Литературное творчество сталкеров

[Скат Манта 1 383]

Некрофил:

Чудный сегодня денёк. В тёмной долине вылезло солнце. Я сижу и смотрю на аппетитную ярко-зелёную траву, прущую из земли прямо на глазах и живописно заляпанную мозгами и кровью….

Скат Манта только что спасла мне жизнь, расплескав мозги паскудного карлика по счастливой весенней травке короткой очередью. Скат Манта сидит напротив меня и смеётся с подвизгом. И я ржу, как придурок. Кажется, я в штаны намочил, что только добавляет смеху в данной ситуации. А вокруг, перебивая кровавую вонищу, распространяются ароматы весны….

Бюрера я, старый, опытный сталкер Некрофил, не засёк сразу: видно, сильно мне подпалило мозги последним выбросом. Более того, зелёную травку я рассматривал с одной целью, причём отнюдь не эстетической: куда бы поудобнее упасть, не вляпавшись при этом ни в какую дрянь. Тошнило меня запредельно, голова разрывалась от боли, всё тело горело огнём, потому гнома я увидал, только встретившись с ним глазами. Булки я расслабил лишь потому, что здесь, практически в предбаннике Зоны, ничего подобного раньше никогда не водилось, места хоженые, густонаселённые, можно сказать…. Растёт Зона, что ли?

Бюрер вперил в меня светлые, почти белые глаза, похожие на водянистое желе, и шумно вдохнул перед своим смертоносным воплем. Мне было так паскудно, что я даже не шевельнулся, не сделал ни малейшей попытки спастись. Тем более, что патронов у меня не было даже на то, чтобы застрелиться: так славно я погулял накануне в компании трёх кровососов. Странное существо человек. Перед смертью я подумал даже не о душе (гы-гык), а о том, что мой жирный хабар так и останется вечно лежать в тайнике на краю Тёмной долины. Я, как в замедленном фильме, видел, как вздымается грудная клетка бюрера, готовая исторгнуть свой рёв – последний звук, который я услышу в жизни. И в том же замедленном фильме, сквозь кровавую пелену, застилающую мне глаза, я увидел своего ангела-хранителя в виде отчаянно дёргающего затвор автомата сталкера в пыльном зелёном комбезе. Вместо вопля бюрера я услышал краткий энергичный матерок человека, показавшийся мне райской музыкой. Хрипло матерясь и ожесточённо дёргая затвор «калаша», сталкер подскочил к пакостному карлику и изо всей силы грохнул его солдатским ботинком между ног. Гном кастратски вспискнул и осел на траву, сложив короткие ручки с непропорционально большими кистями в районе промежности. Корчась на земле и вращая студенистыми глазами, он успел издать ещё один недоумевающий тонкий писк, прежде чем «калаш» в конце концов выкинул перекошенный патрон и короткая очередь распространила череп бюрера по жизнерадостной зелёной травке вокруг.

Я отпустил ствол чахлого, скрюченного деревца, за который держался, чтоб умереть стоя, и сел на землю. Ноги были абсолютно ватные, и сознание как бы существовало отдельно от меня. Мой ангел-хранитель брезгливо отряхнул с комбеза и ботинок осколки костей и комки мозга, перезарядил «калаш» и сел на травку напротив меня. Он стянул чёрную бандану с нижней части лица и утёр потный лоб. Я увидел, что этот резкий, как понос, дядька – оказывается, тётка со страшно обожжённым лицом. Видно, глаза у меня полезли из орбит, потому как дама, покивав, протянула мне флягу и пару таблеток и представилась хрипло:

- Скат Манта.

Скат Манта закурила и вдруг громко с подвизгом засмеялась, булькая сквозь смех:

- Ыыыыы…. я даже не знала, есть ли у них яйца…. Аааа…. Оказалось, есть….. ааааа, я подохну ща…….

Тут и я заржал, как ненормальный, чуть не обоссавшись при этом. Скат Манта – мой белый ангел. Я жив. А значит, я буду жить долго-долго.

В Зону пришла весна.

 

Скат Манта:

Когда у меня отнимутся ноги, я стану зарабатывать на жизнь вязанием носков. Хотя я знавала одну тётку, которая на этом деле повредила «крышу»: связала несколько сотен носков, но не продавала и никому не дарила.

Я устала. Мне до смерти хочется переменить нательное бельё, а особенно портянки. Мой нос так и не привык к здешней вони. Вся левая сторона моего лица изуродована ожогами: розовый лепесточек «жарки» поцеловал меня уже на излёте. Я слышу контролёра и прочую телепатическую нечисть за километр и даже могу ей противостоять. Недолго, минуту-две, но этого, как показала практика, вполне хватает. Правда, потом не могу сутками кровь из носа унять. Зона подарила мне многое: я никогда не беру с собой детектор и распознаю аномалии и заражённые места на глаз. Я первый снайпер в зоне, хотя из других видов оружия, кроме СВД, стреляю посредственно, а гранату кидать не умею совсем. Я знаю все артефакты, всю здешнюю флору и фауну и как с чем обращаться. У меня очень высокий болевой порог, воловье терпение и верблюжья выносливость. Я могу долго обходиться без воды и пищи, предсказывать выбросы безо всяких приборов. Я часто ходила там, где не ходил никто, и оставалась при этом жива и относительно здорова. Зона меня любит.

Зона отняла у меня многое. За телепатические способности я заплатила приступами паники, тошнотой, холодным потом и мелкой дрожью. Неделями я не могу выжать из себя ни слова, а из глаз сами собой ползут едкие слёзы. Чтобы не эпатировать народ, вынуждена закрывать лицо, а то чуть не пристрелил с испугу один тут нервный. Приступы летаргического сна – нарколепсии - могут застать меня в любой момент, и очень повезло, если успела найти какое-нибудь укрытие. Пару раз знакомые сталкеры отгоняли слепых собак от моего спящего среди чиста поля тела, а потом приносили это тело с собой в ближайшее безопасное место. Могли, кстати, и удовлетворить свои половые потребности, пользуясь моим беспомощным состоянием. Не воспользовались, спасибо им, Зоне, моему мужу, сталкеру Юристу, и моему названному брату, Некрофилу, жуткие имена которых охраняют меня, даже когда их носителей нет рядом.

Мне бы хотелось просто сидеть и вязать носки.

 

Полкан Хахашуткин:

Как мне больно. Мог ли я ещё вчера представить, что буду валяться тут, как кусок дерьма, не в силах даже орать? У меня остался последний шприц-тюбик, который ещё надо как-то достать из нагрудного кармана. Я хочу пить. Не просто хочу, а ХОЧУ ПИТЬ. Вот так и начинаешь понимать, что что-то в жизни, видно, не так делал. Бог-то не фраер, он всё видит. Это он мне за мою любовь решил отомстить, показать, кто я есть на этой земле. И вот я теперь вижу свои переломанные голени, из которых торчат неровные края сахарно-белых костей. Я и не думал, что у меня, полковника спецназа Игоря Марченко, по прозвищу Хахашуткин, такие красивые белые кости.

Страшная вонь вокруг. Половину ребят убило током ещё в воздухе, остальные разбились о землю. Дольше всех стонал наш громадный санинструктор, до сумки которого я всё пытаюсь дотянуться. Умер, как и все. Я весь пропитался вонью стынущей крови, палёных волос и варёного дерьма. Такую вонь я слышал лишь однажды, когда на улицах разрушенного Грозного мы извлекли из сгоревшего танка трупы наших танкистов. Месяц потом пытался вымыть этот смрад из тела.

Все мои ребята погибли. Все, с кем я спал под одной шинелькой и хлебал из одного котла. Мне будет какое-то время их не хватать, но скоро я их догоню.

Что ж ты такое, Зона? Как смогла ты сожрать моих ломом подпоясанных ребят и меня на закуску? Я никогда не верил в сказки, даже в детстве. Почему тогда, Зона, ты не сожрала этих двоих? А ведь они живы, я это знаю наверняка. До сих пор при воспоминании об этой женщине у меня каменеют бёдра. Почему ты не сожрала её, Зона? За то, что она уважает тебя, слышит тебя, чувствует? Может, она сама – твоё порождение? Может, она сама вполовину Зона?

Я же презираю тебя, Зона, ненавижу и презираю. Ненавижу и презираю твою вонь, твоих детей-мутатнтов, твоих фанатов-сталкеров. Морально здоровому человеку тут делать нечего, ты собираешь к себе одно отребье, человечьи очистки, говно. Даже зверей нормальных ты не держишь. Твоих тварей я видал у периметра. Твои страшные сказки рассказывают друг другу солдатики в казармах, а потом орут во сне. А этих двоих ты приняла. Я видел в глазах этой женщины тебя, Зона. В этих маленьких, красных от четырёхсуточной бессонницы глазах я видел твою душу, Зона. Твою любовь, Зона.

Когда наркотик закончит действовать, я потеряю человеческий облик. На мой вой сбегутся все здешние милые мягкие игрушки. Мне останется только вложить в рот дуло своего любимого, купленного когда-то за дурные бабки «глока» и нажать на спуск. Если успею, конечно…..

 

Некрофил:

Я не сразу стал Некрофилом. Раньше я был Студентом, романтически настроенным молодым человеком, впоследствии разочаровавшимся как в себе самом, так и в окружающей действительности в целом. В один печальный день лет триста назад я понял, что являюсь серой посредственностью безо всяких многоточий. Я понял, что дистрофичен, некрасив, трусоват и беден. Кроме того, слишком много думаю и рефлексирую, вместо того, чтобы завоевать своё место под солнцем. В это время я даже был близок к суициду (гы-гык). До этого прозрения я считал всех людей сволочами и тупицами, а себя этаким гигантом духа и мысли, непризнанным гением, тонущим в сортире человеческой глупости. Но писец подкрался незаметно: я резко всё понял. Этому в немалой степени поспособствовала одна из моих немногочисленных подружек, которая просто рассмеялась мне в лицо при весьма щекотливых обстоятельствах. Нервно покурив часика три на балконе и давясь невыплаканными слезами, я посмотрел на себя в зеркало.

Я увидел худое очкастое лицо с коровьими глазами, унылым носом и узким, как прорезь, ртом с опущенными уголками. Я увидел торчащие ключицы, цыплячью грудь и выпирающие рёбра. Освенцимский подарок, чмошник дохлый, супермозг, мать твою…. Уж в 25 лет пора бы стать мужиком. Но как?

Не буду рассказывать, как, поварившись недельку в собственном соку, я очутился здесь. Также не стану утомлять подробным рассказом о своей реинкарнации из Студента в Некрофила. Окончательной моей духовной деградации помешали, сами того не подозревая, Скат Манта и её муж, Юрист, а также история полкана Хахашуткина и сталкеров Галоперидола и Абзаца. Да и вообще, осталась пакостная привычка наблюдать и думать.

За десять лет в Зоне я заматерел и, вроде как, даже вырос в длину. Я обзавёлся железными мышцами, железным взглядом, железным здоровьем. Сомнения и жалость для меня – пустой звук. Жестокость и насилие – мои вторые «я». Меня ненавидят и боятся. Я богат, как Крез. Я крутой мужик. Круче меня только яйца.

Только вот в миру я жить не могу. Я пытался. Уехав из Зоны, я вёл жизнь барина и прожигателя жизни, тратя тысячи баксов, обжираясь деликатесами, упиваясь дорогими напитками и меняя роскошных баб по три раза в сутки. Через две недели я переставал есть и спать, а однажды чуть не порезал на кусочки не вовремя вякнувшую подружку. В одну ночь я спаковывал снарягу, брал несколько подарков и садился в поезд. И чем ближе я подбирался к Зоне, тем всё более спокойным и живым себя ощущал.

 

Юрист:

Сегодня моя жена в очередной раз меня удивила. А ведь женаты мы уже несколько десятков тысяч лет. В первый раз после долгого перерыва я удивился ей даже не тогда, когда узнал всё, что было после моей выброски. А тогда, когда увидал Солнышко на болоте в изодранном и окровавленном солдатском «хэбэ», отбивающуюся ножом от пары кровососов.

Однажды я просто увидел вместо своей прежней любимой женщины комок колючей проволоки. Я готов был жизнь отдать за эту женщину, но она успела первая. Нет мне за это прощения.

Моя жена сбежала от полкана Хахашуткина в трусах, майке и босиком, убив часового куском палки в глаз и забрав «хэбэ», обувь, автомат, штык - нож и флягу с водой. За трое суток в Зоне она не влетела ни в одну аномалию и умудрилась выбрести на то место, которое я успел ей прокричать ещё на базе. Она оторвала рукава и полосы от низа «хэбэ» и смастерила портянки, а также привязала ботинки 45-го размера к ногам 36-го. Измученная и избитая, не спавшая до этого четверо суток, она прошла по зоне более 50 километров и попутно сбила из «калаша» вертолёт, посланный на поиски. А вот тут я не удивился. Она может всё. И нет мне за это прощения.

