграть, это однозначный билет в могилу. К тому же черт его знает, что ”Монолит” с этим делать собрался. Уж там-то благом точно не пахнет. Другими словами, на Сахарова выходить стремно. По крайней мере, сейчас стремно. И ныкаться бесполезно.

             Нет, отвязаться от них не получится, можно и не мечтать. Значит... Значит, придется все же выходить на Круглова или Свиблова.

             Дальше. С чем к ним идти? Результата, между прочим, никакого. Круглов расставался со мной — кот был. К Круглову возвращаюсь — кота нет. Где кот? Меченый спрятал. Не развязывайте пока, будем у него сейчас спрашивать, куда именно спрятал и зачем. Пассатижи сюда. Зубов у него маловато, а вот ногти на месте — профессор, далеко не исчезайте, скоро все узнаем.

             Нужно самому работать. А что работать? Делать-то что? От кота я узнал немного. Есть возможность выходить за пределы времени. То есть, вне времени. Есть ученые, которые зашли в тупик. И пес бы с ними и их тупиком, но теперь это и меня касается, кота не бросишь. Значит, нужно объяснить им, что управлять временем можно, но только если я возьму под контроль парадокс? Понять бы еще, как.

             Надо идти к лагерю. Круглов может быть там, и это самый быстрый вариант все ему выложить. Сейчас убивать не будут, я их припугну, что у меня есть возможности все их труды со стола смахнуть, тронут пальцем — прощай, мечты. Так выиграю время и пойму, что нужно делать».

             Спустя полчаса Меченый вышел к посту у вагончика. Еще на подходе он насторожился неожиданному безлюдью. Снайпера на вышке не было. Подойдя к вагончику, он обнаружил, что нет не только поста, но и лагеря, хотя следы его еще были видны — мусор, пустые ящики. Низина и дорога в ней были пусты, только ближе к переходу на Склады горел костер, около которого сидели двое сталкеров, по виду — нейтралы. Все это озадачило Меченого, такого он не предполагал.

             «Быстро снялись. Что-то произошло. Тело особиста, нашли, конечно, но не из-за этого же снялись? Хотя — армия, там все что угодно может быть. Или сегодня уже не шестнадцатое?»

             Было довольно далеко, но Меченому, разглядывающему сидящих в прицел, один из них со спины показался знакомым. Меченый поморщился от досады. Знакомые сейчас ни к чему. Но путь на Болота неблизкий, через населенные места, и без таких встреч все равно не обойдешься.

             Второй сталкер, сидящий к Меченому лицом, заметил его почти сразу после того, как Меченый вышел из укрытия и направился к ним. Что-то сказал сидящему спиной, взял в руки оружие. Сидящий обернулся, встал и помахал рукой.

             «Стасик! Снова удача, и снова в лице Стасика! — подумал Меченый. — Не Круглов, но хотя бы информацию о происходящем можно будет получить».

             — Привет. Знакомьтесь. Пират, Меченый.

             Пират оказался крепко сбитым парнем, с ловкими и расчетливыми движениями.

             — Привет, — кивнул Меченый Пирату. — Как жисть? Этта... Какое сегодня число? А то я малость забухал, дни путаются, и ПДА завис.

             — Ничего у тебя не путается, — засмеялся Стасик. — ПДА завис? Давай, Пират посмотрит.

             Меченого позабавила мысль отдавать ПДА в руки неизвестно кому. Да еще и по кличке Пират.

             — Ничего, я сам. Число сегодня какое?

             — Семнадцатое, не волнуйся, — ответил Стасик.

             — Чего мне волноваться? Просто интересуюсь. Побухай с мое — тоже интересно станет.

             — Меченый, — глядя на сталкера с легкой улыбкой, сказал Стасик, — я тебя за болвана держать не буду, но и мы не дурачки. Мы оба из «Тузлы», Пират — силовик. И ты понимаешь, что мы здесь в сталкерском прикиде не просто так. Есть что сказать?

             — Есть, — невозмутимо кивнул Меченый, прикуривая от головешки. — Но не вам.

             — А это все равно, — сказал Стасик. — Ты ведь к Круглову шел? Он мне передал, что рассказал все тебе, передал, что оставил тебя с котом. Он же понимал, что его могут взять. Записал голосовое, оставил в тайнике. Так что я в курсе. Кота с тобой, я смотрю, нет. Чем закончилось?

             — Свиблову или Круглову расскажу. Тебе такое не по чину.

             — У нас нет чинов.

             «Вне времени ничего нет», — промелькнуло в голове у Меченого.

             — Есть двое ученых, которые работают над этой темой, — продолжал Стасик. — Свиблов и я. Так что можешь рассказывать. Свиблов тебя без моего присутствия все равно слушать не будет. Пират пусть тебя не смущает, при нем можно.

             «Все профессионально. Главному заделаться под аспирантика на побегушках в лагере ученых, максимально близко к событиям — это умно. Да, Круглов был прав, работают они толково. Если только Стасик не гонит, конечно».

             — А тебе, чтобы выслушивать новости, Свиблов не нужен? — ехидно поинтересовался Меченый. — Почему это так? Что-то у вас, ребятки, с координацией процессов не то.

             Стасик поворошил костер.

             — Меня сейчас интересует главное, чтобы понимать, что делать дальше, — не глядя на Меченого, сказал он. — А детали, подробности — это, конечно, потом нам обоим расскажешь, когда вместе соберемся. Круглов скоро будет на «Тузле», у него все нормально.

             — Если соберемся, — уточнил Меченый. — Я тебя еле знаю. Вижу, что ты в курсе кое-чего, но тебе сейчас рассказывать, понятно, не собираюсь. Ни детали, ни тем более главное.

             — Мы можем и настойчиво попросить, — заметил Пират, но Стасик движением руки остановил его.

             — Это не нужно.

             — Вот именно, — не скрываясь, презрительно усмехнулся Меченый в лицо Пирату.

             Все помолчали.

             — Меченый, — заговорил вновь Стасик. — Ты даже больше, чем кто-либо из нашей группы сейчас понимаешь важность того, что ты там делал...

             — Я там ничего не делал, — перебил его Меченый, произнося слова с расстановкой, и пристально посмотрел в лицо Стасику.

             Как сталкер и ожидал, ученый, судя по его внимательно сощурившимся глазам и напряжению в лице, принялся судорожно размышлять, что имелось в виду. Меченому этого вполне хватило. Намека Стасик не понял, про вне времени он ничего не знает. Козыри у Меченого.

             — Но ты там был, — уверенно произнес Стасик.

             — И Круглов там был, — на всякий случай забросил еще одну удочку Меченый.

             — Круглов ушел, оставив тебя с котом, — возразил ученый. — Что было дальше?

             — Ничего.

             Щека Пирата чуть дернулась.

             «Этот поумнее, — усмехнулся про себя Меченый. — Не понял, про что речь, но понял, что я как-то Стасиком верчу. Впрочем, он у них кто-то вроде особиста, наверное, так что ничего удивительного».

             И оказался прав.

             — Не думаю, что здесь хорошее место для выяснения обстоятельств, — вмешался в разговор Пират. — Я попробую организовать вертолет, обсуждать все будем уже на базе.

             — Да? Чтобы вы мне там укололи что-нибудь и к какому-нибудь спектрометру подключили? Перебьетесь.

             — Уколоть и здесь можем, вертолет для этого не обязателен, — пригрозил Пират.

             — Ну давай, пробуй, — подобрался Меченый и положил руку на автомат.

             — Слушайте, — поморщился Стасик, — не надо этого всего. Меченый, перестань.

             — Ты мне что за командир? — зло, уже заведясь, но не спуская глаз с Пирата, рыкнул ему Меченый. —Задачу мне ставили другие люди, я ни отчетами вам не обязан, ни полетами хер знает куда.

             — Хорошо, хорошо, — примирительно покивал Стасик. — Успокойся, никто тебя силой никуда тащить не будет, я тебе обещаю.

             «А вот это все фуфло, мальчик, — подумал Меченый. — Ты хоть и добрый следователь из вас двоих, но следователь. Ухо надо держать востро с вами обоими».

             — Ногой отодвинул оружие! — заорал он Пирату.

             — Убери, я тебя прошу, — попросил Пирата Стасик. — Меченый, и ты тоже. Давайте и правда по-человечески.

             Пират пнул ногой винтовку в сторону. Меченый легко вскочил на ноги и поднял автомат.

             — Оба встали, повернулись ко мне спиной! — дрожащим высоким голосом крикнул Меченый. — Сделали пять шагов вперед! Руки на виду!

             — Меченый...

             — Повторять не буду, положу обоих!!! — трясся и уже чуть ли не визжал Меченый.

             «Пирата этого, может, и не очень впечатлит, но командует тут Стасик, а у Стасика, я смотрю, понта уже поубавилось...»

             Оба подчинились, ученый — суетливо, Пират — медленно, размеренно.

             — Круглов доступен? — снова спокойным тоном спросил Меченый в спину ученому.

             — Да-да, доступен, конечно, — быстро закивал тот, не оборачиваясь. — Только по отдельному каналу, по нашему.

             Меченый сел к костру и положил автомат рядом.

