Golopuzov 1 Опубликовано 16 Августа 2009 (изменено) Тёплое летнее солнышко припекало даже через окно и занавеску, пробиваясь своими горячими лучами сквозь мелькающие верхушки карельских деревьев. Монотонный лесной пейзаж по обе стороны дороги убаюкал всех пассажиров туристического автобуса, решивших прокатиться из Петербурга в Финляндию. - Стоп, приехали! Мальчики – направо, девочки – налево! Водитель недовольно порылся под сиденьем, извлекая побитую временем монтировку. - Случилось чего? - Спросонья мне мой голос самому показался чужим. Уставший водитель сверкнул исподлобья колючим взглядом. - Случилось - у бабки взлететь получилось. Иди пассы, потом времени не будет. А нам еще километров 50 до темноты проехать надоть. Иди, иди, я пока с колесом разберуся и дальше поедем. - Да, не, я помогу. Окинув мою фигуру критическим взором, водитель не нашел в ней изъянов и благосклонно процедил сквозь передние золотые зубы: - А ты колесо, небось, тока у своего жигуля менял. Здеся колёсико, как у Камазика. - Да, небось, не Боги колеса-то меняют, - вставил я в тон ему. - Не Боги, - носороги, раскрендыть твою прабабку, - беззлобно среагировал водитель, - тока рукавицы вон надень, а то пальчики поранишь. Подал мне пропахшие соляркой брезентовые рукавицы. Я помогал этому доброму, грубому с виду дядьке менять колесо и без обиды думал о том, как разнообразен мир. Хрен его знает, с кем встретишься, казалось бы случайно. Откуда этому крепкому шоферу знать, что я, конечно, не менял колеса у КамАЗа, но приходилось и суда разгружать в метельную стужу на Земле Франца Иосифа, да на Молодёжной в Антарктиде. Тогда думал, - ничего тяжелее после службы на флоте не будет. Ан, нет! Приходили суда с набитыми трюмами горючим, продовольствием, оборудованием, и я одновременно с основной своей работой вынужден был наловчиться в одиночку двигать и грузить 200 и 300 литровые бочки с соляркой – главным топливом полярных станций. Народу-то на станциях не много, - один грузит, другой возит, всё небольшое население превращается в портовых грузчиков. А потом, когда в поиск уходили. О-о! Это было здорово! После целых пол-года в ночи наконец-то увидеть солнце! Загрузить припасы на санки, встать на широкие лыжи, опоясавшись патронташем, да со старой «тулкой» за плечом, взбрыкнуть ногами на месте и грохнуться о твердый, как асфальт, снежный наст! Санки-то, килограмм под восемьдесят! Ребята подтолкнут с места, и поехали. Через два часа такой езды вспоминаешь марш-броски, кроссы и прочие забавы срочной службы, как игру в детской песочнице. Всё, кажется, ещё шаг – и сдохну прямо здесь! Ну, ещё один. Тут тебя сменяют. И откуда только силы берутся! Без этой повозки летишь вперед через торосы, как вырвавшаяся из стада лошадь! Но самое интересное, - это когда возвращаешься из поиска и чувствуешь, как весь твой организм вибрирует бешеной энергией! Глаза воспалены, кожа не чувствительна, а одежда, пропитанная потом и заледеневшая – словно панцирь у краба. Да, давненько это было, я уж и не верю, что со мной. Слишком быстро всё меняется кругом, да и я сам. Это не плохо, вроде как другую жизнь дают прожить. Теперь уж от постоянной сидячей работы и кожа не та и мозги. Поднакопил вот деньжат и отправился за иномаркой. - Ять те в дышло! Да фор-брам-стеньгой по чесотке! Разразился наш водитель, когда пробитое колесо, падая, чуть не оттяпало ему ногу. - О! Да Вы, батенька, часом, не флотского ли разлива? Встрепенулся