Я подоспел в тот момент, когда два кровососа, сначала предвкушавшие сытный завтрак, заливаясь своей и её кровью, танцевали с моей женой «дэнс макабр». Оооо! Это было красивое зрелище! Я бы не отказался понаблюдать за подобным зрелищем…. Только вот в главной роли хотел бы видеть другую актрису. Это было реально круто: закат кровавыми пятнами заляпал жизнерадостный болотный пейзаж, причудливая игра светотени и прочая хрень… И на этом фоне полуголая дама со стоящими дыбом волосами, вся перемазанная грязью и кровью, машет штык-ножом и наносит уродливым мутантам страшные раны. Во все стороны летят брызги крови и клочья гимнастёрки. Кровососы ревут от бешенства и боли, а их несостоявшийся завтрак хрипит от ярости, источая потрясающий аромат адреналина. Извращенец я, конечно, но при виде этой картины я в очередной раз влюбился в свою жену и захотел со страшной силой прямо здесь и сейчас. Я даже малёк пожалел, когда головы кровососов разлетелись под моими пулями, как гнилые арбузы: такое кино попортилось. А Солнышко в изнеможении села на землю в опасной близости от небольшой «жадинки». Я поднял её на руки и целовал её глаза, окровавленный рот, грел дыханием её руки и слизывал солёные слёзы с её ресниц. А она через минуту уже спала, мёртвой хваткой вцепившись в мою руку и положив голову, как дома, мне на грудь.

 

Полкан Хахашуткин:

Моя башка мотается из стороны в сторону. Ничего не болит. Как так? Кто добрался до сумки санинструктора и зашинировал мне переломанные ноги? Кто вколол мне такую дозу, что я ничего, кроме ощущения полёта не чувствую? Я на небе, наверное. Хотя вряд ли, не возьмут меня на небо…

Рядом с моей щекой промокшая насквозь чёрная ткань. Не иначе, смерти трудно переть на себе мои 108 кэгэ. Смерть тяжко стонает на одной ноте: «Ыыыыы…». И я помогаю: «Ыыыы…». Смерть сплёвывает и хрипло говорит мне в самое ухо: «Заткнулся бы ты! Боров какой толстый…» Я этот голос уже где-то слышал. Боюсь даже вспомнить где, списываю на действие обезболивающих. Такого быть не может, потому что не может быть никогда.

Смерть осторожно опускает меня на землю и падает рядом. Вокруг тихо, даже слышу, как поют какие-то птички. Странно, я раньше никогда птиц не слушал, а вот довелось. Посмертно. Смерть хрипло дышит рядом и говорит: «Ты живой? Скоро прибудем, надо потерпеть, лишь бы не гангрена. Хотя убить бы тебя хорошо. Нет, кровососам на прокорм бросить лучше». Я шиплю, хочу ответить, но не могу выдавить из пересохшего рта ни звука. Смерть приставляет к моим губам флягу, я захлёбываюсь от жадности, мычу и хватаю горлышко зубами. Дожился… Совсем человеческий облик потерял.

Смерть лежит против солнца, я не могу рассмотреть её лица. Оно закрыто чёрной тряпкой по самые глаза. Глаз я тоже не вижу. Небольшая Смерть какая-то. Как она меня тащит? И куда? Кровососам бросать? Так они, как мне рассказывали, не жрут мертвяков, они живьём всё больше еду любят. Я тянусь к горлу Смерти, но она бьёт меня по рукам, как нашкодившего пацана, и я рычу от вернувшейся боли и ярости. И при этом я не соображаю, что если больно, то я жив. Смерть шевелится, исчезает из поля зрения, я чувствую укол в бедро и хриплый голос: «С такими темпами ты на иглу сядешь раньше, чем дойдём. А может, оно так и надо.»

Я опять то ли засыпаю, то ли просто уезжаю. А Смерть, кряхтя, вскидывает меня на плечи и тащит дальше. Чувствуется практика. До ада далеко ещё, наверное.

 

Скат Манта:

Вот гад, здоровый какой. Грыжа вылезет его волочь. И как это они с их приборами влетели в аномалию? Её ж, громадную, засечь за километр можно. Однако и аномалии нынче тоже неслабые, вертолёт сожрало и не подавилось… Ох, глаза заливает, ну и буйвол этот полкан. Пристрелить бы его проще было, только надо, чтобы жил. И помнил, скот. И чтоб всю жизнь кровавые слёзы точил, поскудь. Может, наркоманом станет. Может, инвалидом. Хотя не хотелось бы. Пусть будет здоров и в трезвой памяти, тогда ему же хуже.

Ноги, как пластилиновые. Если бы мне кто сказал день назад, что я буду переть полковника Марченко на своём горбу, чтобы он не умер, я просто бы выстрелила тому в рот. И не всхлипнула бы. Но что-то во мне оторвалось, когда я увидала его среди трупов с торчащими из голеней костями и пистолетом возле пасти. Как будто и не он молотил меня сапогами по почкам, не он не давал мне пить и спать (есть я и сама не могла). Как будто и не он оставил меня на базе в заложниках, чтоб мой муж принёс ему этот поганый ящик. Как будто и не он виноват, что я здесь.

Однако, если разобраться, Марченко дал мне всё: деньги, славу, популярность, уважение, любовь мужа, в которой я уж было начала сомневаться… Он дал мне силы, с его подачи раскрылись мои спрятанные способности… Многого о себе я бы без него не знала, многого бы не могла. И потому я не издевалась над его беспомощным телом, потому попёрла этого кабана в свой схрон… А переть, между тем, километра два с половиной. Во как. Вполне приличная плата за проезд.

Ноги ему я зашинировала на славу, просто намертво. Теперь хотя бы не боюсь сместить его кости с пути истинного. Богато живут, гады. Впрочем, уже не живут, приятного аппетита, Зона. Сколько всего у их санинструктора в сумке было…. Сколько у них новенького оружия, патрон, индивидуальных аптечек, шоколада, консервов, антидота. В вертушке покорёженной пошарила – ещё больше расстроилась, потому как не взять мне всех этих богатств. И не унести это всё, когда на спине центнер полканьего мяса. Значит, надо хотя бы спрятать….

Вколола Хахашуткину двойную дозу, потому что здоровый, гад, одинарная его не берёт. Мается он, конечно, запредельно, ну да и хер с ним, обождёт пару часов… Должна же я что-то иметь со своего благородства. Затащила его в вертушку, в пилотскую кабину, намертво задраила дверку и припёрла телами. Для верности. Чтоб тварюки здешние нашли себе занятие и отвлеклись от полкана. Если, конечно, он не станет вести активный образ жизни и не полезет из пилотской кабины с воинственным улюлюканьем. Вряд ли, конечно, под такой дозой, но кто их, уродов, знает….

Теперь минут 15 на сборы, всё продумать и не нахапать лишнего, и не оставить нужного. А в животе пусто от жадности… Хочется сгрести в рюкзак ВСЁ!!! Как жаль, что я не двужильная!

В пятый раз перекладываю награбленное и тихо завываю от ярости. Не упру, сука, не подыму. Тупо не подыму. Ах, жизнь моя пропащая, ведь это всё – Клондайк. Не тот Клондайк, каким сталкеры бредят, а реальный. Вот он, лежит и не лезет в рюкзаки… Сволочь.

Решение приходит как всегда неожиданно. На глаза мне попадается маленький пузырёк из непрозрачного пластика, на который я раньше в азарте мародёрства не обратила внимания. Пузырёк этот торчит из нагрудного кармана санинструктора. Я уже один раз видала такой у Бармена. Случайно. Не могу поверить, кручу эту фитюльку в руках, в пятый раз перечитываю этикетку на вражеском. Оно!!! Это оно!!!...

Лихорадочно соображая, в который раз провожу тщательный обыск трупов и всего пространства. Я мародёр-эксперт, могла бы читать народу лекции по теме. Ничего подобного больше нет, этот пузырёк – единственный… И на том спасибо, теперь я утащу отсюда всё до крошки. Стоп! А стокилограммовый полкан? Ведь кишки вывалятся от натуги.

Размышляю я минут десять, забыв о том, что в любой момент могу попасть в когти, в пасть либо под пулю из снайперки. Жадность пересиливает. Набиваю под завязку все рюкзаки, открываю пузырёк и….

 

Некрофил:

Я люблю на неё смотреть, когда она не видит. У меня такое извращённое хобби. Я таким манером изучил все её настроения, соответствующие им жесты, мимику… Я могу точно сказать, что у неё болит, как она спала и спала ли вообще, голодна ли она, грустна ли она, чего она хочет в данную минуту. Даже надвигающийся приступ нарколепсии могу предсказать. При этом она не подозревает о моём присутствии, моя навязчивая идея, несколько раз спасавшая мне жизнь.

Я смотрю в свой сверхмощный бинокль на максимальном приближении. Чёрная бандана скрывает её лицо до самых глаз. Глаза странные: все как будто залиты одним сплошным чёрным зрачком. Ты подсела на «дурь», милая? Лопаешь «колёсики»? Вряд ли… Слишком сильна ты для этого и слишком умеешь чувствовать. Что с тобой тогда?

Я чуть сбавляю приближение в бинокле и опупеваю: она одна тянет восемь рюкзаков общим весом примерно под полтора центнера. Может, меньше, но впечатление именно такое. Её чуть мотает из стороны в сторону, но, в общем, идёт вполне сносно для такого веса. Где она нарыла столько хабара и куда его тащит? Ну, впрочем, я знаю – куда. В мой схрон, конечно же, который отсюда в нескольких сотнях метров. Я сам недавно оттуда, сбросил до поры до времени добычу, потому что дела ещё не закончены, а носить с собой такие вещи и опасно, и тяжковато. Я часто видел там оставленные ею мелкие подарочки или послания для меня. Сам вкладывал туда же мелкие подарочки и послания для неё. Бывало, мы не могли увидеться месяцами, общаясь именно таким образом. А теперь она тянет в наш почтовый ящик что-то весьма крупногабаритное и ценное, судя по упорству и целеустремлённости движений. Что же это? Подойти и спросить, а тем более помочь я не могу – не так будет понято. Меня снедает любопытство, и я продолжаю наблюдение за ней, а заодно и за местностью вокруг: чуть что – с таким грузом ей не уйти, придётся держать бой на месте, и тогда уж будет уместно примчаться на подмогу, а заодно и узнать, что она несёт с таким первобытным рвением. Но местность вокруг пустынна, если не считать слепой собаки с тремя щенятами. Но собака не полезет, она слишком занята своими детьми. А потом, собаки вообще к ней редко питают неприязнь, не знаю, почему. Уважают, наверное.

Скат Манта упорно, как муравей, тащит свою поклажу. Ей сейчас метров сто надо будет передвигаться по совершенно открытому месту. Я караулю каждое движение травы, каждую тень на этом пятачке. Всё неподвижно и тихо. И тут моё извращённое хобби останавливается, швыряет на землю рюкзаки, стаскивает с лица бандану и оборачивается прямо ко мне. Клянусь, она смотрит мне в самые глаза, задевая при этом сердце и иные, более чувствительные органы. Смотрит, шевелит губами…. Глаза-то у тебя, милая! Что с тобой, что? Она молится или матерится. Присматриваюсь на максимальном приближении. Весь превратился в зрение, весь сосредоточился на её вспухших, покусанных губах, приятнее и желаннее которых нет на свете. Блин, не молится она и не матерится! Она поёт похабную солдатскую песенку - кричалку про медведя. Среди совершенно лысого места она стоит и поёт. Отсюда я её не слышу, только вот у кровососа, к примеру, слух в сорок раз тоньше человеческого. Да и кабанчик не отстаёт. А контролёр, хоть и глухой, как пень, но зацепит её по сильным эмоциям. Надо же, поёт! Точно, под кайфом, однозначно! Где же этот твой распрекрасный муж, милая моя уродливая девочка? Почему ты одна таскаешь неподъёмные рюкзаки, одна долбаешь кетамин и одна же сходишь с ума, распевая похабные песни, стоя на голой, как коленка, местности? Почему он допускает до этого? Подойди ко мне, мой кошмар, и ты больше никогда не останешься одна. Ни в болезни, ни в здравии. Ни в богатстве, ни в бедности. Ни в печали, ни в радости…

А Скат Манта, отпевшись, снова взваливает на себя свой груз и продолжает свой путь по жизни….