             — Ну ладно, че вы? — сказал он наигранно-удивленно. — Опускайте руки оба, я пошутил.

             Стасик и Пират осторожно обернулись, затем, поняв, что им ничто не грозит, тоже подсели к костру.

             — Шуточки у вас, Меченый, знаете... — начал ученый.

             — Знаю. Можно на ты, как и раньше. И больше никаких понтов. Вызывай Круглова, доступ расшарь, втроем поговорим. Пират может погулять. У нас научная дискуссия, он все равно ничего не поймет. Не дуйся, сходи, вон, к блокпосту, где вояки раньше были. Там снорки шастают, постреляй немного, пока у нас симпозиум.

             — Снорков я там зачистил.

             — Я их тоже раз двадцать уже зачищал, а они все лезут откуда-то.

             — Сходи, все нормально, — кивнул ученый Пирату.

             Тот поднялся, взял оружие и пошел по направлению к блокпосту.

             — Слишком круто ты с ним, — заметил Стасик. — Я — ладно, от всякой тени шарахаюсь, а он-то опытный. Так и до крови могло дойти.

             — Потому и не дошло, что опытный. И вообще, кто тут крови боится? Сколько вы ее уже пролили? И это еще ничего не добились!

             — Тем более надо лишней избегать. Разве не так? Или для тебя та, которую проливаешь ты — это нормально, а остальным и думать не моги?

             Меченый задумался.

             «Может, он и прав...»

             — Ладно, не бери в голову, — махнул рукой ученый. — Ничего не знаю про тебя конкретного, просто у вас, сталкеров, таких грешков полно. Но мне твое настроение, честно тебе скажу, не нравится. Если бы ты только знал, какую работу мы проделали, чтобы до этого леса добраться... С Кругловым сейчас свяжемся, ты мне скажи просто: это время? Мы можем им управлять?

             — Время, — подтвердил Меченый. — Управлять... Не уверен.

             — Ясно. Думаешь уходить?

             — Куда? — не понял Меченый.

             — Куда-то, где мы тебя не достанем.

             Меченый помолчал, соображая. Значит, ситуацию он понял правильно.

             — Я...

             И осекся.

             «А Стасик-то не такой уж и дурачок оказался. Я ему чуть не сболтнул сейчас: могу, мол, так уйти, что никто не отыщет».

             — Без меня вы все равно ничего не сможете, — покачал он головой.

             — Нам ничего от тебя и не надо. Ловушку мы создали, она работает. Иначе, думаю, никакого кота бы не было. И «Аргон» эффективен.

             Еще не лишенное юности лицо Стасика уже покрывалось той тенью, которая ложилась на лица хоть немного побывавших в Зоне. Меченый иногда думал, что по тому, насколько видна — а точнее, насколько ощущается эта тень, — он может определить, куда доходил тот или иной человек. Кто-то с живой мимикой, глазами — ясно, дальше фермы на Кордоне не выдвигался. А вот человек с каменным лицом, минимумом движений губ, щек — этот завсегдатай Припяти. Судя по лицу Стасика — максимум Склады. На Радаре, наверное, впервые.

             — А сможем ли мы без тебя, нужен ли ты... — продолжал Стасик. — Если так рассуждать, это мы тебе нужны. «Аргон» на костре не сваришь, а без него тебе там кирдык. То, что ты выжил и вернулся в первый раз — это тоже своего рода аномалия. Если судить по тому, как кот обращался с вами обоими потом.

             — Я туда больше не собираюсь, — качнул головой Меченый.

             — Конечно, собираешься. Не понимаю пока, зачем, но это и неважно. Иначе не торговался бы сейчас, не просил бы звонить Круглову, не говорил бы, что без тебя мы ничего не сможем. Я не утверждаю, что мы тебе нужны больше, чем ты нам, это не совсем так, но мы тебе нужны. Я беспокоюсь, как бы ты там не ошибся.

             — Тебя не может это беспокоить, вы и сами ни черта не знаете, о чем говорите.

             — Знаем побольше тебя, — сухо сказал Стасик.

             — У вас выбора нет, — упрямился Меченый. — Если я сейчас повернусь и уйду, все, что вы сможете сделать, это пристрелить меня, да и то не сразу. Но не буду спрашивать, чего вы этим добьетесь, чтобы не ставить тебя в неловкое положение.

             Стасик пожал плечами.

             — Ты сталкер, и рассуждаешь по-сталкерски. Выжить. Заработать. Отстраниться. А я-то ученый. Один из тех, кто это все поняли, сообразили, спланировали, сделали. Ты не чудо природы, ты обычный человек. И если ты смог сделать то, что сделал, то сможет и любой.

             — Не сможет. И откуда ты такой циничный? Ты ведь молодой совсем. Неужели в жизнь не веришь? Не знаю, в особенности личности там, как у вас по-ученому это называется, и все такое...

             — А, ерунда. Слишком большое значение этому придается. Из-за вас, между прочим, из-за сталкеров. Байки, треп про победы над смертельными аномалиями и опасными мутантами вроде анархистов и бандитов. Залез какой-нибудь Саня по кличке Хлипкий в тайник в какой-нибудь норе, там крыса оказалась, за палец тяпнула. Что рассказывать у костра? Что обделался от неожиданности? Нет. Нора превращается в жуткую подземную лабораторию, крыса — в кровососа или двух. Так рождается легенда, она передается от костра к костру. А что толку в легенде без героя? Герой нужен! И вот у пятого костра в титрах уже не Саня Хлипкий, а Александр Великий, гроза кровососов. Ну а по нему, конечно, равняются, особенно другие хлипкие, хотят быть такими же. И выходит, что в Зоне нет ничего важнее личности, и все хотят быть похожими на героя... которого не было. Вы все хоть когда-нибудь задумывались, что ничего более идиотского и быть не может? Противостоять же этой идиотии можно только здравым цинизмом. А он подсказывает, что на твоем месте в лесу может справиться любой.

             — Я в этом не уверен.

             — Тумана напускаешь, — махнул рукой Стасик и поворошил костер. Вверх взметнулись искры. — Я тебе повторяю: не будет «Аргона» — ничего у тебя не получится. С котом, в общем, все понятно. Круглов считает его аномалией в ноосфере, отклонением, мы же со Свибловым полагаем, что это не аномалия, а какой-то парадокс в ноосфере. Но так или иначе, и с тем и с другим работать можно. Думаю, останавливается время. Или синхронно движется в другую сторону пространство, в случае ловушки это одно и то же. И из времени можно ментально выйти, но есть какое-то препятствие, с которым нужно что-то сделать. Так? Да можешь и не отвечать, все равно ты в этом ничего не понимаешь. Это я ведь только спрашиваю тебя как равного по образованию, а вообще говоря... И чтобы тебя, Саня Хлипкий, не ставить в неловкое положение, не буду просить объяснить разницу между аномалией ноосферы и ее парадоксом. Вот так.

             — Есть кое-какие условия для того, чтобы все получилось...

             — Понятно, понятно, — насмешливо закивал Стасик. — Я кое-что знаю, а вам не скажу, чтобы вы тушку мою драгоценную не поцарапали. Но я и не спрашиваю, что это за условия. Странно, да?

             И он выпятил грудь.

             — Это ведь та-ак ва-ажно! Стасик ведь должен понимать, что это важно, что без этого ничего не получится!.. А Стасик — плевал на твои неведомые условия. Все получится, понятно тебе? Просто с тобой — сейчас, а без тебя — не сейчас, а когда-нибудь. И не исключаю, что довольно скоро. Хотя и утверждать это невозможно, могут и годы пройти. Но пойми ты наконец: однажды человек услышал, как воет ветер у входа в пещеру, затем он услышал, как ветер свистит в дупле дерева. А спустя много-много лет человек сделал флейту. С помощью твоего кота можно улететь в прошлое и дать тому человеку флейту сразу, но он не играть на ней начнет, а сородичей ею охаживать. Потому что для того, чтобы Баха на флейте исполнить, нужно не умение крепко хватать флейту — так, чтобы сородичи не отняли, — а знание нотной грамоты. Это так сложно для соображения, что нужно разжевать?

             — Еще неизвестно, кому эту флейту из будущего дают, чтобы сородичей лупить, — ядовито возразил Меченый.

             — Тебе, конечно, это же ты человек из прошлого. Я в фигуральном смысле. Ты уже собрался что-то делать, и не думаю, что что-то полезное. А мы — нет. Получи я сейчас кота — думаешь, рвану экспериментировать со временем? Ясно, не рвану. Потому что мы не первобытными инстинктами живем, мы работаем. Ставим движение воздуха в отверстиях на службу человечеству, но не как левая пятка захочет, а научными, проверяемыми методами. И если захочешь меня сейчас убить, пока Пират у шлагбаума снорков гоняет — ты ведь поэтому его туда отправил? — то лишь докажешь мои слова. А размахивая той флейтой, которую надеешься получить и которую получишь, наворотишь дел будь здоров.