я, почувствовав родной язык. Взгляд водителя потеплел. - Балтфлот, старшина первой статьи Григорий Непоручко, - отрекомендовался он, - В запасе, конечно. - А я был старший матрос на Черноморском, Николаем кличут, - представился я. - Где он теперь-то, Черноморский, ять флот? - Да в Караганде! Прям, через семь гробов с присвистом, да митрополита Ладожского и Петербуржского с оберцеремониймейстером! Жив Севастополь, не сдали еще! – вспомнил я сразу и срочную службу, и любимого писателя Станюковича, и родной Черноморский флот. - Ага, поди, хохлы там уж Амерякам всё сдали. - Да, хрен им с керосином через ноздри! Севастополь наш, да украинцы тоже, тока президент им попался - дерьмо. - Э-эт точна! Со скрипом довернул последний болт дядька Гриша, - вот и погутарили, - подытожил он, довольно хлопнув меня по плечу, - залазь, матросик, щас поедем. До места, поди, немного осталось, там ждут вино, девки, горячая банька. - Ты чо, дядь Гриш! На таможне нас финны малахольные ждут, без баб, без бань и водку отберут. - А я тут местечко одно знаю, раньше композиторы советские любили отдыхать, дык, я тудыть и завезу Вас. всё одно, заночевать-то лучше уж не на таможне. А там и банька, и баба Глаша, ежели принять по литру, девицей покажется распрекрасной. Она нам баньку и сварганит, ежели мы ей гостинчик поднесем. Пока меняли колесо, все туристы уже собрались в автобусе. - Ну, все уселись? Строго вопросил наш боцман, - никого за бортом не оставили? - Тады я Вас на постой определю в тихом месте возле Сортавалы, курорт, яти ево в дышло. Там заночуем, а то на етой запаске далеко не уедешь. Да и на таможне тока в автобусе спать придется, а это вам не канделябры по залам развешивать. Дык, с утречка до таможни за полчаса доберемся. Отъехали не далеко. Справа открылся вид на гладь озера. И тут в вечерних сумерках полыхнуло справа ослепительным светом так ярко и внезапно, что кто-то крикнул: - уберите свет! А свет и сам исчез через мгновенье. Лишь полный мрак и тишина с предчувствием чего-то необычного, что необратимо сейчас произойдет... Произошло. Звук полетевших камней, крики людей, плавный крен нашего автобуса, переворот с полетом людей и сумок, еще переворот, еще, еще, еще. Когда ж крутиться перестанет? Лязг, крики, пыль, страшный удар, - как в бетон кувалдой. Так, руки, ноги вроде целы. Башка трещит, плечо ноет. Боль приходит не сразу, как после драки. Вкус крови во рту вызывает давно забытые ощущения. Ни хрена себе, приехали! Чего только со мною не происходило, но вот в авариях до сих пор не был. Надо вылезти скорее, помочь может кому надо. Распихивая какие-то сумки, куртки и пакеты, выползаю из останков покореженного автобуса. С севера, откуда была вспышка, внезапно донесся протяжный тяжелый звук, заставляющий предположить, что самое интересное еще впереди. Звук закончился хлестким ударом воздушной волны, откинувшей меня в кустарник. Успел лишь подумать, - ну, это уж черезчур! Уж очень не хотелось, чтобы всё происходящее было явью. И какого лешего я сюда попёрся? Вроде всё закончилось. Руки, ноги целы? - А-а-а! Крик где-то рядом в миг заставил забыть о себе, и уже по ходу движения сознание подсказало: - целы, целы, давай спасай других, спасатель. Точно, с детства приходилось всё кого-нибудь спасать. То старшего брата от драчунов, то женщин, то подростков. Ух, и доставалось же мне. Да только крепли кулаки и воля. Ладно, кончай с воспоминаниями. - Кто