 

Полкан Хахашуткин:

А вот и ад. Ад ведь под землёй, верно? Вот и я под землёй. Смутно помню, как Смерть, соблюдая величайшую осторожность, спускала меня сюда на верёвке. С потолка ада сквозь трещины в бетоне торчат толстые корни каких-то растений. Огонёк, правда, скудный. На мой неискушённый взгляд, в аду всё-таки больше огня. А тут еле чадит коптилочка, сделанная из патрона от ДШК. Смех, да и только. И кто-то уж слишком деликатно для адских чертей передвигается в темноте. Плеск воды, песенка. Это моя Смерть поёт про медведя. Я знаю эту позитивную, разухабистую песню и люблю её. Её должны орать хором пятьдесят солдатских глоток. А здесь один тихий хриплый голосок. Никакой голосок, как будто у человека не осталось тела. Стоп, а откуда в аду человек? Я пытаюсь подняться и с рёвом рушусь опять на своё ложе. Адская БОЛЬ подымается от ног до самого мозга… Значит, всё-таки ад. И меня больше нет. Я не вернусь никогда.

Я теряю остатки самоконтроля и реву дурным голосом, брызгая слюнями и матерясь. Я вспомнил: я умер сто тысяч лет назад у упавшего вертолёта, среди своих боевых товарищей. Меня забрала небольшая по размеру Смерть и унесла в ад. Она несла меня на спине, поила меня водой, колола наркотой, чтобы доставить до ада в кондиции. Стонала под моим весом, я бы даже сказал, сексуально, если бы сам не знал, какой это секс - переть на горбу раненого товарища. И сейчас меня раздерут в клочья каким-нибудь крайне извращённым и неаппетитным способом черти в аду. Ноги они мне, судя по всему, уже отъели…

Среди ора я получаю удар наотмашь по лицу. Мокрой и холодной тряпкой. Мне резко легчает, и я могу разобрать: «Заткнись, гад. Спалить нас хочешь? Застрелю!» Потом в бедро впивается игла. Видно, это половина дозы, потому что штырит не с ходу, а мелкими порциями. Сначала постепенно отпускает ноги, потом помалу уходит судорога из позвоночника, исчезает страх и прочищаются мозги. Я приподымаю голову и вижу, что ноги мои разбинтованы и аккуратно уложены в шинах, а на них намотано что-то вроде каких-то серых волосатых лохмотьев. Это же «зимняя паутина»! Солдатики, заблудившиеся, побродившие по Зоне и чудом выжившие, рассказывали мне про эту ядовитую дрянь. Научники даже фотки показывали, что она делает с человеком. Я подрываюсь снова, но несильный тычок в грудь укладывает меня обратно. Дожил… Полковник спецназа Игорь Марченко, по прозвищу Хахашуткин, срубается от лёгкого тычка в грудь. Над собой я слышу: «Не гоношитесь, Игорь Павлович. «Зимняя паутина» вкупе с кое-чем ещё пострашнее кости сращивает и раны заживляет. Будет немножко больно, но это всегда так: сначала больно – потом приятно». Пакостный смешок. «А если будете слишком активно двигаться, живчик вы наш, то кости сместятся… последствия надо объяснять?» Я временно затыкаюсь. Я пытаюсь рассмотреть лицо этого голоса, голоса, который я слышал когда-то…раньше…при жизни, наверное. Но оно скрыто тенями, которые отбрасывает коптилка. Виден только край белой нательной солдатской рубахи и маленькая рука с тонкими пальцами и обломанными ногтями. Всё проклятая наркота: слышу то, чего не может быть, и вижу такое, что в кошмаре не приснится. Ведь этот голос я узнаю из миллиардов голосов, будучи в любом состоянии. Я уж надеялся, что убил её, что она, сбежав, изошла где-нибудь кровью и сдохла, выплюнув отбитые мною почки…. Зря надеялся.

Я устал. Я так устал, как не уставал никогда в жизни: ни в деревне на покосе, ни в армии на марш-бросках, ни на войне в угарном бою. На лоб ложится та же холодная мокрая тряпка, пахнущая чем-то приятным. В рот льётся какая-то горькая вязкая субстанция. Чаёк из «ведьминого студня», не иначе. Только мне это уже без разницы. Я засыпаю.

 

 

 

Добавлено через 360 мин.:

ПРОДОЛЖЕНИЕ

 

 

Юрист (записка):

Привет! Жива ли ты? Я не вижу тебя по КПК. Хотя отношения наши и далеки от идеальных, но никто пока их не отменял. Дай знать о себе, если жива. Нам надо по возможности быстрее поговорить. Твой муж.

 

Некрофил (записка):

Весна моя, здравствуй! Я давно тебя не видел, но знаю по сарафанному радио, где ты была. Жду тебя каждый чётный день в час волка на нашем месте, нам с тобой надо кое-что обсудить, а кроме того, я соскучился по тебе. Не подумайте чего – эта песня про любовь (три весёлых смайла). Оставляю тебе маленький подарочек. Эта штука поможет тебе, если ты перекупаешься, поранишься или съешь слишком много конфет (весёлый смайл): просто поспи часок, положив её на голое тело, под рубашку. На всякий случай: продать её можно за 12000, не меньше. Если Бармен станет гундеть, не продавай. Штука не особо редкая, но достать трудно. Потом расскажу, как. Обнимаю тебя, жду встречи. Некрофил.

 

 

Скат Манта (записка):

Привет! Я была занята. Я жива. Зарабатываю. КПК остался в подвалах под «Ростком», постараюсь достать обратно. К разговору готова, жду тебя в баре «100 рентген» после первых двух боёв. (Без подписи).

 

Скат Манта (записка):

Брат! Не было возможности дать о себе знать, извини. Объясню всё при встрече, место знаю, буду там сегодня. Обо мне ты и сам всё знаешь. Мне тебя очень не хватало. Кстати, есть дельное предложение. Оставляю тебе маленький подарочек: эта вещь поможет тебе обходиться без воды и пищи около трёх суток или на несколько часов больше. Я знаю, где взять ещё, потом расскажу. Не продавай, пригодится. До встречи! (Без подписи)

 

Скат Манта (записка):

Хахашуткин! Из бутылки выпей, из банки поешь, и смотри не перепутай. С кровати не вставай, ведро рядом. Не вздумай прикасаться руками к повязкам. Шприцы на ящике, не налегай особо, а лучше не трогай. Если совсем подопрёт – лучше воспользуйся «сгустком», он рядом со шприцами. Спи. Буду через сутки - полтора. Смерть.

 

Скат Манта:

Ни фига себе препаратик! На неприятельские базы его сбрасывать на страх агрессору. Позже, пересмотрев всё, что я притащила на схрон, я пришла к выводу, что было там барахла на 130 кг… И ведь всё самое необходимое! Где бы ещё достать такой штуки, стоит она здесь баснословных бабок, но ведь стоимость свою отрабатывает вполне. Жаль, действует недолго, на полкана не хватило, потому я дня три не могла нормально разогнуться. Если бы не Некрофилов подарочек, ходить бы мне крючком вечно. А полкан – мужик. С последнего разу не пикнул, лечится добросовестно, хотя наркотики и дают о себе знать. Между прочим, «зимняя паутина» вкупе с притираниями из «белой крови» сотворили просто чудо. Ну и репозиция правильная тоже. Талант у меня. Полкан будет ходить и выйдет отсюда своими ногами. Вот только предварительно кое-куда зайдёт со мной и Некрофилом. А потом, если жив будет, уже не сможет быть ТАМ… Страшное наказание, но он это заслужил. И как раз об этом я иду говорить со своим названным братом, Некрофилом.

Не люблю я шляться по ночам, но таков уж Некрофил: всегда назначает встречу в час волка. Это его время. Потому вышла я в сумерках, а теперь уже часа два ночи, судя по звёздам. Ускориться бы надо…

Разговоры с мужем вселили надежду, не знаю, правда, какую. После того случая в туннелях под Янтарём не могу себя пересилить. Может, время вылечит… Не буду думать, не буду. У меня много работы сегодня будет.

 

Юрист:

Я выполз с Арены почти на карачках. Ну их в задницу, эти бои! Платят хорошо, только потом надо неделю восстанавливаться. Вот Скат и увидала меня во всей красе, когда победил я в последнем бою с ножом против чувака в скелете. Потому, наверное, и стала со мною говорить. Я бы тоже не говорил на её месте после Янтаря…

Как же приятен скрежет пластин экзоскелета, когда между ними входит сапёрный нож! Почти сексуальное удовлетворение. И кровища выплёскивается фонтаном между этих пластин. Но больше всего меня радует тугой рулончик бабок в потайном кармане и почти новый «ФН», доставшийся мне как победителю. Будет с чем на «Цирк» прогуляться, карман утяжелить. Чем и займёмся. Правда, ходок из меня сейчас ещё тот, километра три в час, не больше. Но, с другой стороны, тише едешь – дальше будешь. Вот к утру как раз и буду, тварюки спать лягут, можно будет спокойно исследовать. Мало кто туда лазил, но я попробую. Фанат со мной хотел, да занемог на почве злоупотреблений возлияниями. И то лучше – перегарищем бы отравил всю тонкую здешнюю экологию.

Сквозь ПНВ осматриваю окрестности. Идти придётся через болота, ну здесь-то я как дома. А Солнышко вот по болотам прыгать не любит, с юности у неё это. Ну да ладно, всё наладится, я смогу всё поправить. Синеватая мёртвая подсветка ПНВ выхватывает из темноты мрачноватые, скрюченные болотные деревца. Я вовремя замечаю посверкивающий в кустах довольно злобный взгляд, и, ещё не осознав окончательно, что это такое там шарится, уже сдёргиваю с плеча «Грозу». Тишина вокруг мёртвая. Нападать на меня, вроде, никто не собирается. С величайшей осторожностью подхожу поближе, хотя знаю, что любопытной Варваре автомат в задницу забили. Тихо. Мёртво. Стон. Такой жалобный, слабый стон. Не иначе, кто-то на тот свет собрался. Смотря вперёд, забыл смотреть под ноги – наступаю на что-то мягкое, оно вдобавок шевелится. Прям как в детском стишке: «Иду - темно, гляжу – пятно»… Бля, да это же я на кровососа наступил!!! Я дёрнулся, как подорванный кенгуру, отскочил метра на три назад (никогда в себе такой способности не замечал) и высадил мутанту в голову полрожка с испугу. А патроны-то дороговаты нынче. Постоял с минуту, ощупывая зад комбеза на предмет явных признаков перевозбуждения, а заодно и сердце успокоил. Нервный я стал после «Янтаря», надо меньше кофейком баловаться.

Придя в себя, внимательно рассмотрел кровососа, попутно размышляя: почему не кинулся? Видят они в темноте, как мы при белом дне, нюхом бы учуял за метров двести. Срубил бы моментом, я вякнуть бы не успел, тем более, что я сдуру гулял тут, как по одесской набережной…Что же ему помешало? Достал фонарик, подсветил и увидал, что брюхо твари развалено крест-накрест, по-видимому, очень острым ножом. Комьями торчат выпущенные кишки. Но, судя по стонам, кровосос был ещё жив, когда я на него наткнулся. Кто это его так жёстко? Неужели моя жена тут побывала? В загадки запишем, спрошу при случае.

После встречи с кровососом я шёл ещё тише, внимательнейшим образом осматривая каждый метр лежащей передо мной болотистой равнины. Пару раз встречал небольшие «жадинки», раз – довольно приличную «комариную плешь», однако удачно избежал соприкосновения и даже подобрал маленькую «медузу». Вдалеке видел клубящуюся стаю псевдособак, таскающих в разные стороны какие-то неаппетитные лохмотья. Потом на них налезли три плоти, и закипел кровавый бой. Как-то, сидя на крыше «Агропрома» я наблюдал схватку кровососа со стаей кабанов. Ей - Богу, я даже болел за…не скажу за кого. Моя тяга к созерцательности не раз была удовлетворена подобными моментами. Вот и теперь я, прикинув шансы каждой из сторон, делаю в уме ставки и загадываю желание. Псевдособаки тем временем, осуществив красивейший тактический ход, дорывают на земле одну дёргающуюся плоть, а две другие улепётывают во все лопатки. То есть, строго говоря, улепётывает всего одна, а вторая вдруг резко тормозит, бухается на колени и ползёт, периодически утыкаясь башкой в землю. Из разорванного горла её свищет кровь, которая в чахоточном лунном свете кажется чёрной. Растерзав одну плоть, псевдособаки в несколько прыжков настигают раненую и молниеносно заканчивают её муки. Наблюдашечки, блин. Наблюдашечки - наблюдашечками, а придётся крюк делать, чтоб не напороться на дружескую встречу. Сытые-то эти твари сытые, только агрессия у них явно больше желудка, набитого плотячьим мясцом. Вот лев, например, наестся и добреет до того, что ходить не может. Здесь же хрен на-ны: обожравшаяся в доску псевдособака всё равно не упустит случая вырвать вам кишки и другие внутренние органы. Менталитет у неё такой, вкупе с метаболизмом. Моя жена наблюдала как-то щенят псевдособаки и рассказывала, что мясо они начинают трескать буквально через несколько часов после рождения. А родятся сразу зрячими и с зубами…

Иду дальше, заложив дугу примерно градусов 45, на север. Скоро болота закончатся и покажется выход на старую дорогу. По ней-то и пойду до сгоревшего хутора, а там и до «цирка» рукой подать. Небо на востоке стало светлеть, потом розоветь. Провозился я с наблюдениями, конечно… И всегда так. Но, по крайности, ноги не гудят. Надо найти укрытие и прилечь, поспать часа три. В «цирке» полтергейст живёт, у него на рассвете наибольший запас жизненных сил наблюдается, говорила Солнышко. Не верить сталкеру Скату Манте нет оснований, уж она во всём этом разбирается от и до. Просто календарь природы и труда, а не жена!