             — Все верно, я сталкер, могу и убить, — кивнул Меченый, доев тушенку и бросив банку в костер. —За мной много таких грешков, одним больше, одним меньше — не все ли равно? Мы же договорились, что пролитая мной кровь — это нормально. Мне Круглов сказал, что при необходимости он ради этого дела мной пожертвует не задумываясь, и попросил пообещать, что и я в случае необходимости сделаю то же самое. Я, конечно, пообещал, мне нетрудно. Но вот исполнить было бы трудно. Это у вас нет проблем, это для вас главное — благо человечества. А я другими масштабами думаю, поскромнее, благом человека.

             — Своим благом, то есть, — небрежно вставил Стасик.

             — Не твое это дело. Тебе же все равно, что за человек перед тобой, что за человек туда отправится — я или кто-то другой. Тебе все равно, что за человек остался на койке лежать, когда мы с Кругловым в лес пошли. Для вас лес важнее деревьев. И если я тебя пристрелю, то докажу не то, что я первобытное существо, а то, что я такой же, как вы. Это было бы даже противнее.

             — Ну а другие грешки-то — как? Не мучают? — немного подумав, спросил Стасик.

             — Бывает, мучают, — признался Меченый. — Но откуда тебе знать, что это такое? Что ты в грешках понимаешь-то? В твоей нотной грамоте этих аккордов не было и нет, там все ровно, аккуратно — вот ты в свою флейту и дуешь по писаному. На другое не способен.

             Тень на лице Стасика теперь стала заметнее. А может, просто так казалось: солнце уже почти опустилось, Зона выглядела более мрачной.

             — Мне и не надо, — повел рукой Стасик. — Мы и в Зоне-то редко бываем, а знаем о ней куда больше вас, героев преданий, так сказать. Кота нам от тебя не получить, так я понимаю?

             Меченый не ответил.

             — Ты подумай как следует, подумай. Нам — это человечеству, а не Стасику, Свиблову и Круглову. И ты ставишь себя выше человечества. Которому пофигу на то, что ради их счастья погиб какой-то там майор. Ты веришь тем, кто сожалеет о незнакомых погибших? Хочешь эксперимент? Скажи у костра, что погиб твой друг, которого на самом деле не было, придумай имя какое-нибудь. Все головами качать будут, вздыхать, давай, скажут, нальем тебе, да и сами помянем, Зона ему пухом. А к вечеру уже забудут и про погибшего, и про твои страдания. Ну, просто потому, что у них уже другие страдания будут — они в память о совершенно неизвестном им сталкере нажрутся до блевачки. Конкретный человек, если он не близкий, всем безразличен. Не ври мне, что это не так. И вообще, одного человека спасти иногда бывает невозможно, и ты это наверняка проходил. А вот дать всему человечеству новую жизнь — очень даже, и вот этого ты точно не проходил. Но ты у человечества шанс на эту новую жизнь отбираешь.

             — Вы ведь не понимаете, с чем работаете сейчас, — протянул Меченый; как показалось Стасику — сомневаясь. — Вы ведь никакой результат сейчас гарантировать не можете, правильно?

             — Гарантировать не можем. Но мы — работаем! — воодушевился Стасик.

             Он почувствовал, что посеял зерно сомнений.

             — Мы считаем, что, получив контроль над временем, мы сделаем — нет, не новых людей, это глупо. Мы людей сделаем новыми. Сдвиг в понимании природы времени многое изменит. Возможность же двигать само время изменит все! Время — то, чего не хватает всем. Для работы. Для жизни. Для спокойствия. Если мы правы в развитии своей теории, человечество избежит всех ошибок, которые вызваны цейтнотами нашего существования, и это как минимум. «Дай мне время подумать» — ты ведь слышал такое, и не раз, и сам не раз такое говорил? Теперь это будет просто не нужно!

             — Думать будет не нужно? — перебил Меченый.

             — Да нет же, не держи ты меня за дурака! Не будет нужно время брать! Оно не будет ограничено! Ты способен понять, что это означает?

             — Нет.

             — Вот именно! И я нет! И у нас никто с уверенностью не может сказать, что это означает. Но это... Это вообще другое человечество будет!

             — Оно не будет ошибаться?

             — Это то, что мы сейчас практикуем! У нас в «Тузле» ни одно решение не принимается в спешке, мы взяли это себе за правило, и принимаем решение только тогда, когда уверены, что оно пойдет на благо нашей работе и человечеству!

             — И ни разу не ошибались?

             — Ни разу!

             — Плохо, — зло заметил сталкер. Он вспомнил майора Клименко.

             «План Б? Может, и Б. Но все равно план!» — подумал он.

             — Почему это плохо? — спросил Стасик.

             — Да так...

             — Это не ответ. У нас все получается потому, что есть время, понимаешь? Поставлена задача? Никто не побежит ее скорей-скорей выполнять, нет начальства. Мы можем себе позволить никуда не спешить. И мы хотим, чтобы это мог себе позволить любой.

             — Хотите, чтобы человечество могло делать что-то, только будучи уверенным, что принесет благо?

             — Именно! Именно!

             — А хочет этого человечество?

             — То есть?

             — Ну, буквально. Оно хочет быть новым, безупречным?

             — Конечно. Просто отдельный человек об этом не задумывается.

             — Ну а если отдельный человек, посмотрев на это, расхочет?

             — Что расхочет?

             — Да вот новым быть, безупречным. Вечно живым. Плачущим только от счастья. Если он затоскует по бегу времени. Что ему тогда делать?

             — А зачем ему расхотеть?

             — Мало ли почему человек чего-то хочет или не хочет.

             — Тогда мы его убедим, что он неправ. На примерах убедим. Человек может не хотеть счастья только тогда, когда он не знает, что это такое.

             — А что это такое?

             — Счастье? Ну... у каждого свое, наверное, но... Слушай, я не любитель философии. Мы, работающие в сфере точных наук, создаем возможность сделать человечество счастливым с помощью точных наук. Бери, человечество, пользуйся!

             — Не возьмет, — отрезал Меченый.

             — Как? Почему? — улыбнулся Стасик.

             — Оно из людей состоит. А люди разные, и понятия о счастье у всех разные. Вы же высовываете руку из окошка, суете им какое-то дистиллированное счастье, да еще и всем поровну, чтобы никто не ушел обиженным. Кто-то у окошка драться за этот дистиллят будет. А кто-то еще и подумает, вставать в хвост очереди или нет. Счастье какой-нибудь мразоты вам так же важно, как счастье честного человека?

             — Какую-нибудь, как ты выражаешься, мразоту, счастье сделает честным человеком! — снисходительно ответил Стасик.

             — Ну а если не захочет он? Скажет вам: «Я свином родился, в грязи хочу валяться, тому и буду рад!» Вы ему что, картинки счастья честных показывать будете? Клал он и на вас, и на картинки, и на честных. Будет и дальше убивать и разорять, и будет вполне доволен. Потому что свин, потому что в этом и есть его свинское счастье.

             — Я думаю, общество найдет способы это прекратить как-нибудь.

             — То есть, сделает свина несчастным.

             — Нет! Даст ему другое счастье! Вот в чем разница!

             — Да ему другого-то не надо. И так будет со всяким. Не потому что все свиньи, а потому, что человек иногда, знаешь, выбирать хочет. И может выбрать совсем не то, что нравится вам. Вот ты про грешки говорил? Давай про грешки. Если, несмотря на весь ваш анализ решений, ты, молодой, ошибешься, и вместо новой жизни одаришь человечество проклятьем, таким, что люди не тебе даже смерти будут желать, а себе, лишь бы поскорее это закончилось — что ты тогда скажешь? Не было б несчастья, да счастье вмешалось?

             — Это невозможно. Не может быть такого, что ты желаешь человечеству счастья, а оно тебя проклянет!

             — Как раз за это и проклинает. Все беды человечества начинались с заявлений о счастье для всех. Я тебя еще раз спрашиваю: что ты предложишь мрази, которая не хочет перестать быть мразью? И что ты скажешь тому честному человеку, который, поверив тебе в том, что все теперь одинаково счастливы, от этой мрази пострадает?

             — Я... Не знаю. Еще не знаю. Но мы ведь ничего и не делаем, и не будем делать, пока не выверим все!

             — Да? А если перед тем, как раздаривать всем счастье, выясните, что не удастся всех счастливыми сделать? Будете продолжать, исходя из интересов большинства? А с меньшинством как?

             — Подожди! Ну это же все как-то наспех, у костра, без теоретической базы! Давай соберемся на «Тузле», поговорим, там люди умные, они найдут, что тебе сказать!

             — Сказать — это у вас коронный номер. Посидеть, поговорить, обсудить обсуждение, договориться о договоренностях...

             Меченый махнул рукой и принялся собирать рюкзак.

             — И я, и мои друзья выжили потому, что мгновенно принимали решения, не раздумывая, — продолжил он. — И не только когда химера неожиданно появлялась из-за угла, а и у костра, когда разрешали или не разрешали кому-нибудь подсесть к огоньку. Мы счастливы тем, что, действуя чувством, случается, спасаем и себя, и другого человека. Пусть иногда это спасение заключается в том, что не стреляем в него, хотя могли бы.

             Меченый злился, но и понимал, что все подходит к концу. И понимал, что он вот-вот найдет то решение, за которым его отправил кот.