тут? Живой? - Помогите, у меня ноги! Больно, не могу! - Женщина с бледным лицом, похоже, едва сдерживает боль, её трясет в ознобе. Осмотр ее ног подтвердил самые плохие предчувствия: обе ноги с открытыми переломами, кровища кругом. - Ерунда, врачи поправят и попляшете, - соврал я, чтобы как-то успокоить. Сейчас что-нибудь придумаем, потерпите. Так, первым делом ей надо шины наложить на ноги, - это четыре палки и чем-нибудь связать. Наверняка в автобусе что-нибудь найду, - там, помнится, были чьи-то тюки обвязаны хорошей упаковочной верёвкой. Один из тюков нашелся метрах в десяти от автобуса. - Молодец, Колюня, - подбадривало сознание, - нож хороший всегда при себе. - А чего, нужная вещь! – по давней привычке говорил я сам с собой, - нож сейчас обалденно кстати. Да, этот предмет гордости я выбирал с большим довольством! Гордостью распирало от того, что наши не просто что-то хорошее придумали, но и наладили выпуск серийно. А после Афганистана нож ещё и прозвище получил – «Последний шанс». Хорош перочинный ножик швейцарский, да только вспомнишь, что в экстремальных ситуациях, зачастую, лишь одна рука бывает свободна. А на морозе, да в перчатках попробуй-ка раскрыть лезвие такого ножа. Другое дело - «Последний шанс»! Одной рукой раскрывается, пила, отвертка, даже плоскогубцы и гаечный ключ – и всё это при ширине ножа - чуть больше сантиметра. А сплав! Одно названье чего стоит: хром-молибден-ванадиевый. Ну, я просто балдею от такого «шанса»! - Да ты, похоже, рекламным агентом заделался, - подытожило сознание. - Не-а, я всего лишь не скрываю своего восторга. - Люди покалеченные там от боли орут, а у него восторг, ядрена кочерыжка! Давай палки ищи! О, вот эта подойдет. - А что, если я сейчас заплачу, это им больше поможет? Мы с моим сознаньем вместе сварим щи и … в тесте! – пронеслось в голове, - да-а, слышал бы кто сейчас со стороны, в Кащенко позвонил бы. Кстати, по поводу звонков! Что у нас там с мобильными техногретами? О-па! А сигнала-то и нету! И индикации никакой нету. Часы тоже, блин, электронные перестали показывать и дату и время. Что-то мне мое технарское чутье подсказывает, что взрыв был не простой. Раз вышибло электронику, стало быть – гамма излучение. Раз гамма излучение, значит: прощайте волосы и девки! С такой кашей в голове я вернулся и стал накладывать шины на ноги пострадавшей. Сильная женщина, - ни звука не издала. Хотя боль дикая, - многие сознание теряют. Так, что-нибудь ей подложить под голову и к остальным. Остальные, их только трое: двое мужиков, легко отделавшихся, видать, выбросило их в окна, да чудом еще дышавший водитель дядя Гриша без сознанья. У него руку зажало, вытащить будет не просто. Придется что-то придумать типа рычага. Вскоре нашли с одним из мужиков длинную жердь, на вид достаточно крепкую. Другой мужик оказался … Уж лучше б бабой оказался. Стонет, бедняга, ничего не может. Ладно, бывает всяко. Придет в себя попозже. Сейчас бы не мешал. - Ни хрена себе! Голова валяется! Здорово нас прокрутило! Хорошо еще, - не моя! Чьи то ботинки, окровавленная куртка, двое расплющены массой автобуса с неестественно вывернутыми руками. - Тебя как звать-то? Меня Николай, - сообщил напарнику. - Олег я, - ответил тот и добавил: кажется, мы с Димкой только потому и выжили, что пьяные были в дребадан. Позади на баулах уснули, а проснулись, - только, когда бабахнуло. Вроде, до сих пор всё снится, даже протрезвел совсем. Голова, вон, чья то