Недалеко от сгоревшего хутора я знал одну тихую дыру в земле, где, при известной осторожности можно было кемарнуть пару часов, и направился туда. Как раз рассвет просплю, а дальше с полтергейстом будет проще договориться. Правда, сидит он на самой середине «цирка» и никуда оттуда не вылазит, но подвид какой-то странный: помесь с контролёром, что ли? Мозги компостирует за милую душу. При этом подбирает из самой середины «цирка» куски раскалённых камней и швыряется ими со страшной силой. Одному юноше таким макаром голову снёс, полетела вместе с камушком. А потом эту голову подобрал и по товарищу юноши – жжжжак! Грудную клетку пробил, тварюга. Так и нашли: безголовое тело и голову, торчащую лицом в небо в груди другого тела. Так что мероприятие мне предстоит достаточно подвижное, и перед ним лучше отдохнуть.

 

 

 

Изменено 23 Июля 2010 пользователем Скат Манта

[Скат Манта 1 383]

Некрофил:

В половину третьего ночи я уже как штык был на месте встречи. Всё обошёл а радиусе полукилометра, чтобы подготовить Скату Манте максимально безопасный приём и нормальную обстановку для разговора. Ничего особенного, кроме останков двух кабанов, не увидел. Хотел было выйти навстречу, потому как знал, что она терпеть не может ночных хождений. Но вовремя одумался, дабы не быть посланным в пешее сексуальное путешествие. Сел под дерево, напротив лужи с «газировкой» и стал ждать. А ждать, по моим подсчётам, оставалось минут 20. Если, конечно, нигде не задержится.

Я сидел и вспоминал нашу первую совместную вылазку. Скат Манта, Некрофил, Юрист. Мы тогда решили в качестве более плотного знакомства после уже известных событий на Кордоне прошвырнуться в деревушку рядом с армейскими складами, пострелять кровососов. Деньги за щупальца платят хорошие, снаряга у нас была неплохая – почему бы нет. Да ещё Воронин ловандоса обещал дополнительно, если гранатомёт «Бульдог» найдём. Оба были жадные да голодные (это ушло со временем), да ещё и отмороженные на всю тыковку (это осталось и по сей день). Попёрлись…не зная броду в воду. Идиоты. Дорогой шли – чуть не песни пели. Аномальное поле перед деревушкой миновали успешно, а потом чёрт нас дёрнул разделиться. Я зашёл с противоположной от водонапорки стороны, а Юрист и Скат Манта как раз от неё начали. Я-то пошёл, свободовцев встретил, потрепался и направился вглубь деревушки. И издалека наблюдаю картину маслом: Юрист стволом махает и Скату чуть не в живот им тычет . Ну, думал я, обычное дело, увидал что или оружие проверить решил, а может, просто прикалывается. А это, оказалось, контролёр его за мозг схватил, и пристрелил бы Юрист жену не за понюшку табаку, если бы та вовремя блок не выставила. Контролёр от такой наглости, видимо, слегка опупел и хватку ослабил, пытаясь понять, кто у него в башке копошится. Чешу я полным ходом на подмогу, Скат Манта уже зеленее травки, на колени валится, но контролёра за мозг держит, как шоколадный стаффорд у нас во дворе за жопу однажды мента держал. Брейн - рестлинг у них, такую мать. Гнёт контролёр Ската, она сопротивляется так, что жилы на шее вылазят, кровища из носа ручьём течёт, глаза мутью заволакивает, но держит. А Юрист тормозит. Тормозит, гад, стоит памятником Пушкину в красивой позе, наблюдает это дело. Возненавидел я его с той минуты всеми фибрами, хотя и незаслуженно, наверное, мужик-то он ничего себе, но не могу я простить ему этих секунд, как ни крути. У Ската Манты уж бандана с лица сползла, пена на губах вскипает, хрипит она Юристу: « С-с-сттттреляаааааай….», а я всё бегу и не могу добежать, будто какой чёрт меня за ноги держит. Тут Юрист очухался и всадил контролёру в живот и голову сдвоенный магазин, а Скат Манта на траву повалилась с совершенно трупным видом. Долетел я до них, на бегу схватил её за капюшон и на плечо себе перекинул, Юристу (тот ещё, видимо, не полностью в себя пришёл) заорал: «Ходу!» и ломанулся к водонапорке. Единым духом взлетели на самый верх и на пол попадали. Смотрю, у Юриста капюшон сбился, а волосы - наполовину седые и глаза мутные, без единой мысли. Подпалил-таки ему мозг контролёр. Слабенькие мозги у Юриста, офисные, творческие, интеллигентные. Но не он меня на данный момент волновал, а потенциальный труп моей дорогой уродливой девочки, который я так из рук и не выпустил. Осторожно положил её на пол, бандану совсем сорвал, молнии на комбезе раздёрнул, а Юрист всё сидит и в одну точку смотрит. Стал я отпаивать из фляги коньячком, который до того полгода берёг для особых случаев, неживую Ската Манту. Зубы ей ножом разжал, голова у неё болтается, как на верёвке, кровь из носа ползёт, не унимается, но коньяк она глотает – это радует, жива, значит, моя Весна. Сожрала она таким манером полфляги приблизительно, и глаза раскрылись, мёртвой плёнкой подёрнутые. Как у зомбяка. Я свету не взвидел. Махаю я перед лицом её рукою и, как припадочный, ору: «Видишь меня? Кто я? Кто ты? Сколько пальцев видишь?» Кино, цирк и кабаре…

А Скат Манта руку мою таким ватным движением отталкивает и молвит человечьим голосом: «Что Юрист?» Я завыл от злости и Юриста чуть не пристрелил…

А тут, пока я всё это вспоминал, чьи-то прохладные руки закрыли мне сзади глаза. Ночными фиалками запахло. Руки эти я сверху ладонями накрыл, к векам своим поплотнее прижал и возжелал, чтобы длилось это вечно. И даже не подумал, как это она так бесшумно ко мне подошла. Ведь так всегда было и должно было быть.

 

Изменено 24 Июля 2010 пользователем Скат Манта

[Скат Манта 1 383]

Скат Манта:

Ночь - время смерти. Час волка – вдвойне. В миру люди чаще всего умирают в это время. И в Зоне тоже. Интересно, не додумался мой полкан повязки потрогать? А то правило только подтвердится.

Комбез ненавижу, а в экзоскелете просто дохну. В темноте и так нормально вижу. ПНВ не люблю страшно, давит он мне на голову, реакцию глушит, мысли тормозит. Моя бы воля, в трусах бы и майке по Зоне ходила. Пару рейдов так и делала. Только потом коростой какой-то мрачной покрылась. Пришлось в речке Припять купаться в лечебных целях и в траве возле энергоблока валяться, как псевдособака в течке. Тело две недели светилось и мутантов пугало, но кожные поражения исчезли, как и не было. И мозги прояснились. И даже волосы не повылазили.

Ночь. Мёртво. Только в кустах что-то ворочается. Аномалия, быстрее всего. Даже на слух узнаю «студень», только он так утробно бормочет с голоду. Голодный, сука. Сейчас посмотрим, что ты мне с голоду приготовил.

Подхожу на цыпочках, чтоб понапрасну не бесить аномалию. Уважать её надо, если накормить не собираешься. По траве что-то шарится, ползает тихо. Неживое. Точнее, живое, но безвредное. Не сожрёт, кровь не выпьет, ноги не отъест. Хорошее. Иди сюда, моя находка, иди ко мне в разгрузку. Там вчера Кардан карманы новые пришил. Милый, дорогой мой алкаш, мастер Кардан! Не рук, более золотых, чем твои. Сколько раз они мне жизнь спасали, хоть и косвенно, но всё же. Вот и сейчас комбез на мне, тобою прокачанный. Потому и не бояться можно.

«Зона! Если любишь меня, дай мне!» - говорю обычное заклинание. Руки тяну к небу. Вытягиваюсь вся. Дай мне! Дай! Возьмёшь взамен, когда понадобится. Так говорил старый сталкер - шаман Чума, который исчез без следа три года назад. Видно, ЕЙ понадобилось взамен… Он многому меня научил. И от рака крови он меня тоже спас, после того, как с Некрофилом мы влезли в самый реактор (желаний хотели, ушлёпки) и там Монолит в шутку оборвал с меня остатки защиты. Некрофил донёс меня от саркофага до Чумы на руках и всё рассказывал, как мы заживём, если вернёмся. Думал, что я мертва и не слышу. Я слышала, я помню, я хочу…

«Дай мне!» - и в темноте появляется свечение. «Дай!» - свечение усиливается. «ДААААЙ!!!!» - и по траве скачет «золотая рыбка». Вытираю вспотевший лоб. Артефакт прыгает мне прямо в ладони. «Я люблю тебя, Зона». И поклон в землю. Всё, как учил Чума. И Зона отвечает мне: я слышу нежное прикосновение ветра к глазам. И глаза видят ещё лучше.

«Золотая рыбка» отправляется в специальный карман на разгрузке и перестаёт светиться. Неплохое начало, отдам Некрофилу, у него заказ на неё есть. Разницу пропьём. И чаю достанем. Без чаю я скучаю.

Вот он, брат мой названный, сидит под деревом. Спит, наверное. Или задумался. И позиция как грамотно подобрана: спереди лужа «газировки», за спиной дерево – не подлезть. А я подлезу, потому что точно знаю, где он. Я его слышу и чувствую. Подкрадываюсь и тихо глаза ему ладонями прикрываю. Веки горячие и трепещут под ладонями. Это тот человек, которого ненавидит и смертельно боится большинство местного населения, особенно бандосы. Был прецедент: сталкер Некрофил, не чихнув, порезал на мелкие куски троих бандитов, предварительно кое-кого из них слегка поджарив на костре и пару раз обмакнув конечностями в «плесень». Без предупреждений и воспитательных бесед о культуре поведения и вреде беспредела. А всё потому, что эти парнишки хотели, подвесив меня за ноги на драге в карьере, вытянуть таким образом из меня Некрофилов тайник, который он сделал после похода на Радар. А взять там было что, уж поверьте: не менее десятка ценных и редких артефактов, новенькое оружие, патроны, гранатомётные выстрелы, антирад. Взяли меня ночью, на Дикой территории, подраненную наёмником Шрамом и слабо соображающую от потери крови. Я не дошла до бара всего несколько сотен метров. Успела подрезать одного, но на этом моё геройство и сдулось под навалившейся массой. Эти бандиты были или новенькими, бесхозными, или совсем уж отмороженными, иначе они в жизни не покусились бы на Некрофилов тайник и на его названную сестру тем более. Свои же забили бы их по самую шляпу в землю, как гвозди: с Некрофилом ссориться не желал никто. Отмороженные в Зоне встречались, дураки же долго не жили.

Пока волокли они меня, отмудохали знатно за мой длинный, грязный язык и за распотрошённого напарника, поэтому висение на драге вниз головой существенных неудобств мне не доставило ввиду отсутствия либо крайней обрывочности сознания. В один такой обрывок я сравнила себя с Буратино, которого схватили лиса Алиса и кот Базилио. Сравнила и загоготала, давясь кровью… И раскачиваться начала. Бандосы решили, что крышу сорвало и стали совещаться, сразу убить или ещё попытаться что-либо выжать. Длилось это развлечение минут 20, и заскучала бы я довольно серьёзно, если бы опять не вырубилась. А когда пришла в себя, то первым делом услышала страшный, леденящий кровь вой, происхождение которого сразу не поняла: никогда ничего подобного не слышала. Я попыталась подняться с земли (почему я на земле, в голову как-то не пришло) и выяснить источник этих мерзких звуков. Но на глаза мне легла тёмная повязка, и хорошо знакомый голос произнёс: «Тебе не стоит сюда смотреть. Я скоро закончу. Рану я обработал, сыворотку вколол. Ты как? Немного потерпишь?» Я кивнула: мол, потерплю, раз ты здесь. Вой возобновился и длился довольно долго, перемежаясь хрипами, слезами, мольбами и матом. Периодически слышалось какое-то шипение и вонь палёного мяса, пару раз я различила короткие смешки Некрофила, сознание мешалось, я спала, просыпалась, а мой названный брат веселился вовсю….

Горячие веки вздрагивают под моими ладонями. Большие грубые руки накрывают мои руки сверху. Летят столетия. Почему я не встретила тебя раньше, Олег?