             — И от вашего тщательного анализа люди счастливыми не станут, потому что чем спокойнее вы рассуждаете, тем проще вам убивать, — заключил он. — Подведете теоретическую базу, окажется по ней, что меньшинство в ваше счастье не вписывается — и что? Теория плоха? Ну, нет, так же не может быть! Это просто человечество несовершенное, старое и хлипкое, ща мы его поправим.

             — А что, не так, что ли? — выкрикнул, неприятно скривив лицо, Стасик. — Так! Оно и несовершенное, и хлипкое! И грабит, и разоряет, и стреляет куда попало, не раздумывая!

             — Ну а вы-то, конечно, перед выстрелом все посчитаете, — поджал губы Меченый и кивнул. — На калькуляторах. Я не сомневаюсь.

             Он накинул рюкзак, все никак не мог найти нужное, удобное положение ремня, и вместо того, чтобы аккуратно тянуть его, он намотал конец ремня на руку и с силой дернул. Получилось слишком туго. Меченый отпустил зажим, вытянул ремень, и снова принялся его затягивать.

             Стасика затрясло. Все шло прахом.

             — Ты... — задыхался он. — Ты вместо того, чтобы хорошенько мозгами пошевелить, какое тебе направление выбрать для твоего любимого выживания, на инстинктах побежишь сейчас к Сахарову! Тебе там уютно, знакомо! Дряхло тебе там! Свинарник там твой! То, что Сахаров с «Монолитом» вась-вась, ты не принимаешь в расчет, ты же калькулятор в руки никогда не брал. А если бы ты сел и подумал, ты понял бы, что выбирать из двух вариантов тебе надо наш, тузловский! Как минимум потому, что третьего нет! Нам и искать тебя не надо будет, ты, поняв, что «Монолит» с этим может сделать, сам к нам прибежишь, с языком на плече! Умолять будешь, чтобы мы кота взяли у тебя, потому что поймешь, что таскаешь с собой катастрофу, и сам катастрофой стал! Идешь сейчас к Сахарову, но концерт на флейте все равно будешь давать у нас!

             Меченый, наконец, поправил ремни рюкзака поудобнее, подхватил автомат, и, глядя прямо в глаза Стасику, сказал:

             — Не получите вы кота для человечества. Ни от меня не получите, ни от кого-либо. Потому что мы — люди, а не человечество.

             И, не простившись, пошел по направлению к лесу.

             «Вот этого ты и не ждал, Стасик, дерьмо ты ученое. Того, что я в лес пойду без ”Аргона”. Бах такого в нотах не писал. И я вот прямо спиной чувствую, как у тебя мегамозг твой сейчас шевелится: ”Как так? Куда он? Что-то он задумал, а я в чем-то просчитался?”

             Да, Стасик, просчитался. Тебе мало будет найти того, кому кот явится, тебе мало будет ”Аргон” ему всучить. Тебе нужно будет найти того, кто с котом споется. Ноосфера — не такая дура, как вам кажется: ни с монолитовцами, ни с Алексеевым вашим она петь не захотела. Потому что и тем, и другим, на людей плевать, и в их хоровом пении голоса не различишь».

             Как это часто бывает с теми, кто на эмоциях вдруг обретает самоуверенность и не чувствует опасности этого, Меченый ошибся. Он тоже кое-чего не ждал — выстрела, эхом отразившегося от скальной стены. Свиста пули Меченый не услышал, а промахнуться с такого расстояния было трудно. Сталкер остановился как вкопанный и обернулся.

             «А-а, вот оно что. Захотел доказать, высокую ноту взял! Ладно, доказал. Виртуоз, таким тебя и запомним. Не мой грешок. Но моя очередь доказывать, что умею играть на этой флейте».

             Меченый поправил ремень автомата, и снова зашагал к лесу. Больше он не оборачивался — спешащий от блокпоста к месту происшествия Пират его нисколько не заботил.

             «Броник из нанокевлара, корсарчик. Ну и артефакты. Да и все равно ты по своей инициативе ничего предпринимать не будешь, тебя так не учили. Ты первым делом доложить обязан. Отрапортовать, что ваш мегамозг вышиб себе свои мегамозги, претендуя на александрово величие. Поднимай свой черный флаг. Шхуны у тебя, правда, нет, но хоть вертолет есть. На нем и поднимай.

             Мутит от вас, сволочей. Но я таким, как вы, не стану. Ни за что».

             Меченый прошел мимо вагончика последний раз в своей жизни. И лицо у него было такое, что всякий, увидев его, сказал бы, что на ЧАЭС этот мужик точно был.

             А то и где подальше.

 

Скрытый текст

ГЛАВА VI

ПЯТНО НА БЕЛОЙ СТЕНЕ

            

             Время в Зоне ощущается очень просто. Это когда ты понимаешь, что твое прошлое смотрит тебе в лицо. Что твои шаги отзываются завтрашним эхом. Что гул в ушах — это не давление, а твой голос, которым ты еще не говорил, доносящийся из вчера.

             Если вам кажется, что это сложно, я вас разубеждать не буду, дело ваше.

            

Меченый

            

             — Я решил. Я зайду в посередине, подменю тебя. Смогу?

             — Смогу.

             — Ладно. Но что дальше? Пока мы здесь, надо понять и решить, что дальше, а я не понимаю. Я почувствую что-то, что тебе или мне поможет?

             — Почувствую. Не поможет.

             — Я почувствую, что это не поможет? А что же делать? Ты мне скажи — я правильно решил? Нужно выходить в посередине?

             — Решил.

             — Хорошее кино, — вздохнул Меченый. — Я подменю тебя. Что с тобой будет?

             — Ничего не будет. Не меня.

             — Ты окажешься вне времени и тебе не нужно будет возвращаться?

             — Не нужно выходить.

             — Черт.... Ничего не понимаю. Я останусь на твоем месте, буду входить и выходить, держать парадокс?

             — Входить и выходить. Не в посередине.

             — Так ведь это не решение парадокса! Да и ловушка никуда не денется!

             — Не решение. Нет решений.

             — Это вне времени нет. А в посередине есть?.. Стой! Я понял! Я могу устранить парадокс, если буду посередине? Вывести его вне времени?

             — Не устранить. Не вывести. Парадокс.

             Меченый устало вздохнул и оперся ладонями на бревно, на котором сидел, не зная, что спрашивать дальше. Кот подошел к нему и осторожно тронул лапой его руку. Лапа была теплая, подушечки шершавые. Кот и кот.

             — Мне надо торопиться? — спросил Меченый.

             — Не торопиться.

             — А, это ты мне сочувствуешь так? — засмеялся Меченый.

             — Не мне.

             — Себе? Или нам обоим?

             — Нам обоим.

             Кот убрал лапу и отвернулся.

             — Ну, это ты не дрейфь. Все нормально будет. Наверное. Не такое уж страшное это твое время. Вот псевдособаки, например... Ну, ты понимаешь. Ты мне расскажи — я никогда не вернусь? Или смогу?

             — Вернусь. Скажи. Не здесь.

             — Объяснишь в посередине? Ну, ладно, это уже обнадеживает. Хотя я приготовился к тому, что не вернусь уже. Значит, так. Выхожу в посередине, там все обговариваем, верно?

             — Не все. Верно.

             — Но здесь все, что смогли, мы уже обговорили? Я все правильно понимаю?

             — Все правильно понимаю. Обговорили.

             — Тогда...

             Меченый напоследок оглядел лес. Прямо впереди виднелись валуны, и Меченый вспомнил, как его около них едва не порвали снорки. Вот тот, небольшой валун — на нем Меченый провалялся несколько часов, истекая кровью, пока Кэп с ребятами не пришел на помощь.

             «Эй, ты, циник ученый, на костре печеный! — мысленно заорал Меченый Стасику. — Ответь, какого хрена Кэп по первому зову оставил пост и выдвинулся на Радар спасать толком не знакомого ему сталкера? Ну? Ответь! Пораскинь, так сказать, мозгами, ха-ха! У него же приказ был охранять переход, чего ж он поперся сюда без плана операции, проанализированного контрольной группой, да еще и подчиненных потащил с собой? Да потому что он свободовец. От слова ”свобода”, есть такой ненаучный термин, запоминай. Дристал он с вышки на приказы, даже на приказы Лукаша. И, будь он другим, хрена с два Лукаш бы его назначил старшим на переходе. Только тебе такой парадокс не понять...»

             — Тогда все, — кивнул Меченый. — Начинай, я не знаю, как петь, чтобы в посередине оказаться. Или все равно?

             — Мийяааааууу...

             — Мийяаааауууаааауаааааааууууу...

             ***

             — ...ааау.

             — Мы посередине.

             — Я понял, да, теперь все... и так, и не так. Как будто все сдвинулось. Ты с нами это тогда проделал, вывел нас в посередине?

             — Попробовал. Не получилось — двоих трудно держать. Наверное, можно, но трудно, очень. Тебя одного вот держу.

             — Забыл спросить. Зачем ты нас кошмарил? В первый раз, когда я зашел один, ты бросился. Во второй — фильм ужасов нам с Кругловым показывал.

             — Это не объяснишь. Когда готовишься отставлять контроль и впускать, проявляется что-то вот такое. Хочется показать, кто тут хозяин, что ли. Это неосознанное, это просто так есть. Потом проходит.