валяется! Вроде видел его. - Похоронить бы, да непонятно, когда менты приедут. - А я сам - мент. Наверно, кто-нибудь приедет. Ну, мы ж не с похоронного бюро, да и трогать на месте происшествия ничего не полагается. Давай, хоть водителю поможем. Димка, гад! Хорош ныть, давай, помогай! Димка весь съёжился и продолжал скулить. Что-то с ним не так. Видно, трезвый, да не шибко здоровый. - Погоди, Олег, - подхожу к его приятелю, - что у тебя? - Олег, у него плечо вывихнуто. И другая рука тоже, похоже. Так что давай попробуем вдвоем. Через полчаса усилий удалось вытащить кровавую кашу вместо руки пострадавшего, который пришел в сознание и теперь тихо стонал сквозь зубы. Каким то полотенцем перевязали, чтобы остановить кровь. - Аптечка была, боцман? – без надежды спросил я у водителя. Но ничего не понял из его шепота, видно от боли уже бредит. Ладно, без аптечки ни один транспорт не ходит, а она нам сейчас в самый раз нужна. А вот и она, родимая. Не просто было разыскать ее в искореженной кабине. Так, бинт, йод есть, - самое главное. Бинта едва хватило, пришлось использовать найденные в вещах тряпки. Теперь стоило подумать, как добраться до цивилизации, не здесь же ночевать. Первым делом – на дорогу надо выйти, - может, машина какая будет. Хотя, место здесь - не как на Тверской вечером в пятницу. И потом: столько времени прошло, - звук машины давно бы услышали. Стоп, в машинах тоже электроники полно! Стало быть - машин не будет! Приехали, самый полный стоп! Во, блин, влипли! По самые интимные места! И где эта Ваша Сортавала или как её там? - Олег, ты места эти знаешь? - Да, откуда? Сам здесь впервой. Стой, мы оттуда ехали, так? Значит надо вперед идти до первой развилки, а там видно будет. - Логично. Пойдем, что-нибудь для переноски придумаем. - Ага. Соорудив подобие носилок, скорее волокуш, мы молча попрощались с нашими бывшими попутчиками, которым с нами было уже не по пути. В сумку через плечо собрали с места аварии то, что могло оказаться полезным первое время: вода, какие-то бутерброды, уцелевший блок моих сигарет, два фонаря, три зажигалки и верёвка. Чудом оставшуюся целой бутылку водки мы использовали для обработки ран пострадавших. Олег так и не смог найти свои документы: были в куртке, теперь ни куртки, ни бумажника. Зато нашел свои сигареты. Столько туристов, - и ни одной карты, а в водительской кабине всё кровищей залито. Да и стемнело совсем. - Олег, посвети. Ты кости когда-нибудь вправлял? - Не, лучше ты, а то я с мясом вырву. - Ну, тогда держи его под мышки, чтоб не сбежал. - Дим, я в детстве в докторов не играл, честно тебе скажу. Но мне один раз вправляли – понравилось, боль сразу ушла. Так что, не боись, хуже не будет. А сам про себя думаю: ну, ладно, руку я ему, наверное, вправлю, надо только локтевой сустав сжать и дернуть. А как плечо-то? И вообще, плечо там или ключица? Помнится, в школьных учебниках по анатомии мы только голых баб искали, а не строение костей. Не суетись, что-нибудь придумаем. Так, с рукой всё ясно. - Сгибай, сгибай! Вот, тебе, бабка, Юрьев день! Ну, как, лучше? - Так, теперь плечо пощупаем. Тихо, тихо, сейчас всё пройдет. Кость под кожей хорошо прощупывается, торчит неестественно, как ее назад то вставить? Ладно, сустав работает вот так и так, значит - потянуть надо сюда и дернуть вниз. Попробуем, пробуем, пробуем, хря-ясь! Встало, нет? Ух, вроде все на месте. - Пошевелить можешь? Во, теперь под руку вот эту сумочку