 

Юрист:

Мне опять приснился контролёр. Мне опять приснилась наша последняя совместная вылазка на Янтарь, в лабораторию Х-16. И опять паскудный липкий страх разливается в каждой клетке тела и мозга, и опять под ложечкой тянущая чёрная яма, а язык шершавый и спазмы горло тискают. Я до смерти буду помнить каждую подробность и молиться Богу, чтобы дал забыть. Я не забуду.

… Я иду впереди, Скат Манта за мной, движемся спина к спине. Темень, вонь несусветная. Видимо, и до нас тут желающие прогуляться находились. Догулялись, судя по запаху. Спускаемся вниз, в подвалы, по железной лесенке. Как-то тихо тут, нехорошая такая тишина. Ни звука. Только слышно слегка неровное дыхание Ската Манты. Ей нечем дышать. Она устала. Помимо обычного комплекта тянет ещё и снайперку с патронами, что ей подарил этот урод Некрофил. Она спит с этой снайперкой. Она с ней ест. Чистит её, будто занимается любовью. У меня такое впечатление, что эта снайперка - её муж, её сердце и душа, её суть. Если забрать снайперку из её рук, то Скат Манта просто исчезнет. Взять от неё снайперку равносильно тому, чтобы вырвать ей позвоночник.

Рубка зомбяков в количестве двух десятков штук, даже производимая из автоматического оружия, – дело весьма утомительное. Хотя и подготовка была проведена: из-за забора, метров с трёхсот, из снайперки сволочей гасили, да тут их столько, что уй-юй… Потом ещё бюрер к ним на усиление прикандёхал, только его и не хватало. Сколько патрон понапрасну извели. Да ещё и от разных летающих тяжёлых предметов только успевали уворачиваться, а это весьма способствует прицельной стрельбе. Мне по башке пустым газовым баллоном прилетело – еле уклонился, и то до сих пор в ушах посвистывает. Хотя есть и положительный момент в таком содержательном времяпрепровождении – существенно легче стало идти. Только вот ещё пара таких облегчений, и придётся всю встреченную нечисть из пальца стрелять. Или из какого другого места. Бывало и такое, что сквозь толпу зомбей я летел внаглую, пыряя ножичком направо и налево. И даже умудрялся штаны сухими сохранять. Патрон мы с собой набрали, что дурни дров, а вот после первого же прорыва осталась половина.

Нам надо найти Призрака. Если не его, то хоть следы. Скат Манта давно его ищет, что-то там у неё к нему по практической части. А тут и научники солидную сумму пообещали, если влезем в лабораторию и соответственно вылезем обратно, собрав достаточно инфы по пунктам, занесённым в ПДА. Собираем, вносим. Ботаники. Расположение аномалий, обновлённый план подземелий, подвиды мутантов, вспышки их активности, странности. Хорошо, хоть точного количества трупов не требуется в реестр вносить, образцов волос не собирать и анализы кала не прилагать. А ещё бумаги найти… А существуют ли эти бумаги? Легенды ходят про целебный Призраков комбез, потому Солнышко так в задание и вцепилась. Хотела одна, но тут уж я упёрся. Знаем мы это «одна», с Некрофилом бы, конечно, полезла. И что она находит в этом быдлоиде и садисте? Явно же не спит с ним, тут ручаюсь. Я не могу переносить его присутствия, мне сразу трупами смердит. Да и он от меня не в особом восторге, животное это. Интересно, он хоть читать - писать умеет?

Так я думал, пока мы продвигались по тёмному коридору, минуя небольшие «жарки», расположенные в шахматном порядке. Скат Манта детектор запретила включать, чтоб дополнительного шума не было. И как она их без детектора видит? Ни разу не ошиблась при прокладке курса. Даже ни одна «жарка» не взревела. Прошли, как тени. И у входа в саму лабораторию напоролись на трёх снорков. Я, недолго думая, жакнул по ним из подствольника «Грозы», но один успел уйти из-под выстрела и здорово заехал мне по ногам. «Гроза» загрохотала по бетонному полу. Я ляпнулся на пятую точку и высадил ему в голову пять пуль из «беретты» в упор. Снорк повалился на меня, обдав лицо зловонным дыханием и липкой слюной. Подавляя рвотные спазмы омерзения, я вскочил, подхватил автомат и поспешил ко входу, сжимая свободной рукой холодную даже сквозь перчатку руку жены. Прошли, кажется.

В лаборатории зомбей мы истребляли теперь очень экономно – по пару пуль в голову. От пси-излучения слегка пело в голове, но шлемы, выданные нам научниками, в общем - то справлялись. Особых трудностей при отключении генераторов не возникло, взяли несколько «огненных шаров» и «капель» (их Скат Манта выделила какими-то шаманскими заклятиями, в которые я не верю), да и заказанные бумаги мы нашли без проблем. Кроме того, в обнаруженном нами тайнике оказался армейский «Берилл», штука полезная и дорогая. Я вздохнул свободнее: вроде, основное сделано достаточно малой кровью. Рано обрадовался, как выяснилось. Судя по старым картам, из этих катакомб было два выхода, причём второй где - то совсем рядом. Чтобы не чесать обратно, решили его поискать. И только двинулись на поиск, как вокруг началась движуха: со всех сторон полезли мертвяки в совершенно диких количествах. Нас достаточно скоро обложили, но это было ещё не страшно. Прячась за углами и дверями, мы достаточно удачно отстреливались, пока зомби не попёрли со всех сторон. Свободное место оставалось только за спиной – тупик, стенка, в которую всё чаще чмокались пули ходячих трупов. И ведь неплохо стреляют, как будто направляет кто. От этой мысли я почувствовал, как зашевелились волосы по всему телу и вдоль позвоночника поползла холодная струйка пота. Как будто в ответ на мои мысли Скат Манта обернулась ко мне и сказала: «Я знаю, он здесь, только нас пока не зацепил, защита ещё работает». У меня затряслись коленки, задрожали пальцы и сдавило голову, глаза заволокло слезами, я швырнул «Грозу» под ноги и свернулся в клубок в самом тёмном углу. Скат Манта швырнула в зомбячье кубло пару гранат и, воспользовавшись паузой, присела передо мной на корточки. Я трясся и закрывал голову руками, из глаз бежали слёзы, а из носа сопли. Я совсем ополоумел, сам себе был до предела омерзителен, но сделать ничего не мог. Остатками сознания подумал: «Некрофил бы порвал их всех голыми руками, ему повезло – мозгов нет». Скат Манта взяла моё лицо в ладони и, глядя мне прямо в глаза, раздельно и твёрдо произнесла: «Сейчас. Я. Тебя. Прикрою. Беги. Вдоль. Левой. Стены. К. Лестнице. Той. Что. Ведёт. Назад. Беги. По. Моей. Команде. С. Себя. Сними. Всё. Лишнее. Оставь. Я. Прихвачу. И. Беги. Сможешь?» Я закивал торопливо и даже не догадался спросить, а она как же? А с ней что будет? Солнышко сняла с меня гранаты, вещмешок, максимально освободила разгрузку, не забыв запихать в неё несколько запасных обойм. И даже в эти жуткие, полные смертного страха и тоски минуты она положила в карман разгрузки две аптечки, антирад и кусок хлеба. Она поцеловала меня в лоб жёсткими шершавыми горячими губами. Я привстал на карачки, корчась от отвращения к себе, как будто низкий старт взял. Ноги были абсолютно ватные, и я засомневался: сделаю ли хоть пару шагов?

Скат Манта отцепила от пояса ещё пару гранат и, высунувшись из дверного проёма, швырнула их вниз, на лестницу. Потом ещё и ещё. В бронепластины на комбезе сочно чмокались пули мертвяков. Кинув ещё две гранаты, Скат скосила троих зомбяков широким веером от бедра и заорала, обернувшись ко мне: «Пошёл!!!» Я ломанулся вперёд чуть ли не на четвереньках, метнулся к стене, перескочил через железные перила и скатился вниз, чудом не свернув себе при этом шею. Вскочил. Опять побежал. Бежал. Падал. Опять вставал и бежал. Где-то останавливался – проблеваться. И снова бежал… бежал…

И вот во сне я тоже бегу и слышу за спиной контролёра. И это будет длиться вечно.

 

 

 

 

 

 

Изменено 26 Июля 2010 пользователем Скат Манта

[Скат Манта 1 383]

Некрофил:

Мы стояли под деревом, у лужи с «газировкой». Романтика. Почти свидание на мосту. Скат Манта едва достаёт мне до плеча, потому я слегка наклоняюсь, чтоб лучше видеть её лицо и слышать голос.

- Вот, я принесла тебе подарочек для заказа. *Я так скучала по тебе, где ты был?*

- Прекрасно. А то я уж не знал, что и делать – сроки поджимают. *Милая моя, родная… Я больше не стану оставлять тебя надолго.*

- Я нашла много полезных вещей, потом возьмём. Надо отнести к нам в стационар. *Я на распутье. Мне страшно без тебя.*

- Я видел тебя у вертушки. Это оттуда? *Я так хотел бы сейчас взять тебя на руки и никуда не пускать от себя.*

- Да. Я должна тебе кое-что показать, но это потом. *Возьми на руки, положи в карман. Я никогда и никуда от тебя не уйду.*

- Я знаю. Как ты себя чувствуешь? Дошла без приключений? * Я за тебя весь мир вырежу! Нам же не будет скучно вдвоём?*

- Да, дошла нормально, самочувствие в порядке. И ещё: я потеряла ПДА. Там были два контролёра. Надо достать. Там всё. Пойдёшь со мной? *Я одна боюсь*.

- Пошли, достанем. Дорогой и поговорим. Я тут принёс тебе подарочек…

Я надеваю ей на запястья «браслеты» - редкий и красивый парный артефакт в виде двух пурпурных широких круговых пластин. Он, по слухам, родится в самом сердце реактора. «Браслеты» сразу начинают светиться. Они спасают от пси-излучения, придают бодрости, обостряют чувства и здорово добавляют выносливости. Я – один из немногих, что нашли такой артефакт. Точнее, теперь я – единственный, потому что снял его с обезображенного мною трупа. Но Скату Манте этого знать не обязательно, хотя особой щепетильностью она и не отличается.

Она заворожено смотрит на «браслеты». Это действительно редкое зрелище, от которого непросто оторваться. Она смотрит на браслеты, а я – на неё. Это тоже завораживающее зрелище.

Небо на востоке начинает светлеть. Это значит, что пора выдвигаться. Нам до Агропрома ещё часа четыре ноги глушить, да это в лучшем случае, если на свалке не задержимся. Да надо бы и бандитского пахана Влада Гнома проведать, отдать ему его заказ да прихватить обещанные препараты для Ската Манты. Те, что тяжести таскать помогают. Контрибуцию снять, поверх обещанной платы, за моральный ущерб. А она не знает, что я для неё достал: будет сюрприз, исполнение желаний. Я – Исполнитель Желаний, хах.

Исполнитель Желаний, бляха. У меня мороз прошёл по коже и волосы где-то на копчике привстали. Однако славно мы тогда развлеклись. Это было ещё во времена Чумы, нашего общего Учителя. Пожилой, внешне неказистый, даже придурковатый мужичок, опытнейший сталкер -шаман, знаток всего самого непонятного и странного в Зоне. Он и защиту никогда не носил, и оружием не пользовался: Зону обижать не хотел. Считал себя её порождением и свято верил ей. Чума меня обучил только самым азам: ученик из меня никакой. Скат Манта его очень просила, чтоб вложил мне в голову хотя бы элементарное. Боялась, что может не оказаться она рядом. Зря боялась. Она всегда со мной. И только азы эти до сих пор позволяют мне оставаться живым и относительно здоровым.

Сама же Скат жадно, даже алчно училась. Она хватала каждое слово Шамана. И ни одну вещь ему не пришлось повторять ей дважды. Он научил её останавливать кровь и лечить практически от всех болячек исключительно заклятиями, снадобьями и притираниями из местных природных богатств, по вкусу воздуха предсказывать выброс, видеть аномалии без детектора, становиться невидимой, находить и извлекать артефакты опять же исключительно заклятиями. Я сам видел, как Скат Манта ходила по «языку», напичканному аномалиями, и собирала артефакты, как грибы в лесу. Но никогда не жадничала – этому тоже научил Чума. Я так подозреваю, что язык местной фауны она тоже знает. Правда, за беседой с кровососами я её не заставал, но возле нашего убежища уже третий год псевдособака выводит щенят. Раз я застал этих щенят ползающими по Скату, когда в приступе этой её нарколепсии она не дошла до схрона нескольких десятков метров. Псевдособака же в это время спокойно лежала метрах в трёх от неё, положив морду на сложенные крестиком лапы. Когда я приблизился, собака зарычала ,но не поднялась, дала мне забрать Ската Манту и унести её…

В последнюю встречу с Гномом мы расстались не очень душевно: пришлось прихватить на память ухо его начальника охраны. Попросил Гнома никогда больше так не делать, за ребятишками своими смотреть получше, иначе ухом больше не обойдётся. Кажется, пришли к консенсусу. Сверх уговоренной платы Влад подарил мне несколько бутылок хорошего коньяку, прямо с Большой земли, в знак вечной любви. Скат Манта не любит коньяк. Придётся менять на хорошую водку у Кузнецова.