             — Ладно, я не обиделся. За Круглова не скажу. Еще вопрос. Объясни еще, как я в прошлом оказался? Зачем ты это сделал? Это ведь ты сделал?

             — Ты без «Аргона» был, держать тебя приходилось мне, а долго делать это трудновато. И разговаривать из посередине с теми, кто во времени, трудновато. Пришлось отбросить тебя назад.

             — Что теперь? Здесь мы можем делать?

             — Да, мы и вышли вне времени, и не вышли. Ты здесь, чтобы освободить себя, ты так решил во времени. Освобождай.

             — Не себя, тебя. Я же здесь остаюсь.

             — Да. Ты решил во времени, ты остаешься здесь. И уходишь, здесь не до́лжно быть. Либо во время, либо вне времени.

             — Я остаюсь и ухожу? Как это так? А тебя-то это как освободит?

             — Тебя. Меня. Неважно, это одно и то же.

             — Ничего не понял...

             — Понял. Здесь не надо скрывать, если понимаешь. А здесь все понимаешь.

             — Ты имеешь в виду, что ты — это я?!

             — Но не в том смысле, как ты это осознаешь.

             — Объясни!

             — Один из телепортов сработал странно, скорее всего, какой-то из тех, что на ЧАЭС-2. Не так, как должен был. И я, проходя через него, переместился не до конца. Физически — полностью, ментально — нет. Это было что-то вроде касания разумом ноосферы, знаешь, как грязный мяч, когда о белую стену стукнется — остается четкое пятно. Так и здесь. Я думаю, парадокс из-за этого и случился.

             — То есть, это со мной произошло?

             — Да. Или со мной, как удобнее. Отпечаток сохранился на ноосфере, но разум мой никуда не делся. И, кажется, даже не пострадал. Но ты тоже можешь спросить себя — так ли это. Ты после ЧАЭС-2 стал другим человеком? Стал умнее или глупее?

             — Нет... наверное, нет. Опытнее стал.

             — Это не то, и ты понимаешь.

             — Да, понимаю. Не стал. Но мне не нравится, что ты разум сравниваешь с грязным мячом, а ноосфера у тебя вся такая белая.

             — Ну, это так и есть. Когда выходишь вне времени, становишься... не частью ноосферы, но каким-то образом причастным. Я не знаю, как это объяснить. Понимание этого не сразу приходит, после нескольких выходов-входов. Но вне времени это все равно ничего не значит, это важно в посередине. Так вот, ноосфера — она какая-то цельная и никакая одновременно. Это наполненная до отказа пустота. Нечто белое, но не имеющее цвета. Ограниченная безграничность. Ее только так и можно воспринимать, и если касаться ее — останется пятно.

             — Может, это так мои грешки на ней отражаются...

             — Нет, отпечаток останется, какой бы светлый ум ее ни касался, а уж мой — и подавно. Я это понимал уже много раз.

             — Как это?

             — Разумы пополняют ноосферу, я это чувствую. И ты будешь чувствовать. Она не перестает ощущаться наполненной пустотой, наполнение не влияет ни на что. Но такие отпечатки ощущаются. Просто все они исчезают, сливаются, а мой — нет. Вот и парадокс: разум и не в ноосфере, и не во времени.

             — Эти разумы — от умерших?

             — Не знаю. Я даже не знаю толком, разумы ли это. Может, это сгустки чувств, переживаний, что-то такое, к разуму имеющее только косвенное отношение. Я просто знаю, что пополняется информация. И понимаю, что пополняться она может только разумами или чем-то таким. А остаются их обладатели при этом во времени или нет — поди угадай...

             — Зачем вообще все это?

             — Так устроено.

             — Но тогда и про парадокс можно сказать «так устроено».

             — Да, наверное. Но дело не в этом, а в том, что ты пришел освобождать. Так освобождай. Меняй. Твой цельный, еще не касавшийся ноосферы разум, подменит то, что осталось в моем после касания ноосферы. Он войдет в ноосферу, а ты будешь все так же во времени, с моим.

             — Откуда ты знаешь?

             — Знать это нельзя, просто по-другому тут быть не может.

             — Я буду во времени тобой?

             — И да, и нет. Ты будешь во времени собой. Просто вместо твоего разума будет мой, неприкаянный, которому в ноосферу, видимо, войти не суждено. Но он ведь на самом деле твой.

             — А что тогда случится, когда и этому разуму придет время слиться с ноосферой?

             — Не придет. Ноосфера вне времени. И я понятия не имею, все ли разумы с ноосферой сливаются. Но твой нынешний она примет, я знаю. Она и мой хочет взять, но не получается. Значит, бери ты.

             — Ты все это... видишь?

             — Как это увидеть? Никак. Просто осознаю. Здесь, в посередине. А вне времени — ничего. Это самое посередине — какой-то переход, в котором ничто не должно быть. Наверное, не должно даже задерживаться, а я задержался. Ты задержался.

             — Мы поменяемся. Что случится? Я окажусь во времени? Буду что-то помнить?

             — Думаю, да, и все будешь помнить.

             — Так меня там эта «Тузла» порешит. Хотя... если выйти на Свиблова и все объяснить...

             — Проще время сдвинуть.

             — Как? Зачем?

             — Вперед сдвинуть. На недельку. Они будут помнить, что происходило до сегодня, а следующая неделя — провал в памяти. Огромный такой, всеобщий Провал. Когда они поймут, что провал у них у всех, что все оборвалось на смерти Стасика и твоем уходе в лес, сообразят, что произошло нечто. И больше сюда не полезут. Но даже если и полезут — ничего страшного, с ними некому будет взаимодействовать. Они — не ты. А в посередине выходить можешь только ты, это ведь твой разум охвачен парадоксом. Они побродят тут с аппаратами своими, поймут, что нечто есть, но сделать ничего нельзя — и уйдут. Объявят неразрешимой загадкой, чудом Зоны, пространственным артефактом, не знаю.

             — Но как — время вперед? Сахаров уверял, что в будущее отправиться невозможно.

             — Никто в будущее не отправится. Время сдвинется вперед. Это разные вещи.

             — Так они меня захомутают, будут выяснять, что произошло!

             — И пусть. Тебе лучше даже подставиться. Просто утверждай, что почему-то ничего не помнишь. Вообще-то так и есть: ты эту неделю тоже не проживешь, у тебя не будет информации о ней. Стасик застрелился — помнишь, в лес заходил — помнишь. Дальше как отрезало. Очнулся двадцать четвертого в Баре оттого, что дали по морде, надели наручники и потащили в воронинский подвал. Они сочтут, что с тобой произошло то же, что и со всеми: вскоре выяснится, что у всех произошел такой провал в памяти. А почему, отчего... Зона виновата!

             — Они будут меня вынуждать сюда опять прийти. Отказываться трудно будет, я не смогу от них бегать.

             — Так приходи. Только экипированный.

             — То есть?

             — Твой разум сольется с ноосферой, а мой, парадокс, возьмешь на себя. Из посередине можно управлять и временем, и этим местом, которое они назвали ловушкой, но тебе-то это зачем? Тебе просто нужно будет ничего не делать. Тут ничего не будет происходить без тебя и твоего желания, лес постепенно заселится всякими снорками, все будет как всегда. Так что заходи осторожно.

             — Я больше никогда в этот лес не приду.

             — Можно и так поступить. Но не зарекайся. Кто знает...

             — Я внезапно сообразил, что не понимаю, зачем тебе все это нужно. Я как-то настроился на то, чтобы сначала по сахаровской просьбе выяснить, что тут происходит, затем на то, чтобы тебе помочь, затем со Стасиком этим все завертелось... А зачем тебе уходить? Тебе тут плохо?

             — Тебе. Не мне, а тебе. Это же ты в кривой телепорт попал.

             — А, ну да... Я путаюсь немного, забыл уже, что тут причина, что следствие. Это странно. Раздвоение личности.

             — Вот и перестанешь раздваиваться.

             — Что нужно?

             — Ничего. Я выхожу во время. Ты выходишь вне времени. И, видимо, сливаешься с ноосферой. А я — то есть, фактически, ты, — живу во времени.

             — Но... Но мое сознание пропадет?

             — То, которое у тебя сейчас — да. Чистое, если условно. То, что у меня сейчас, будет твоим во времени.

             — Мы не встретимся уже?

             — Конечно, нет. Мы и не должны были встретиться, если бы не парадокс. Ты — это я, и наоборот. Как мы встретимся? Ну, в зеркало можно посмотреться.

             — Это странно. Странно. Я и исчезну, и не исчезну. У меня... то есть, у тебя... Я путаюсь. У тела во времени будет какая-то двойная память о нас?

             — Нет, у тела будет только моя память. Это я же вернусь во время. Но я ничего не исключаю: твоя окажется в ноосфере, а мы ничего о ней не знаем. Может быть, там возможно мышление, ощущения разума... Не знаю, и никто не знает.

             — Ладно, все ясно. Я пошел?

             — Мы пошли. И ты так резко... Ты точно готов? Может, хочешь взять паузу, попрощаться с кем-то?