надень, руку на нее клади, так. - Ох, блин, спасибо! Я уж вешаться хотел от этой боли. - Это ты поспешил, у нас веревки – в обрез, да без мыла – одна морока! Тронулись в путь, не спеша, рассчитывая силы. - Впереди свет! - Это не автомобиль. - А что это? Посвети. - Так в темноте светятся глаза животного. - Собака? - Не, пингвин. - Какой пингвин, ты чего? - Шучу, конечно, собака. - Ага, тогда почему у нее три глаза? - А это полторы собаки. Мы так гадали, пока из темной массы леса не услышали гнетущий вой то ли волка, то ли собаки. - Олежек, а здесь волки водятся? - Тебе ж сказали, здесь одни пингвины. - Шутники, блин, московские. - Димуль, мы в Карелии. Здесь и медведи есть, но они далеко и безоружные. - А это кто выл тогда? - Да птица ночная; поет, когда спаривается. - Ладно, пошли, птицы. Через два перекура, тяжело дыша, добрались до развилки: прямо и налево. Решили пойти прямо по простой причине: влево дорога уходила круто вверх, а с нашим грузом в горку мы до утра будем топать. - Да, случайностей не бывает, - подумал я, когда слева у дороги появились очертания какого-то дома. Дом из огромных бревен в два этажа, посредине широкая лестница. - Олег, постучи, - может, кто откроет. - Чем стучать-то, головой? - Ногой, дурья башка! Внезапный скрип двери справа заставил нас повернуть головы. - Кто тут? – женский голос. - Баб Глаш, это Вы? - Я, родной. Только внуков мне Бог не дал. - Здесь дядя Гриша, помогите. - Ах, ты! Как же вас угораздило-то? Не сюда, давай его в дом тащи, сюда, сюда. В доме поменьше зажгли свечи, и суетливая хозяйка с охами и ахами устроила раненых на двух кроватях. Утирая слезы, баба Глаша долго обмывала кровавые увечья. - У нас и медикаментов-то никаких нету, и телефон не работает. - А что здесь вообще есть, Баб Глаш? - Да, как бабахнуло, свет потух, электричество отключилось. Я вон свечи зажгла, а кто-то так воет страшно, испугалась, потушила. А еды вам я найду, еды полно. И печь можно стопить, не электрическая, чай. Пойдем-ка со мной, внучек, посветишь. - Ребят, я тут керосиновую лампу нашел, может, пока дров порубить? - А не надоть, дров полно, - перебила баба Глаша, - ох, я и забыла про керосинки. Их на складе еще есть. А склад тута вот, рядом. На складе кроме керосиновых ламп мы обнаружили еще много полезного, но нас больше всего теперь интересовало одно – поесть. В большом двухэтажном доме оказалась столовая человек на пятьдесят и кухня. Печью давно не пользовались, но она была исправна. И вскоре тепло печи и запах горячей еды наполнили нас приятным ощущением уюта. Даже вой в лесу стал казаться чем-то обычным, как реклама по телеку. Добрейшая баба Глаша накрыла стол прямо на кухне. Потом куда-то сбегала и вернулась с необычной формы бутылью литра на два. О содержимом мы догадались сразу. После всех приключений это было то, что надо. Чтобы спокойно, трезво оценить ситуацию, в которой мы оказались. О том, что радиоактивное заражение возможно, - это мы догадывались, но ведь не ядерный же взрыв то был. Сколько раз по телевизору видели – не похоже. Я не стал ребятам объяснять, что всю электронику вывести из строя могла только радиация. Не хотел усугублять ситуацию, да и для самого было не понятно, - почему же тогда нет никаких симптомов отравления от зараженной воды и пищи. Приняв еще бабы Глашиной чудо-смеси, рассудили так: дело наше правое, но гиблое. Ожидать, что кто-то сюда приедет можно долго, а помощь раненым нужна срочно. Стало