Между свалкой и базой бандосов мы слегка потрепали приличную стаю слепых псов. Правда, шавки не особо и старались, быстро переключились на одинокого подраненного кабана. Добрались, можно сказать, тихо. Гном был весел и слегка пьян, но, увидев нас вдвоём, протрезвел и посерьёзнел. Скат Манта вежливо отказалась от стакана довольно приличного виски, тихо присела в уголку и, кажется, уснула. Мы с Гномом сели пить. Пусть поспит, решил я, мне это спиртное, как мёртвому банки.

 

 

 

Изменено 6 Августа 2010 пользователем Скат Манта

[Скат Манта 1 383]

Скат Манта:

Он думает, что я сплю. Я и правда дремлю. Они жрут виски. Мой брат Некрофил – сущий монстр в этом деле. Никому его не перепить. Только взгляд Некрофила с кило спиртного в организме напоминает о прежнем Студенте. Он…такой…Мне сразу хочется обрушиться, обхватить его колени и умереть. Что же ты сделал с собой, Олег? Зачем? Мы же все здесь монстры. Все. Только Юрист остался человеком.

Я слышу, как сквозь подшлемник подтекает струйка пота с волос. Побриться бы налысо. Не эстетично. Но, бля, какая речь об эстетике с моей-то мордой? Как я ревела в первые дни, когда увидала себя в зеркало...

Фанат до сих пор в этот день, независимо от дел, призывает меня, кипятит большую бочку воды. Это баня. Мне. Потом стол. Где он добывает эти продукты, для меня загадка. Я ем. Ем. Долго и со смаком. Потом подарок. Это всегда особо редкий и ценный артефакт. Фанат мог бы заработать на этих подарках миллионы. Но каждый год в этот день я получаю подарок.

…Фаната я встретила на Дикой территории. Он один укокошил семерых наймов. Восьмой подстрелил его. Восьмого прибила я. Только поздно. Фанат стремительно терял кровь. На заклятие ушло много моих сил. Но кровить перестал. Теперь предстоял путь к научникам. В бреду, синими губами, Фанат прошептал мне это. Он хрипел, выплёвывая розовую пену: «В бункер! К Сахарову! Прошу…» Что я могла? Я была уверена, что он умрёт с таким ранением.

Он лежит на моих плечах…не растрясти бы… От Фаната запредельно смердит самогоном, чесноком и луком. Я не могу этого вынести, блюю, как никчемная кошка, за вагончиком при выходе в туннель. Крестом лежит на моих плечах Фанат, а я никак не могу унять эти спазмы. Волокусь в туннель, к научникам, так к научникам. Тихо, Фанат, только не шевелись, а то меня поведёт под твоей тушей, миленький, только не дёргайся. Мы входим в туннель. Впрочем, входим – это сильно сказано. Вволакиваемся, вползаем, ноги дрожат и живот сейчас порвётся.

И тут Фанат ДЁРГАЕТСЯ. Дёргается так, что я заваливаюсь на бок. Взрёвывает «жарка». Я валюсь на землю. Но не успеваю. Ааааа, глаза!!!! Глаза!!!... Темнота…

Я с трудом прихожу в себя. Я придавлена сверху. Это Фанат. Что ж ты разъелся так? Чем? Я не вижу. Я ни хрена не вижу. Боль. Боль. Нет, вижу. На том краю туннеля что-то шевелится. Что это? Что это, бля?! Мертвяки. Я вижу. Глаза целы. Они целы. Но почему так болит? Почему слёзы?

Некогда думать. Снимаю мертвяков из положения лёжа. В голову. По две пули. Вижу же. Значит, живая и всё нормально. Я подымаюсь. На мне – Фанат. Лицо болит и течёт. Некогда думать. Надо идти. И я иду…..

Научники, как могли, восстановили мне левую часть лица. И на том спасибо, потому что без них кровосос бы отдыхал при виде моего некогда симпатичного лица. Моей кожи, которую я так берегла. Даже в Зоне у меня имелась баночка с кремом. Не скажу из чего, но кожа всегда была в порядке. А теперь…

Я лежала в их бункере неделю, слепая и мёртвая, пока не сняли повязки с глаз и не заросла слегка ожоговая поверхность на шее и груди, под расплавившимся комбезом. От наркоты отказалась сразу и держала наготове пистолет, чтоб не вздумали колоть. Как только сняли повязки, я потребовала зеркало. Давать не хотели. Пришлось применить тяжёлую дамскую истерику. Непривычны, не вынесли. Несчастный Круглов, интеллигент вшивый, пытался держать меня за плечи вместе с ассистентом. Каков прикол?!

Я смотрела молча. Минут десять. Потом я не помню…

 

 

Юрист:

Я спал в земляной норе рядом с цирком. Мне снился контролёр. Но это привычное дело. Чтобы выбить его из своей головы, я вспоминал жену, вызывал её в свой сон. Только воспоминание пришло какое-то безотрадное.

Она тогда умерла. Посмотрев в это грёбаное зеркало, она умерла. Наверное, в девятый раз. Я смотрел в её глаза. Я видел такие глаза на базе военных, когда эта сволота Хахашуткин сказал, что я пойду один. Она тогда раскидала трёх рядовых и билась насмерть. У меня в ушах до сих пор стоит её вопль: «Нет! Я! Яаааа!» Полкан смеялся, как гестаповец в советских фильмах. Рядовые корчились на земле, один из них блевал. Другой, обливаясь слезами, держался за пах и звал маму. Театр абсурда, Ионеско отдыхает. Я до крови кусал губы, чтобы не орать. Знал, что разорвать успею максимум двоих, а до полкана так и не доберусь, он тут же пристрелит Солнышко. А надо было рвать. Если бы я знал, что он потом с ней будет творить за это вот неповиновение, я бы успел. Рассудочность проклятая.

И такие глаза я видел уже потом, когда на её глазах подорвал себя гранатой сталкер Галоперидол, который прикрывал группу учёных и попал под удар контролёра. Остатками сожжённого разума он заставил себя снять с пояса «эфку» и сорвать кольцо, намертво зажав ребристое тело гранаты в кулаке. Он не хотел бродить по Зоне вечно кучей вонючего мяса. Он хотел остаться человеком и сделал это. Мы опоздали минуты на три всего, хотя неслись так, что лёгкие будто наполнялись кусками мелко битого стекла. Ох, как я не хотел, но и не пойти тоже не мог. Остатки мужества во мне ещё растут, что бы там не думала эта инфузория Некрофил.

Только финал и успели увидеть: контролёр лупит по Галоперидолу, тот дёргается всем телом, как от попадания пули, но не падает. Некрофил палит по контролёру, но промахивается, боясь попасть по сталкеру. Контролёр наносит ещё удар, Скат Манта пытается ухватить его, принять на себя, но далеко, не дотянуться с одного раза, да и поздно уже. Я вижу, как всегда подвижное и весёлое лицо Галоперидола застывает, глаза мутнеют, отваливается безвольно челюсть. Галоперидола больше нет. Скат Манта хрипло, по-звериному вопит, её глаза умирают, она сама умирает. Контролёр так занят Галоперидолом, что почему-то даже не смотрит в нашу сторону, контролёр подходит к Галоперидолу всё ближе. Видно, что-то здесь не так. И тут рука Галоперидола начинает двигаться, как при замедленной съёмке, она ползёт к поясу, на котором болтаются несколько гранат. Аккураааааатно снимает одну и плаааавно подносит к застывшему перекошенному рту. Зубы цепляют кольцо. Рука резко падает вниз, кольцо «эфки» остаётся во рту. Кулак сжат вокруг гранаты. Скат Манта воет низким хриплым воем ярости, горя и бессилия. И тут Галоперидол поворачивает голову, смотрит в нашу сторону, и глаза его на долю секунды проясняются. Он улыбается! Улыбается! Улыбается нам! И слёзы ползут по его щекам. Некрофил хватает в охапку Ската Манту и прячет её лицо у себя на груди. Опять он успел первым. Галоперидол… Прости нас, сталкер.

Контролёр подходит к нему вплотную.

Я плачу навзрыд.

Грохает взрыв…

 

Полкан Хахашуткин:

Я маюсь от безделья. Правда, и делать я ничего не могу. Только не трогать повязки, не злоупотреблять шприцами, поесть из банки, попить из бутылки, сходить на ведро и воспользоваться «сгустком», то есть в точности выполнить поставленную мне Смертью боевую задачу. Дожил, полковник спецназа. А, думать ещё могу. Вспоминать могу. Смотреть могу и запоминать. Размышлять тоже попытаюсь.

Я рассматриваю окружающую обстановку, насколько можно её рассмотреть при свете коптилочки из патрона от ДШК. Вроде в доте каком нахожусь, только очень уж в старом, через бетонный потолок корни растений пробиваются, всё мхом поросло. Пахнет палым осенним листом и грибами. И слегка увядающими цветами. В ведре лежат какие-то странные неровные вроде как камни, они тут же утилизируют содержимое ведра. Полезная штука, надо для солдатских нужников такое учесть. И как научники до сих пор не догадались?

В углу стоит обшарпанный стол, который можно было бы назвать антиквариатом, если б он не был просто хламом. На столе видавший виды чайник, две помятые «зэчки», на куске тряпки различаю мой разобранный и тщательно смазанный «глок». Там же, у противоположной стены грубо сколоченный стеллаж, на котором в строгом порядке помещается оружие, аптечки, коробки с патронами, гранаты, наши армейские сухпайки. И наши же армейские бронекостюмы. Даже пулемёт есть и ленты к нему. Целый арсенал. Кто-то из наших прапоров слегка приворовывает. Неожиданный и свежий вывод. Я ухмыляюсь.

Не добраться мне до оружия. Строго-настрого запрещено шевелиться, причём в письменной форме. Попробовать можно, только вряд ли Смерть не просчитала этот вариант и предупредила просто так. Я пытаюсь спустить руку со своего лежака, тянусь… И рука касается земляного пола. Как только это происходит, из темноты доносится негромкое предупреждающее ворчание. Причём такого свойства, что я тут же отдёргиваюсь, как ошпаренный. А ведь до этого я не слышал ни малейших признаков жизни, даже когда ведро доставал да консервой чавкал. Да, предупреждение было не зря. Даже думать не хочу, что там, в темноте. Придётся тихо лежать. Как говорил ещё в учебке мой командир, майор Рзаев: «Жить хочешь – тиха буд».

Итак, я жив. Ноги даже чувствую, болит иной раз, правда, но есть средства облегчить боль. Интересно, не подсяду ли я на этот «сгусток»? А то смешно получится, на наркоту не подсел, зато буду, ползая на карачках, искать «сгустки» по Зоне, ибо без них не жить. Я ухмыляюсь, представив себе картину: Смерть держит в поднятой руке «сгусток» и дразнит меня. «Служи, мол, собачка Полкан». А я скачу и ползаю, хвостом виляю (как раз отрастёт к тому времени), язык вывалил и сталкерские ботинки облизываю, только дай, дай, дааааай…. Я на месте Смерти бы только так и поступил, особенно после того, что я с ней вытворял, желая сломать. Дурак, захотел эго потешить. Да и разозлила, и завела она меня своей упёртостью и неистовством запредельно. Я привык ломать всё и всех под себя. А как же, я хозяин жизни. И страшно удивился, когда не захотела Смерть под меня ломаться. Она готова была сдохнуть в страшных муках, лишь бы я остался ни с чем. Я мог сделать с ней, что угодно, но желал, чтобы она сама сломалась и просила, и облизывала мои ботинки. Ведь так поступали все до неё.

Но никогда не поступит Смерть так ни со мной, ни с кем другим. Потому и не сломалась.

 

 

Некрофил:

Гном пробубнил что-то уж совсем невразумительное и рухнул с табуретки со звуком падающей поленницы. Я не выдержал и заржал в полный голос. Скат Манта подорвалась из своего угла, в одном движении передёргивая затвор снайперки. В дверь вломился безухий начальник службы охраны, но, увидав привычную картину, сразу испарился. У меня бывают такие приступы, я начинаю смеяться и не могу остановиться. Это не истерика. Мне реально смешно.

Разбудил, урод, мою девочку. Но всё равно идти нам надо, уж светает. Скат Манта без слов кивает в ответ на мой взгляд и прыгает, проверяя снарягу перед дорогой. Всё в порядке, кажется. Мы выходим в серость рассвета. Почему мы не можем выйти так же, только одетые в чистую лёгкую одежду, держась за руки, из своего дома, точно зная, что вышли мы для удовольствия и скоро вернёмся?