             — Да я как-то не люблю прощания эти. Чего тянуть? Все равно заднего хода нет. Да и с кем прощаться? Ты — это я, ты со всеми увидишься, так ведь?

             — Да... Да, думаю, так.

             — Мы должны петь?

             — На счет три. Здесь счет еще возможен. Готов?

             — Готов.

             — Раз. Два. Три.

             — Мийяяяяяаааууу...

             — Мийяяяяяаааууу...

                        

             ***

            

             Сахаров шумно выдохнул и откинулся на стул. Он приподнял очки, потер глаза, снова водрузил очки на нос, и сказал сидящим напротив Круглову и Свиблову:

             — Давайте признаем, коллеги, что мы в тупике. Что у нас есть из достижений? О чем мы можем говорить уверенно? Только ловушка и факт того, что она принципиально функционирует. Это однозначно подтверждается показаниями приборов до Провала и после. Вышедший из строя генератор полей, я уверен, случайность, неисправность — на это указывает то, что остальные генераторы работают. И... мне думается, что и все, больше у нас ничего нет.

             Он пожал плечами.

             — Ничего. И это можно считать неудачей. Такие результаты может получить кто угодно, в Институте нас не поймут. Есть зарегистрированные возмущения полей, да, но мы не можем сделать ни одного вывода на этом основании. Мы даже включать их в отчет не можем, потому что Институт предсказуемо поинтересуется, какие мы из этого делаем выводы и что предпринимаем. А мы ничего не предпринимаем.

             — Еще и самоубийство Станислава, — напомнил Свиблов. — Я считаю, что мы можем предоставить Институту Меченого. Да, если ему верить, Провал на него повлиял так же, как и на всех, он ничем не отличается от других. Томография показала, что, хоть некоторые отклонения в мозговой деятельности и есть, но в целом ничего необычного. Такие и у других наблюдались после Провала. Но он — единственный, кто был в этом лесу в промежутке времени между выходом из леса коллеги Круглова и самоубийством, а также между самоубийством и Провалом. И что он там делал — никто не знает. Его версия, что кот сразу после ухода Круглова его отключил, и что идти в лес снова его убедил Станислав, сказав, что это нужно человечеству... Я не знаю. Да, на Станислава это похоже, он горел желанием помочь людям, мы это помним. И мог убедить Меченого. Но тогда с чего бы ему сразу после этого стреляться, раз Меченый пошел?

             — После — не значит вследствие, — заметил Сахаров.

             — Я не возьму в толк, — продолжал Свиблов, — почему мы не можем проверить Меченого на комбинированной установке? Почему Институт это запрещает?

             — Не знаю, — ответил Сахаров, — но думаю, по тем же соображениям. Они тоже понимают, что Меченый — ключ, и что он, возможно, чего-то недоговаривает, но опасаются, что комбинированная повредит его мозг, и тогда точно никто ничего не узнает. Если только вообще что-то было. Почему вы, собственно, не верите Меченому? Так что Институт взял паузу, пытается найти какое-то другое решение, если оно существует. Наверное, так.

             — Я не то чтобы не верю Меченому, как раз наоборот. Он вполне может не помнить. Но это не означает, что там ничего не было. А если кот ему память стер, но не до конца? А что, если виновником Провала и был Меченый?

             — Это все гадания, — с досадой отозвался Круглов. — Я на спор сейчас десяток таких гипотез сооружу. Коллега прав: у нас ничего нет.

             — Поэтому я считаю, что нужно согласиться с Институтом и исследования прекратить или заморозить, — кивнул Сахаров. — Оборудование ваше, думаю, можно пока оставить. В лес все равно никто не ходит. Это временно, рано или поздно любопытство у сталкеров пересилит страх, когда они поймут, что живность там снова есть, и прекрасно себя чувствует. Но пока понаблюдаем. Хотя уже понятно, что там больше ничего не меняется. А в перспективе ловушку лучше закрыть. Процесс отработан, прорыва сейчас не ждем. В случае необходимости можно будет снова развернуть, и силами Института и армии — гораздо быстрее.

             — Конфликт между Станиславом и Меченым был, — не сдавался Свиблов. — Он вышел из леса, они поговорили со Станиславом, он пошел в лес, а Станислав застрелился. Это одного меня на определенные мысли наводит? Расследование Провала формально завершили, но у меня к этому расследованию вопросов больше, чем у следствия — к Меченому. Тут явно что-то недоговорено.

             — Если верить отчету вашего силовика, конфликт скорее был между Меченым и силовиком, — терпеливо объяснил Сахаров. — Да и то вряд ли относящийся к делу.

             — И если так, то я скорее на стороне Меченого, — сказал Круглов Свиблову. — Давайте откровенно: наше силовое подразделение в последнее время, еще до Провала, вызывало нарекания. А сталкера вроде Меченого после того похода в лес спровоцировать на конфликт — раз плюнуть.

             — Как бы то ни было, я этот вопрос не закрываю, — покачал головой Свиблов. — Мы будем раскручивать Меченого. С Институтом или без него.

             — Знаете что? — сказал Сахаров. — Когда Меченый был у меня и предполагал, что коллега Круглов работает не на Институт, я ему возражал, что это невозможно, потому что с котом никто не сможет работать, кроме Института. Я ошибся, я не знал про «Тузлу». Но это было тогда. Сейчас же я понимаю, что все равно оказался прав. С этой проблемой если и может кто-то работать, то только Институт. То есть, здесь, в Зоне — «Янтарь».

             — Это мы еще посмотрим, — растерянно произнес Свиблов.

             — Вот именно. Вам остается только смотреть. И только на то, что мы вам покажем, если захотим. Я вас предупреждаю официально, как представитель Института, государственного учреждения: если мы узнаем, что вы продолжаете разработку без нас, мы предпримем все необходимые меры, чтобы это прекратить. Вам понятно, Свиблов? Разговоров подобного рода больше не будет, имейте в виду. Будет армейская операция.

             — Вы бы лучше армейской операцией «Монолиту» пригрозили, — взъелся Свиблов. — Или что, есть опасность на самих себя выйти?

             — Ну, с вами я это обсуждать точно не собираюсь, — холодно ответил Сахаров и слегка пристукнул ладонью по столу. — Я сказал — вы услышали. Всего доброго.

             — Проводи меня, Круглов, — сказал Свиблов, зло глядя на Сахарова.

             — Там несложно, — откликнулся Круглов, не двигаясь с места и не смотря на Свиблова. — Кнопку нажал — дверь открылась.

             — Поня-ятно, — с ненавистью протянул Свиблов. — Крыса ты!

             — Зато не химера, — все так же, не глядя на Свиблова, ответил Круглов и, подвинув к себе бумаги, погрузился в их изучение.

             — Свиблов, и еще, — добавил Сахаров. — Просто для информации. Зона — место опасное, со сталкерами случается всякое...

             — Угрожаете, что ли?

             — Я хочу сказать, что Меченый — человек опытный, но и у опытных бывают ошибки, которые приводят к неприятностям. И знайте, что если у него возникнут какие-либо неприятности, то и мы, и армия их причиной в первую очередь будем рассматривать ваши действия или бездействие. Даже если он просто ноги на Болоте промочит. А так — нет, не угрожаю. Вам понятно?

             — Допустим.

             — Не вздумайте пытаться как-либо снова затянуть его в это дело, да и вообще про это дело забудьте. Меченого мы тоже уведомим, чтобы не было недоразумений. До свидания.

             Как только дверь за Свибловым закрылась, Круглов встал и прошелся по бункеру. Сахаров видел, что коллега и хочет, и не хочет что-то сказать, и помог ему:

             — Коньяку хотите?

             — Коньяку? — переспросил Круглов. — А-а... Нет, спасибо.

             — Тогда говорите.

             — Вы и в самом деле хотите это все заморозить?

             — И да, и нет, — вздохнув, ответил Сахаров. — Как ученому, мне... Ну, вы понимаете, тут много слов не нужно. Но скажите: вы верите в то, что эта работа со временем принесет кому-то пользу? Я вот — не верю. У вас в «Тузле» все слишком зациклились на теории...

             — У них в «Тузле». Это да, есть там такое, — поправил его Круглов.

             — Да, простите. Так вот, я, в отличие от них, свободен от такого влияния своего и чужого труда на мое мнение, могу отстраненно рассуждать. Я не вижу ничего хорошего в этой работе. Как научное исследование — ладно, это да. Но я боюсь что в случае именно с этой работой любому ученому нестерпимо захочется проверять все опытным путем. Да, как мы видим, и захотелось. Проверять теорию управления временем на практике — ну что может быть интереснее? Это ведь большая загадка, в ней нет почти ничего ясного, между тем влияние ее на всю нашу жизнь несомненно. Но вот это меня и пугает.

             — Вам на это возразят, что несмелому в прикладной науке делать нечего.

             — Но вы не возразите?

             — До Провала возразил бы. Сейчас — нет.

             — А что изменилось? Для вас лично что изменилось? — оживился Сахаров. — Вы узнали, что ловушка работает, что «Аргон» действует, что, в отличие от предыдущих посетителей, кот отправил Меченого в прошлое. Как Провал мог повлиять на ваше мнение? Ведь это просто одна из составляющих деятельности кота, вы согласны?