быть, отправлять гонца надо за помощью. Ближе всего должны быть финны. С утра и решим: кого и куда. Утро, по определению бабы Глаши, оно вечера мудрей. Утром нас разбудил рокот вертолета. Мы с Олегом выскочили на улицу, задрали головы, пытаясь разглядеть маленькую точку. - Подавать знаки бесполезно, далеко больно. - Знаешь чего? Это не гражданский, это военный. - Думаешь? - Обычно - да. - Значит, раз вертолеты всякие летают, может и машина приехать! - Наверна-а-а, глянь-ка! Что с ним?! Явно, потеряв управление, вертолет стал кружиться, быстро теряя высоту. Вышла баба Глаша. - Ой! Родненькие, что ж это деется-то! - А у вас глазки молодые, баба Глаш. - Что ты, милок, очки не беру, тьфу-тьфу. - А бинокля, случаем нету? - Откуда ж ему взяться? Ни компутеров, ни биноклей у нас нет. - Да, на Рамблере, мы бы сейчас давно все выяснили. - Чего бы выяснили? Откуда им знать-то? - Ну, погоду бы узнали, предположения, карту бы нашли. - Милок, тебе карта нужна? Так ты бы сразу и сказал. Карта есть. Да уж: утро вечера мудренее. Почему вчера никто про карту не спросил? Карта оказалась не просто картой, а шикарной топографической картой с названиями населенных пунктов, с обозначением высот, глубин и прочих подробностей. По ней мы быстро определили свои координаты в пространстве. А то ведь со вчерашнего дня находились во взвешенном состоянии. Мой вестибулярный аппарат явно был озадачен таким состоянием. - Мы здесь, так? - Дача аптекаря Яскеляйнена, - бодро отрапортовала баба Глаша, - здесь дом отдыха теперь. Только давно не приезжают ваши московские. - А здесь как раз таможня Вяртсиля. - У меня паспорта нет, - уныло вспомнил Олег. - Значит, расстреляют, - на автомате вырвалось у меня. - Типун тебе на язык! - Не надо так говорить, милок. - Ага, а стрелять можно? - Если в вас вдруг финн стреляет, вы невольно вскрикните. Постреляет, постреляет, а потом привыкнете. - Хе-хе! Ну, блин, ты даешь, не соскучишься. - Вот здесь где-то вертолет грохнулся. - Ты что, спасать их собрался? - А если там живой кто? Да, вон, как водила наш, покалеченный? - У меня, блин, такое ощущение, что это ты - мент, а я дерьмо! - Остынь, один пойду. - О! Глянь-ка, здесь же рядом Валаамские острова. - Ага, и чудотворцы. - Да, милок, и чудотворцы есть. - Нам сейчас не до них. Было б чудо, если бы скорая помощь сейчас приехала. - Так, а что там у вас на складе? Может, топор, какой или пулемет? - Не, милок, пулеметов я вам не дам. А топоры есть, как же без топора то. - Это я про собак и волков подумал, что-то их не слыхать. - А ты знаешь, милок, здесь чудак один из Москвы всё палку ножиком резал. Да так искусно, - хоть в музей. Палкой-то сподручней от собак то. Собаки палку знают. - Пойдем, глянем. На складе действительно обнаружилось много интересного и полезного. И весла, и грабли, и топоры с конской упряжью. Приличный запас продовольствия, какие то бочки, ящики. - Баб Глаш, а что в бочках? - А керосин здесь. А вот в этой солярка. - О! Может и генератор есть? - Есть, милок, только я с ним не управлюсь. - Где он, сейчас посмотрим. - Олег, знаешь, чего я нашел? - Чего? - Телевизор старый. - Ну и на хрена он нам? В зале на втором этаже тоже телевизор, так он, небось, тоже не пашет. - Э, дружок, на складе древний телевизор, еще ламповый. А лампы гамма-излучения не боятся, короче, - более живучи. Попробуем. Олег оказался толковым мотористом. Быстро заправил и запустил дизель-генератор. Я в это время