Скат Манта поёживается со сна. Она идёт чуть впереди, зорко поглядывая по сторонам. Не торопится, говорит: «Быстро поедешь – медленно повезут». И правильно не торопится, на выходе к «Агропрому» полно аномалий, причём злых и подвижных. Каждый раз они меняют своё местоположение и запросто могут оказаться прямо под ногами. Писк детектора в таких случаях раздаётся одновременно с последним криком. Скат Манта ступает совершенно бесшумно и часто останавливается. Несколько раз мы возвращаемся на исходную и начинаем всё с начала. Этот переход занимает часа полтора, причём пройти-то надо каких-то метров триста. Сверхскорость, можно сказать. Другие тут на карачках полозят по пять часов и пройти не всегда могут. Сам пробовал.

Пока Скат Манта ищет дорогу, я повожу по сторонам стволом «ФН», отслеживая малейшее движение. Так и проходит жизнь, наблюдаемая мною в прицел. Вот уж и листья пламенеют осенние, и трава скоро начнёт инеем прихватываться. А ведь недосуг просто так посмотреть на всё это, вот и наблюдаю в прицел, как кружатся алые листья, чуть тронутые ветерком. В такие минуты мне почему-то Басё вспоминается:

"Осень уже пришла!"-

Шепнул мне на ухо ветер,

Подкравшись к подушке моей.

Вот бы поржали здешние человеко-обитатели, если бы сейчас кто из них влез мне в голову. Некрофил Басё на память читает. А Скат Манта оборачивается через плечо и, ни к кому особенно не обращаясь, произносит вполголоса:

Лето уходит.

Плачут птицы. Глаза у рыб

Полны слезами.

Вот так. И пусть кто скажет, что мы не были суждены друг другу ещё до рождения.

Мы в конце концов нащупываем относительно безопасную дорогу. У всех концов в конце концов мы наконец найдём конец. Теперь просто идём след в след. Как охотники. Впрочем, в миру я никогда не охотился. Бродил просто по лесу, хватал глазами детали пейзажа, впитывал их в себя. Тело было лёгким, а мозг свободным от всех мыслей, кроме этих деталей. И ещё звуков. Запахов. Палый лист шуршит. Пахнет горечью, яблоками и грибами. Треск сухого сучка. Вскрик птицы. Кровавые, золотые, вяло-зеленоватые краски. Капельки крови на голом кусте – это поздние ягоды. Толстый гриб с бархатной шляпкой затаился под деревом. Разноцветие осени. Я больше всего люблю (любил) осень.

Тут я тоже пробовал освободить мозг именно таким образом. Буровато-коричневая с болотной прозеленью цветовая гамма. Ядовито - кислотные пятна «холодца». Яростный багрянец «жарки». Тошнотворно – сладковатый запах давно гниющего тела. Солоноватый аромат «медузы». Толстое приятное тепло «жгучего пуха». Красно-чёрный и очень фактурный кровосос. Холодная сталь ножа, которая через мгновение вберёт тепло живого тела. Заунывно – тягучее цвиканье пули. Хруст и горьковатый запах новеньких денег. Резкий хлопок снайперки. Предсмертный вой бандита. Шорханье чуть потревоженной аномалии. Чёрное небо с гвоздями звёзд. Тепло ладоней на закрытых веках. Вкус крови на языке…

В миру я рисовал картины. Рисовал в мозгу, потом обращал в слова, потом писал красками. Здесь я наблюдал столько ракурсов, которые просто просились на полотно. Широкий и щедрый жест кидающего гранату сталкера. Мёртвая, застывшая сила убитого в яростном бою. Сколько же этой силы в мёртвом размахе рук! Прыжок на бегу. Ножевой бой. Выражения лиц, мимика, жестикуляция во время сражения. Отдыхающий после тяжкого рейда бывалый сталкер. Ужас в глазах новичка. Спящие лица, пьяные лица, яростные и горестные лица. Счастливые или просто тихо – радостные лица. Алчные, честные, каменные. Как мало мы можем наблюдать, как мало мы видим вокруг. Просто не хотим видеть. Крадём сами у себя.

Сколько всего и всех я мог бы тут нарисовать мыслью, словом и красками. Только стараюсь не мыслить, говорю мало и краски мои давно высохли. Я нарисовал здесь только одну картинку. В самом сердце реактора, с шершавой бетонной стены, смотрит нарисованное углём, моей рукой, лицо. Лицо женщины. Молодое и прекрасное. И глаза смотрят прямо на того, кто смотрит на них. Если кто-то доберётся, чтобы посмотреть.

 

 

Изменено 20 Августа 2010 пользователем Скат Манта

[Скат Манта 1 383]

Пхааах)))) реально, живот болит от смеха))) Мегареспект, братья!!!!

[Скат Манта 1 383]

Скат Манта:

Во как. Во время поиска дорожки между аномалиями мы читаем хокку. От этого и жить как-то больше хочется. И дорожка быстрее находится. Мы достаточно быстро выходим на финишную прямую. Идти теперь хоть и далековато, но относительно безопасно. Есть у меня ещё одна завиральная идейка: слазить в туннель, там должно быть такое, чем поживиться можно. Работы часов на семь. Но это на обратной дороге, если живы будем. Процесс может затянуться, а полкан один дома. Сам-то проголодается – это фиг бы с ним. А вот если Жучка проголодается?

Разделяемся и идём по разным сторонам дороги. Как - никак вояки тут рядом, нечего собак дразнить. Бережёного Бог бережёт. Местность тиха. Рассвет уж в полном расцвете, такой вот каламбур. Недалеко колеблется небольшой трамплин, рядом с ним «птичья карусель». Вокруг разбросаны мелкие мокрые волосатые куски красно-чёрного цвета. Неужели кровососа порубило? Странно, что могло его так отвлечь, что сразу двух аномалий не заметил. С бюрером подрался? С контролёром место не поделил? Странно. Я настораживаюсь. Скорее бы миновать открытое место.

Я вхожу в тень забора. Иду боком, держась спиной к бетону. Вижу в «зелёнке» за дорогой Некрофила, он идёт почти тем же манером. Нам главное миновать этот участок, потом запрыгнем в люк – и невидимы. И тут начнётся самое интересное. Там, внизу, два контролёра топчутся рядом с моим ПДА. Я выпустила его из потной скользкой руки прямо в середине коридора – очень удачно. Теперь просто палкой его оттуда не поднимешь, придётся лезть в самое пекло. Казалось бы, чего проще – купить новый и не колупать мозг себе и Некрофилу. Но подвела меня дурная привычка – заносить в ПДА буквально всё: фото местности и образцов, записи, странности, сведения обрывочные и систематизированные, просто замечания и мысли, это не говоря о контактах, схемах и сводках. Если он попадёт в руки к научникам, то несколько докторских диссертаций станут только вопросом времени. Если попадёт к бандосам, то они сказочно обогатятся. Если к воякам, то Зона будет полностью очищена от сталкеров за месяц. Я таскаю с собой такой ценности материал и не могу от этого отказаться. В случае чего успею стереть данные одним нажатием кнопки, мне специальную прогу сбросили. Или тот, кто полезет в мой ПДА без соответствующих инструкций с моей стороны, тоже сразу уничтожит все данные безвозвратно. Жаль будет, конечно, но такова уж моя сволочная натура.

За забором какая-то крайне неаппетитная возня, всхрюкивания, чавканье, хлюпанье. Не иначе пара кабанчиков самозабвенно обедает. В такие минуты лишний раз благодаришь высшие силы, что оказалась по эту сторону забора, а не по ту. Всё-таки бывает в жизни и просто везение.

Размышляя так, дохожу до угла забора. Некрофил подзадержался, что-то рассматривает на земле, потом не спеша поднимает и кладёт в карман. Я прикрываю его, пока он стоит на месте, и он это знает. Чуть что, его задача - просто мгновенно упасть, чтобы не подлезть под мои пули. Этот вариант работался нами неоднократно и доведен до автоматизма. А пока перезаряжать буду, успеет уйти с линии огня и при этом меня прикроет. В прицел вижу метров за семьсот от нас отдыхающего под сенью древес грустного кровососа. Он сидит в позе роденовского мыслителя и меланхолично мотает щупальцами. Кто когда задумывался, о чём думает кровосос? Я задумалась впервые. Может, тупо щупальца обжёг или простыл? А может, тоскует по разваленной мною на Затоне крест-накрест кровососице? Или, может, вояка невкусный попался, проспиртованный сверх меры, и теперь несчастный мается с похмелья? Может, думает о смысле жизни? Или хочет попробовать хоть раз в жизни кусок шоколадки?

Наблюдаю кровососа и постепенно пячусь к колодезному люку, через куда мы будем спускаться в подвалы. Привстаю на колено, дорога под прицелом, киваю Некрофилу: сюда, мол, держу. Перелетает через дорогу мухой, ныряет в люк. Теперь моя очередь. Вот не люблю я эти подземелья, по мне так на свежем воздухе всегда лучше. Но я лезу, ощущая даже сквозь перчатки ржавчину скоб - ступеней. Лезу вниз. На фига я туда лезу?

Вонь запредельная. Ещё бы, трупы вояк тут ещё с того раза находятся, а теплынь не по-осеннему. Как пойдём, брат? Длинным или коротким путём? Коротким – через бродячие «электры». Любишь немножко тока? Длинным – через все катакомбы. Интересно, кровососы снова тут расплодились?

 

 

Юрист:

От первого камушка я увернулся, однако второй чувствительно задел меня по плечу. Вот вам и пониженная утренняя активность мутантов. Хотя, не факт, что при повышенной активности этот урод полтергейст не снёс бы мне голову с первого камня. Третий булыжник приземлился в полуметре от меня, взрыв горячую землю. В качестве алаверды я вяло отстреливался, зная: чтобы потрепать полтергейста всерьёз, нужна фигова туча патронов, коей я на данный момент не совсем располагаю. Отскакивая, нагибаясь, падая на колени, как пьяный мастер кунг-фу, я потихоньку пробирался к тем точкам в центре «цирка», которые светились зелёным цветом на новеньком ПДА, оставленном мне при последней встрече Скатом Мантой вместо моего побитого. Она настрого предупредила перепрошить его и почистить ото всей инфы. Расспрашивать в тот раз времени не было, да я и видел, что Скат ничего мне не скажет, либо отшутившись, либо просто послав подальше в ответ на поставленные мною вопросы. ПДА был совсем свеженький, блестящий, однако перед употреблением пришлось вытереть чистой тряпкой заляпанную чем-то липким и красным переднюю панель. Данных здесь не было почти никаких, только несколько ничего не значащих, на первый взгляд, входящих и исходящих сообщений да малого количества каких-то координат. Однако, вчитавшись, я нашёл там несколько очень интересных имён, что побудило меня заняться сообщениями вплотную. Путём несложных логических умозаключений я вычислил хозяина ПДА. Я вспомнил того неопрятного, липкого и мутного мужичонку, которого нередко встречал на баре. Ребята, вроде, звали его Витя Бомж. Мужичок постоянно грел уши среди сталкеров, особенно среди долговских, угощал их выпивкой, и я ещё тогда подумал, что он за небольшую плату работает информатором у кого-либо из торговцев либо стучит бандосам. Но, как теперь мною выяснилось, всё серьёзнее гораздо оказалось. Витя Бомж, как я приблизительно понял, внимательно изучив этот ПДА и сопоставив все обстоятельства, искал в Зоне следы полкана Хахашуткина, а заодно и подбирался к долговским, а именно к их медику с незамысловатым погонялом Док. На хрена ему сдался этот "шприц", я так и не понял, да и времени не было рассуждать, равно как и места в мозгах свободного. Но факт остаётся фактом: Витя Бомж через вояк был связан с гэбьём. Пробыл он в Зоне около трёх недель, и за это время, как я теперь размыслил, пропало два достаточно крупных торговца и несколько сталкеров. Связано одно с другим или нет, не знаю, просто факты констатирую.

В одну из ночей, под утро, Петренко и трое рядовых принесли раненного в бок Дока. Обычных своих разборок долговские по этому поводу не учинили, будто воды в рот набрали. Информации о причинах случившегося с базы «Долга» не просочилось ни капли, да и не задумывался я тогда, потому как к долговским ни симпатий, ни антипатий не питал. Разгвоздяи из «Свободы» казались мне, несмотря на свою безбашенность, куда более живыми и тёплыми, чем эти молчаливые, суровые, как нитки, парни. А в общем, я всегда держал нейтралитет. Скат Манта также относилась к долговским более чем сдержанно, однако никогда ни в чём с ними не схлестнулась даже косвенно, хотя частенько зависала на базе «Свободы», где нарики и растаманы её практически на руках носили. Я знал, что Лукаш пытался забросить ей несколько заказов на людей, в том числе и на долговских, и в итоге, слово за слово, получил от неё за оскорбление по лицу и дополнительно вызов на Арену. Лукаш вызов принял, однако, когда на Арене вместо Ската, по праву мужа, появился я, босс «Свободы» задумался. В общем, слегка пустив друг другу юшку, чуть попортив комбезы и не дав повода для сплетен, мы мирно выпили в баре и разошлись, вполне удовлетворённые.