             — Уверен, что да, это выходки аномалии. Меченый вряд ли тут при чем, но он наверняка знает об этом больше, чем мы.

             — Так что не так с Провалом? Разве возможность перемещения в прошлое вас смутила меньше? Это разве нормально, даже по сравнению с Провалом? Ведь Провал, как я себе его представляю — это сдвиг времени. Ну, мощно, да, впечатляет. Но перемещение человека во времени должно впечатлять еще больше, это ведь то самое прикладное!

             — К чему-то, подобному перемещениям в прошлое, мы в «Тузле» были готовы, — объяснил Круглов. — Мы даже рассматривали такой вариант, хоть и не подробно, просто контурами очертили. А Провал... Нет. И после этого я подумал, что если мы Провал не смогли предусмотреть даже контурами, то не сможем предусмотреть и что-то более серьезное. Кто знает, что у этого кота еще припасено? Это во-первых. А во-вторых...

             Круглов замялся. Он и себе с трудом проговаривал это, а вслух признавать свою неправоту было еще труднее.

             — А во-вторых, я об этом... Ну, почти об этом, разговаривал с Меченым до Провала, в лесу. Я попытался объяснить ему, что наша работа и сотрясет основы науки, и позволит людям быть другими. Видели бы вы его реакцию! Он не ученый, а сталкер, он привык быстро принимать правильные решения, иначе не выжил бы. Поэтому его реакция, я считаю, более ценна, хоть она и базируется на прикладных основах — выжить, понести наименьший возможный урон и тому подобное. Так вот, у него было резкое неприятие. Вы его знаете, поэтому можете представить его в этот момент, и, думаю, понимаете, почему меня это зацепило. Он не смог обосновать свое неприятие, это от натуры шло, от привычек. И я уже потом, после Провала, думал: а почему, собственно, мы в «Тузле» считали, что это неправильно? Почему мы были так уверены, что глубокий теоретический анализ сильнее возможных практических ошибок? И не попали ли мы сами в одну большую ловушку, не то чтобы отдавая приоритет теории, а и вообще озаботившись приоритетами? Зачем противопоставляли, пусть и неявно? И тут я с вами согласен. Слишком глубоко уши в теорию.

             — Да, сложный вопрос... — побарабанил Сахаров пальцами по столу. — С другой стороны, есть риск действовать только наитием. Из истории науки мы знаем, конечно, примеры успешных действий наитием, но... Впрочем, ладно, я немного другое хотел вам сообщить. Я тут проконсультировался с одним из коллег, так он считает, что Провал — это нечто вроде перезагрузки системы человек-ноосфера. А может, и чего-то большего. Он осторожно предполагает, что мы, по мнению ноосферы, начали заходить слишком далеко, и она таким образом нас «перезагрузила», вычеркнув десять дней из нашей жизни, но специально сохранив воспоминания о том, что к этому привело. Предупредила, так сказать. Что думаете?

             — Я догадываюсь, с кем вы консультировались. Я как-то ознакомился с работой одного зарубежного физика-теоретика, там приблизительно это и утверждалось, что время от времени Зона нивелирует разные следствия собственной деятельности, выравнивает. И там же утверждалось, что любая деятельность человека в Зоне — не собственно человека деятельность, а самой Зоны. Даже, помнится, примеры приводились, и довольно показательные, но я не слишком погружался. Это...

             — Тс-с! — приложил палец к губам Сахаров. — Не надо имен. Я консультировался в обход Института, они такое не поощряют.

             — Но нас же не слушают, надеюсь? — удивился Круглов. — Подавитель же включен?

             — Включен. Но все равно, лучше не отвыкать от предосторожностей. Так что вы скажете?

             — Я скажу, что такие теории, сознательно или не очень, призваны переложить ответственность, — уверенно сказал Круглов.

             — Да что вы? — поднял брови Сахаров. — В таком ключе я об этом не думал...

             — Поэтому я не склонен сваливать смерть Клименко на обстоятельства.

             Сахаров смутился.

             — Коллега, мне не хотелось говорить об этом, — осторожно заговорил он, — но раз вы сами подняли эту тему, то спрошу: как вы себя чувствуете? Извините за такой вопрос.

             — Странно это произносить, но нормально я себя чувствую. Ровно, — ответил Круглов. — Сначала я говорил себе, что смерть в Зоне иногда вынужденная, и что в таком разрезе Клименко мне совсем не жаль. Потом мне стало его жаль, хотя я и не отступал от мысли, что в Зоне всякое бывает. Теперь же говорю себе: мне жаль, что я это сделал. Я хорошо понимаю теперь оба этих состояния, и такое понимание помогает мне все это пройти. Смерть, если позволите, оказалась чем-то вроде времени. Такой же относительной вещью. Некрасиво философствовать над памятью умершего, но это я его умертвил, так что имею право, увы.

             — Н-да... Что ж, ладно. Мы уже говорили, но хочу еще раз почеркнуть: у меня, в отличие от Свиблова, к вам претензий нет. Я вас понимаю, вас увлекло участие в этой проблеме — я бы и сам, думаю, увлекся, имей я доступ к таким материалам, какие накопила «Тузла». И я рад, что вы вновь на «Янтаре».

             — Я еще раз приношу извинения.

             — И они приняты. Не будем больше об этом. Давайте поразмыслим, что делать с Меченым.

             — Мне казалось, он в наших размышлениях не нуждается, — неохотно ответил Круглов.

             — Но посоветовать-то мы ему можем. Я бы предложил ему уйти из Зоны, здесь ему теперь небезопасно. Только ведь...

             — Это не тот совет, который он примет, — улыбнулся Круглов.

             — Вот-вот.

             — Да нечего ему предложить. Охрану? Сталкер, бродящий по Зоне с охраной — это глупо, конечно. Прятаться где-то он не будет, не тот человек. У нас работать не захочет. Я думаю, мы просто предложим ему обращаться к нам, если понадобится помощь или будут проблемы.

             — Пожалуй, — согласился Сахаров.

             — Да, и вот что, коллега... Считаю, с «Монолитом» отношения надо прекращать. Говоря по правде, не так уж жизненно необходимо нам это сотрудничество. Артефакты и сталкеры приносят — тот же Меченый, кстати. А мы пускаем козла в огород. Они и в вооруженных силах уже, про группировки и не говорю. Надо хотя бы нам оставаться в стороне. Сдать армии и Воронину все, что мы знаем. Я посоветовал бы вам даже согласовать это со Свибловым, чтобы не наболтать армии и «Долгу» лишнего про «Тузлу». Свиблов такое оценит, и сегодняшняя неприятность несколько сгладится. Хотя понятно, что не окончательно.

             — Да, в этом есть смысл, вы правы. Мне как-то неловко стало после этого всего... Хорошо, так и сделаем. И свяжитесь с Меченым, пожалуйста, объясните ему, что «Тузла» его больше не касается. Пусть живет спокойно. С этим все. Теперь давайте по текущим задачам. Необходимо организовать экспедицию в Мертвый город...

 

Скрытый текст

ЭПИЛОГ

            

             Время лечит только тех, у кого есть чем заплатить за это лечение.

            

Доктор

            

             — Ты — Меченый.

             — Я Меченый.

             — Есть для тебя работа.

             Меченый быстрым взглядом пробежался по лицу и фигуре собеседника. Ничего особенного. Нейтрал, из опытных, типичный завсегдатай здесь, в баре.

             — Кто ты такой?

             — Астрахан. Нейтрал.

             — Чего тогда сам не работаешь, раз нейтрал? Убежденный тунеядец?

             — Я посредник, — негромко сказал Астрахан. — Кадровик, так скажем. Мне объясняют задачу, я подыскиваю людей. Чем сложнее задача, тем тщательнее подыскиваю людей. К тебе присматриваюсь давно, еще до Провала.

             — Я тебя не знаю. Откуда ты, кадровик?

             — Говорю же, я нейтрал. В основном на юге Зоны работаю, но всякое бывает.

             — Нужен кто-то, кто сможет мне про тебя рассказать, — пояснил Меченый. — Назови кого-нибудь.

             — Сидорович.

             — Нет, я не буду с тобой работать, — покачал головой сталкер.

             — Что так?

             — Сидорович с посредниками дел не имеет, он в своих руках все любит держать. Что он мне про тебя рассказать может?

             — Я — одна из его рук, — еще тише пояснил Астрахан. — Когда ты перестал появляться на Кордоне, ему понадобился надежный человек. В основном для связей с Темной Долиной. Ты понимаешь.

             — Понимаю. Но мне нужен кто-то еще из общих знакомых.

             — Дядя Вася, диггер. Подойдет?

             — Нет, я точно не буду с тобой работать. Дядя Вася мертв, а ты мне предлагаешь с ним поболтать о тебе?

             — Мертв? — удивился Астрахан. — Для меня это новость.

             — Вот поэтому и не буду работать. Информирован ты плохо, как тебе доверять?

             Астрахан задумался.

             — Ладно. Шуруп жив, надеюсь? — усмехнулся он. — Во всяком случае, Черномор точно жив, я с ним полчаса назад общался. Подойдет?

             — Подойдет, — кивнул Меченый. — Что за работа?

             — Туризм.