притащил старый ламповый телевизор на второй этаж, к месту подключения антенны. Большая комната приятно осветилась электрическим светом, - Олег постарался. Пробормотав молитву, осторожно включил древний телевизионный агрегат с эффектным названием «Рекорд-6». Мы, как в другом времени оказались, прислушиваясь к шипению, издаваемому этим монстром технического прогресса. Кино он не показывал. Но, вращая ручку настройки, удалось четко услышать чьи-то позывные, переданные азбукой Морзе, затем голос какой-то местной финской радиостанции, взволнованно вещавшей непонятно о чем, и, наконец, родную речь поймали. Итак, мы узнали, что взрыв наблюдали не только мы, но даже в Питере он был виден невооруженным глазом. Власти выясняют размеры ущерба. В Сортавала военные поставили оцепление и никого не пускают. То есть, нас отгородили от всего мира. Странно, но ничего не было сказано про участь тех жителей, кто оказался ближе к эпицентру взрыва. Никаких там поисков, спасательных партий. В другие страны, вон, тут же самолеты отправляем. А своих-то как же, ребята? - Так, подведем итоги? - А чего военные-то, а не милиция? - А тебе обидно? - Да не, ну, просто. Это что, учения, что ль? - Просто их больше, а у милиции своих дел полно, сам лучше знаешь. - Ха! У нас милиции больше, чем военных, по-моему. - Не любишь ты, видать, нашу родную милицию. - От, друха муха! Опять: ты хороший, я - дерьмо! - Да, не обижайся, Олежек, ты хороший, ты наш защитник. - А ты не обижай, так и обижаться никто не будет! - На обиженных воду возят, мил человек, - назидательно вставила баба Глаша. - Это как? – не понял Олег. - А так, - продолжила бабка певучим тоном народной сказительницы, - раньше, кто обижался, их на тяжелую работу посылали. Вот и воду таскали. - А обижать, значит, можно, да? - Ну, отчего ж сразу обижать? Он не обижать хотел, он тебя проверяет: сдюжишь ты, аль нет. - Чего сдюжить-то? - А вот, ежели сильный дух у человека, он и не поглядит на подковырку, а ежели обидится, - слабость покажет. - Блин, все умные кругом, я посмотрю! Сплошной небоскреееб! - Прости, если обидел. Не хотел, правда. - Ладно, умники, пошли, наших проведаем. За Димку мы были спокойны. Руки у него не работали, только отдыхали. Баба Глаша ему какой-то особый целебный отвар давала, так что он порывался всё чего-нибудь помочь. А вот остальные были в худшем состоянии: жар и бред. Повязки надо было менять. Здесь баба Глаша оказалась незаменима. Срисовав основные ориентиры с карты на лист бумаги, я задумался о компасе. Без этого инструмента мне не легко будет сориентироваться на местности. Компаса нигде не было, хоть ты тресни! Хорошо, в детстве книжки читал: взял иголку, намагнитил ее, как следует о магнит динамика в телевизоре. Нашел кусочек пенопласта, воткнул в него иглу, положил в консервную банку с водой. Проверил, как работает: здорово! Лучше китайского ширпотреба! Нанес на свою карту-схему примерное направление на место падения вертолета. - Ладно, друзья мои! Мне кажется, скоро какая-нибудь помощь приедет. Не дадут же они, правда, помереть спокойно. А я пойду к вертолету, может уцелел кто. - Ты это точно решил, что пойдешь? Такой крутой? - Я привык решения сразу принимать, не передумывать. А крутые только яйца бывают. Думаешь, не боюсь, что ль? Конечно, боюсь. Вот со страхом своим и иду силами померяться: кто сильней выйдет, я или он. - Ладно, крутой, погоди, я с тобой пойду. А то спокойно спать не стану. - Так