Так вот, после появления на базе раненого Дока, часа через три, явилась Скат Манта, слегка передохнула в задней комнате бара, отдала мне ПДА и снова исчезла. Что произошло, как к ней попал этот ПДА, каким боком здесь Док или это просто совпадение, я никак не мог сообразить. Здесь мои логические рассуждения не помогали ни в малейшей степени…

Размышляя и вспоминая, я не забывал уворачиваться от летающих в воздухе выражений полтергейской любви, которые иной раз свистали у самого уха. Я уже поднял несколько артефактов и порядком подустал от жары и лишних движений. Да и пяткам стало подозрительно тепло в ботинках. Ба, да тут у нас уже подошвы плавиться начинают. Да и в ушах уже посвистывает: компостирует-таки мозги слегка полтергейст, несмотря на включенную «шумиху». Наверное, надо пропрыгать ещё вон до той точки с сматывать удочки. Жадность ещё никого до добра не доводила.

 

Некрофил:

Я снял Ската Манту с последней ступеньки и слегка поцеловал её, будто случайно, в лоб под банданой, не торопясь ставить на пол. Мы стояли в вонючем подземелье, и я слышал, как бьётся её сердце. Я знал, как ей не по себе здесь. Внизу, под винтовой лестницей, что-то возилось, булькало и чавкало утробно: местный «ведьмин студень» развлекался. Дальше по коридору, в проёме дверей я уловил какое-то движущееся марево, вроде того, что дрожит над жарким костром, и вскинул «ФН». Марево то пропадало, то снова появлялось, но в двери почему-то не сунулось. Кровосос, возможно, или два. Почему же не встречает? Сыт или просто ссыт? Э, нет, пойдём-ка мы всё-таки коротким путём, по «электрам» хотя бы стрелять не придётся, хотя тоже развлекалово содержательное.

Мы снимаем и прячем всё металлическое, что есть на нас и что можно спрятать. Не любит «электра» металл, и в данной ситуации нам придётся с ней считаться. Скат достаёт из рюкзака четыре «колобка», три вешает мне на пояс, и один себе. На мою попытку возразить она только раздражённо цыкает. Мы входим в коридор по одному, держась противоположных стен, чтобы в случае чего рассеять внимание «электры». Передвигаться нам придётся по очереди, через довольно большие промежутки времени, короткими перебежками от одной ниши в стене до другой. Это утомительно и нудно, но тут как раз тот случай, где быстро поедешь – медленно повезут. Лёгким тёмным комком бросает Скат себя к следующей нише в стене. «Электра» кидается на движение, но этот комок уже замирает, вжавшись в стену, и аномалия пролетает мимо, слепя глаза и потрескивая. Мечта Никола Тесла, блин. Где-то за моей спиной она останавливается, и я пулей перелетаю отрезок коридорчика, слыша за спиной ласковое потрескивание, от которого начинает чесаться спинной мозг. Я чуть успеваю: одно из «щупальцев» ляскает в землю в нескольких сантиметрах от моих ног. Скат уже почти в конце коридорчика. Она выскакивает на середину и шумно пляшет что-то вроде чечётки, вытягивая на себя зависшую передо мной «электру». «Электра» моментально реагирует, но моя отважная уродливая девочка, хрипло и пакостно хихикая, хоронится под трубами бывшего парового отопления, обёрнутыми толстой изоляцией, а я стартую до следующей ниши, умудрившись на лету подхватить из-под ног «бенгальский огонь». Таким образом мы преодолеваем коридорчик.

После мы не торопясь спускаемся вниз по лестнице, радуясь мирному и кроткому «студню», расползшемуся по углам, как родному. Какая милая аномалия: не летает, не бегает, да вообще не движется, ничем не бьётся, не трещит, только почавкивает и порыгивает – но кто без недостатков. Просто сказка, а не аномалия! Побольше бы таких.

До выхода из катакомб мы добираемся без приключений, но я вижу, что Скат всё больше поджимается и каменеет по мере приближения к последнему перед выходом коридору. Ей придётся держать двух контролёров в течение секунд двадцати пяти, пока я метнусь до середины коридора и подхвачу ПДА. А если я спотыкнусь или не сразу найду в полумраке этот небольшой предмет? Это плюс ещё секунд десять. У меня начинает непроизвольно дёргаться угол рта при мысли о том, что они с ней сделают за это время. Я лихорадочно считаю в уме варианты. Тупо расстрелять контролёров мы с нашей позиции просто не сможем, для этого придётся выставиться в коридор, рискуя схлопотать по мозгам раньше, чем начнёшь стрелять. Закидать коридор гранатами – повредим ПДА, и пользой от нашей вылазки послужат только физические упражнения. Так что иного выхода, как ни крутись, нету… И слов цензурных у меня по этому поводу тоже нет...

 

 

Скат Манта:

Перед последним коридором меня внезапно посещает глубокая мысль, что контролёр своим мутным, гнусным обличьем похож на Витю Бомжа. А я-то всё думала, где я видела эту не то, что страшную, но до крайности отвратную рожу? Чтобы отвлечься и собраться, я вспоминаю совсем недавние события и даже пытаюсь их проанализировать. С анализом и синтезом у меня всегда было туговато, но хотя бы мозг переключится. Всё-таки, какая это пытка – ощущать застывший в каждой клетке тела липкий, тошнотворный страх, который сосёт под ложечкой и буквально выматывает душу.

Почему этот хмырь Бомж налез на медика «Долга», если он искал полкана Хахашуткина? Кто мог знать, что полкан жив и находится в Зоне? Как он вышел на меня? Эти вопросы пьют мне мозг каждую свободную минуту. Ну нет, мозг мне понадобится скоро, потому просто попытаюсь восстановить события.

Я зашла в бар, скинуть торговцу кое-какую мелочёвку, а заодно и выпить сто грамм с устатку. В баре уже недели три почти безвылазно тусовался этот Витя Бомж, отвратный скользкий и уродливый, до боли похожий на орясину контролёра. С полчаса он посматривал на меня из-за пузыря «Казаков», и я уж решила, что если подлезет, по обыкновению, с предложением выпить – тресну ему бутылкой по тыковке. Но Витя вдруг резко собрался и пошёл к выходу, неизвестно чему гаденько ухмыляясь.

Примерно минут через десять мне на ПДА пришло сообщение с неизвестным индексом: «Приходи к трём утра к бетонным блокам за свалкой. Дело касается твоего сокровища, которое ты так тщательно прячешь. Можем договориться. Не вздумай делать глупости, поговорить просто необходимо». Я поняла, кто его прислал. Меня бросило в пот…

На место встречи я явилась за час до, облазив всё вокруг на предмет подготовки и выяснения. К блокам, конечно же, не пошла, затихарилась в чахленьком кустарнике и поднесла прицел к глазам. Кто же придёт? И не ошиблась ли я?

Пришёл. Это не он. Это долговской. Кто – не знаю, я вообще плохо различаю этих красавцев в форме. Все как на подбор: молодцы, гвардейцы, всё одинаково, всё по уставу и по параграфу. Явно, не по моему делу. Какое стечение обстоятельств. Долговской стоит в тени бетонных блоков и, по-видимому, кого-то ожидает, потому что посматривает на часы. Ох, как он мне тут не в жилу, того и гляди – свиданка с шантажистом сорвётся. Хотя тема мутновата, не нравится мне всё это с самого начала. Потому и стою я здесь, а не там, где должна бы, и где сейчас стоит долговской. По позвоночнику у меня периодически пробегают ледяные муравьи. Я ясно ощущаю, что не одна здесь. Но кто тут ещё? Бомж? Ниндзя он, что ли? Как пробрался? Долговской далеко, мутантами поблизости и не пахнет, никаких посторонних следов. Кстати, почему он один? У меня на ПДА видно, что недалеко, не более километра отсюда, есть квад «Долга». Какие тайные дела могут быть у этого, если он так злостно нарушает устав? Мне всё более не по себе. Пятой точкой отсчёта чую, что это «жжжж» неспроста…

Просматриваю в который раз окрестности в прицел. Долговской тем временем меняет положение, и в ту же секунду раздаётся негромкий хлопок. Пак! Будто кто сбросил с пятого этажа бумажную бомбочку с водой – мы так баловались в детстве. Я подскакиваю на месте, а долговской валится на колени, судорожно поводит по сторонам стволом «Вала» и пытается отползти за блоки. Вижу в прицел, как бок синего с малиновым комбеза затекает чёрным. Где-то на задворках сознания проносится мысль: а если бы он сейчас не пошевелился? Лихорадочно шарю прицелом. И вдруг в него попадает…профиль контролёра, приникшего глазом к прицелу такой же, как у меня, снайперки. В голове, в общем бардаке, начинает формироваться картинка, но некогда, некогда зацепить её. Да и не контролёр это вовсе, соображаю я с запозданием, а Витя Бомж. Я вижу, как палец его начинает плавненько выжимать спуск. Я почти не целюсь и резко дёргаю спуск своей винтовки, думая, что если не попаду, так хоть пугану урода. Ведь если этот прыщ завалит долговского (если уже не завалил), сталкерам - одиночкам придётся трудновато. «Долг» снова начнёт репрессии, как три года назад, и перекроет кислород всем вольным сталкерам.

Пак! Я сама себе руки бы оторвала за такой выстрел, но Витя Бомж валится на землю отдельно, а куски его черепа – отдельно. Ничего себе, я не промахнулась! Ноги делаются ватными от перенапряжения, и я плюхаюсь на землю, пытаясь привести в подобие системы бардак в башке. Надо подумать…. Да фили тут думать, трясти надо, пока долговской не сплыл кровью и не подох. Я соображаю, что Бомж подстрелил его из снайперки, я в это время была рядом, а это значит… Меня заволакивает тошнота. Хотя… Квад явно слышал выстрелы, но долговские туповаты и, как правило, не спешат на помощь вольным сталкерам. Ведь явно никто не знал и не мог знать, что этот «должник» тут ошивается в одиночку, а, следовательно, одиночкой и является. Можно тихонько уметаться. Я наблюдаю в прицел, как долговской корчится на земле, пытаясь привстать. При мысли о том, как его живьём будут рвать плоти или собаки, мне делается нехорошо. Если бы не эта мысль, я бы срыгнула потихоньку без зазрения совести, потому что с ними водиться – как в крапиву садиться. Пиши потом объяснительные, вися вниз головой на базе «Долга». Обдумывая, как поступить, меняю дислокацию, аккуратно, стараясь не следить, подхожу к трупу Бомжа. Обыскиваю его, преодолевая гадливость. На нём и поживиться нечем, только патроны к снайперке да рядом с кусками черепа валяется новенький ПДА. Это пригодится для Юриста, у него старый и битый. При виде ПДА я внезапно понимаю, как поступить. Ключа от долговской спецволны у меня нет. Придётся выходить в открытую. Я знаю, что рискую жизнью раненого, а главным образом, своей, ведь сюда может сбежаться пол – Зоны, только нет у меня другого выхода….

 

Открытая волна:

« Квад «Долга»! Квад «Долга»! Я Скат Манта. Ответьте мне (шипение, радиопомехи)! Твою мать, отвечайте, квад «Долга»! Это нужно вам, не мне. Через 30 секунд ухожу с волны (шипение, треск, радиопомехи)».

«Скат Манта! Слышу тебя! Я полковник Петренко! Открываю тебе временную волну, код в твоём ПДА.»

 

Временная волна «Долга»:

«Петренко, ты меня видишь? Маяк включен на 5 секунд».

«Вижу тебя, Скат».

«В пятистах пятидесяти метрах от меня к югу, на 2 часа, находится ваш раненый товарищ. Я буду прикрывать его семь минут, после этого ухожу. Вы успеете?»

«Да, мы уже в пути, Скат Манта. Мы успеем. Жди семь минут».

«Поняла. Да, Петренко! Не разделяй своих и не посылай ко мне никого – постреляю. Ты меня понял? Все разборы полётов потом, даю слово».

«Понял, хитрый Скат (смешок). Даю слово. Жди спокойно».

 

 

Изменено 6 Января 2011 пользователем PseudoStalker

[Скат Манта 1 383]

Браво! Даже ностальгия некоторая ожила) Считаю,что продолжение жизненно необходимо, а то " на самом интересном месте...."(с)

[Скат Манта 1 383]

Литературно-музыкальная постановка! Как радиотеатр в Советском Союзе) Да ведь это ж замечательная идея, у самой вертелось по прочтении нечто подобное, но столь четко, как у автора, не оформилось. А замысел, по-моему, заслуживает весьма пристального внимания

[Скат Манта 1 383]

Leshiy51,

навеяно "Мцыри"?)))