             — А конкретно?

             — По минимуму. Нужно сходить в одно место. Свободно, без маскарада. Осмотреться там повнимательнее, вернуться и рассказать, что увидел.

             — Маршрут тяжелый?

             — Радар.

             — Радар разный, — хмыкнул сталкер. — Южный, северный....

             — Южный. Лес, тот самый.

             — Нет, поищи другого. Там зверья теперь полно, говорят. Пока будешь повнимательнее осматриваться, сожрут.

             — Платят хорошо. Хочешь — деньгами, хочешь — редкостями Зоны.

             — Нет, это без меня. Бармен! Налей...

             — Мяу, Меченый, — быстро вставил Астрахан.

             — Что? — удивился и отодвинулся сталкер.

             — Мяу. Ты меня понял.

             — Кто заказчик?

             — Не хотелось бы говорить. Я посредник, а не справочная.

             — Это мне не хотелось бы Воронину говорить, чей посредник на его территории мяукает, — процедил Меченый.

             — А что, у «Чистого Неба» с Ворониным терки? — Астрахан, казалось, снова удивился. — Я думал, все давно решили.

             — «Чистое Небо» мне не мяукало бы, дурачина. Я знаю, от кого ты пришел.

             — Тогда зачем спрашиваешь, кто заказчик, если знаешь?

             — Не сразу догадался, — хмуро ответил Меченый. — Выходи. Хозяевам передай, что за других говорить не буду, но если еще раз кто-нибудь от них придет ко мне — сразу сдам.

             — И что ты скажешь? К посредникам вопросов нет. Не хочешь — не работаешь, все просто.

             — К посредникам от «Монолита» у Воронина вопросы могут возникнуть. И проверять это я тебе не советовал бы. Греби отсюда. В Темной Долине кадры поищешь.

             Астрахан исчез. Меченый отошел к стойке и сел на табурет.

             — Чего смурной такой? — спросил Бармен. — Кто это с тобой был?

             — Да так, посредник один. Астрахан.

             — Астрахан... Не слышал. Но сейчас этих посредников развелось, как у тушкана блох. А что он хотел?

             — Да... про Провал.

             — Тебя все еще достают этой фигней? Я думал, успокоились уже.

             — Какое там... Даже от «Долга» щупают. Нашли какого-то хмыря, подослали ко мне, тот давай втирать, что расследование Провала на меня выходит, но у меня есть добрые друзья, могут помочь, так что если не хочешь, Меченый, проблем, вот тебе контакт одного человека на Генераторах, сообщи ему, с тобой поговорят, все хорошо будет, денег тебе дадим... А у меня-то концы есть на Генераторах! Связался со своими там — говорят, да, живет тут такой, воронинский, под прикрытием.

             — Вот дятлы. Надо ж так топорно работать! — покачал головой Бармен, посмеиваясь.

             — Надоело — просто ужас.

             — Меченый, ты меня знаешь, и знаешь, что я к тебе хорошо отношусь. Так?

             — Не спорю.

             — И ты знаешь, что если я к кому-то из клиентов хорошо отношусь, то стараюсь, чтобы им в моем баре было хорошо, так?

             — В смысле, бесплатно наливаешь? — улыбнулся Меченый. — Да шучу, шучу. Все так.

             — И ты понимаешь, что мне не нравится, когда моих клиентов в моем же баре расстраивают. Если проблемы — скажи, не стесняйся, ничего тут такого нет, наш секьюрити давно скучает без дела.

             — Слушай, — засмеялся Меченый, — зачем ты Шкафу эту дурацкую нашивку дал — секьюрити? А то прям никто не знает, что он тут решала-вышибала!

             — Ну, надо было человека чем-то поощрить, взбодрить. А то он скучать начал, говорю же. Ему только моргни — и больше мы твоего Астрахана здесь не увидим, я тебе гарантирую.

             — Не, я ему правила поведения объяснил, вроде все нормально. Налей сотку, что ли.

             — Кстати, между нами. Воронин просил сообщать, если кто-то... Ну, ты понимаешь?

             — Понимаю. Ты не у него в подчинении. Я сейчас с одним человеком свяжусь, наведу справки. Если этот Астрахан и правда посредник, то пусть. Людям здесь надо чем-то зарабатывать. А посредники для того и нужны, чтобы людям работу давать.

             — Работу людям здесь даю я.

             — Но ты не всеми делами Зоны рулишь. Есть всякая работа, которая идет мимо тебя, ты же знаешь. Ее тоже кто-то должен делать.

             — Я сам справки наведу, — упрямился Бармен. — Мне все это не нравится.

             — Брось, — махнул рукой Меченый.

             Заверещал звонок. Меченый посмотрел на экран ПДА. Сахаров. Он нажал кнопку на наушнике.

             — Да.

             Бармен деликатно отдалился.

             — Меченый, приветствую. Есть работа. Заглянете?

             —  Туризм? — засмеялся Меченый.

             — Какой туризм? Почему туризм? Нет, у нас тушканы расплодились в тоннеле около завода. Совершенно невозможно там теперь ходить. Возьметесь?

             — Возьмусь. Завтра утром приду, годится?

             — Вполне. У вас все нормально?

             — Да... не совсем, — запнулся Меченый. — Мяукали мне тут только что.

             — То есть?

             — Буквально. Так и сказали: «Мяу».

             — Ох!.. Это нехорошо, Меченый. Наши друзья не стали бы. Значит, какая-то информация куда-то просачивается.

             — Вот и я так подумал. Мне еще очень не понравилось, что ссылались на хороших людей.

             — Так... Я думаю, это с другой стороны, не от наших коллег. Понимаете? И это плохо. Я сейчас свяжусь с Ворониным, зайдите к нему, он даст вам охрану. И сразу же к нам.

             — Шутите? Не надо ничего. Только внимание привлекать. Дойду, не волнуйтесь.

             — Ну смотрите, вам виднее. А все-таки...

             — Нормально, нормально. Не надо, спасибо, дойду. Утром проснусь — и сразу к вам.

             — Тогда до завтра.

            

             ***

            

             Из Бара Меченый вышел в два часа ночи. Он уже привык менять свой график, если кому-то сообщал о нем, даже по защищенному каналу. На всякий случай.

             — Димон, мне лень, — сказал, зевая, один из постовых. — Спроси у человека, что у него в рюкзаке?

             — Что у тебя в рюкзаке, человек Меченый? — спросил Димон.

             — А тебе что надо?

             — Смысл жизни, — заржал Димон. — Серега кого ни трясет — никак найти не может.

             — Здесь, на блокпосту, его точно нет и не было, — подтвердил Серега. — Найдется?

             — Допустим. А деньги-то у вас есть?

             — Ну.

             — Что — ну?

             — Ну, нет.

             — Тогда мы в расчете, — засмеялся Меченый.

             Серега хмыкнул и показал рукой — проходи, мол. Меченый прошел блокпост, перекресток, остановился проверить оружие и артефакты.

             — А я слышал, у него проблемы какие-то, — потихоньку сказал Димон Сереге. — То ли перед самым Провалом начались, то ли сразу после. Почему его тогда пускают?

             — Не наше дело, — буркнул Серега. — У тебя своих проблем мало, что ли?

             — Вообще-то достаточно, — вздохнул напарник. — На стрельбах норму не выбил. Болел, температура, а...

             — Начинается. Слышали мы уже это. С похмелюги никто еще норму не выбивал, хорош ныть.

             — Говорят, в лесу на Радаре что-то странное происходит, — сменил тему Димон, глядя в спину Меченому, поправляющему рюкзак. — Вроде бы после Провала все в норму пришло, а теперь там опять какое-то шевеление. Жуткое что-то. Завелся какой-то монстр, люди пропадают. А один бывалый мне рассказал, что он проходил мимо, сунуться не рискнул, говорит, жизнь дороже, но несся оттуда какой-то вой. Типа кошачьего, только жуткий такой, визгливый... И видно, что среди деревьев твари какие-то, вроде полтергейстов, летают...

             — А вдоль дороги — бюреры с кровососами стоят! — жутким голосом подвыл Серега. — И тишина-а-а!

             — Пошел ты... Умник. Дальше этого поста в Зоне не был.

             — Че ты дерзкий такой? — разозлился и повысил голос Серега. — Забыл, кто и откуда тебя вытащил? Приличным человеком сделали, оружие доверили, а он все такой же дятел — минимум выбить не может!

             — Кто дятел? — заорал Димон. — Я?! На себя в зеркало давно смотрел?

             Меченый, наконец, привел амуницию в порядок. Поднял глаза. Над проходом на Росток краской было намалевано: «Осторожно, дальше — Дикая территория!»

             «Как будто позади другая, ага. Вот позади — прям цивилизация, идеальное человечество!» — раздраженно подумал он.

             Но вдруг усмехнулся.

             «Хрен там идеальное. Обычные люди... Ну и слава Зоне!»

             И шагнул в проход.

             2021–2025,

Москва

 

Мяу_Навсегда.docx

[Generaator 1722]

@Murarius, привет!! Рад видеть в добром здравии, да ещё и с новыми текстами! Я как раз тут на днях перечитывал "Колобок времени" и "Координаты избушки". )