ты ж без документов. Граница рядом. Пристрелят обоих! - Пусть пристрелят. Ты чего, не привыкнешь? - Молодец, Олежек! Извини ты меня, кто ж без недостатков. - Да, ладно тебе! Пошли. Ох, и найдем мы приключений на свою задницу! - А ты до приключений жадный? - А чего ж, когда кругом одни провокаторы. Надо пожрать с собой взять. - О! Это я как-то упустил. Еды взяли аж дня на три, Олег себе нож нашел на кухне. Взяли топор, длинные кожаные ремни с конской упряжи, наверное, поводья, фонари, зажигалки, сигареты, да палку, о которой баба Глаша помянула. Да не палку, а посох! И какой! Больше всего поразил его вес. Легкий и прочный, он был вырезан из какого-то местного дерева, высохшего давным-давно. Резьба обвивала всю его поверхность, а рукоять была приятно удобной. И как автор умудрился всё это ножиком вырезать? Спасибо ему. Шли быстро, но не торопливо. Курили на ходу, привалов не делали. При первом взгляде на Олега я сразу понял, что он физически достаточно вынослив, так что подстраивался под его ритм. - Как думаешь, сколько сейчас времени, Коль? Я по привычке взглянул на часы. Вот это буйство красок! Часы показывали! - Слушай, у тебя механические часы? - Да, механические, только всё равно на батарейке. - Вчера отрубились? - Ага. - Глянь-ка теперь! - О! Японский городовой! Идут! Тикают! Сколько щас примерно? - Конец июня, солнце недалеко от зенита. Часа три, я думаю. - Это как? - Сядь, да покак! Во как. Примерно же. - Это мы так долго собирались? - Да меня не это волнует. - А чего же? - Знаешь, меня учили, что если радиация вышибает электронику, то это необратимо. Не должна сгоревшая электроника работать. - Ну, это значит не радиация. - Грамотно толкуешь! А что же тогда? - А НЛО. - Во-во! И я думаю: а-но-малия! - Знаю, а с чем его едят? - Это, когда физические законы привычные ни хрена не работают. Щас проверим. Достал я свой импровизированный компас, залил водой. - Да, Коля, верь ощущениям своим, - не преминуло поиздеваться сознание. - Ага, - отвечаю, - тебе доверься, - так ты склонно ошибаться, а ощущенья то не врут, просто я еще не натренировался их четко определять, они ж тонкие. - Что? Север накрылся? – схохмил Олег, глядя на быстро вращающуюся по кругу стрелку компаса. - Север, надеюсь цел, только думаю, вместо компаса у нас теперь генератор стал. Можешь прикрутить к бешеной стрелке какие-нибудь колеса? Быстро бы доехали. - А чо? Давай щас еще банку найдем, смастерим мотоцикл! Ты по карте можешь показать, где мы? - Ну, вот, примерно здесь. То есть, мы от нашей базы километров восемь протопали. Вертолет был километров в пяти от нас, да еще пролетел, пока падал. Взрыва, вроде, не было. - Ты думаешь, он в аномалию попал? - Толково, я не додумался. Ну, пойдем искать? Рядом где-нибудь лежит. - А это не он! - Где? - Да вон! За поваленным деревом, видишь? - У, черт глазастый! Я думал, это горка. - Эй! Есть тут кто живой? Не далеко раздался знакомый вой. - Вот и старые знакомые с тремя глазами! - Блин, тебе не страшно? - Страшно, конечно. Но я за тебя спрячусь, в тебе мяса больше! - Да иди ты со своими подколками, я серьезно, собак не люблю! - Ты их просто не умеешь готовить. - Я вот, топор наготове лучше держать буду! - Знаешь, Олежек, я тебе получше топора кое-что нашел. - Ни хрена себе! АК! - Вон еще один! Рожок полный, боевые, ствол порохом не пахнет. - А где люди-то? Куда они делись? - Да тоже с собаками не дружат. По деревьям расселись, наверно. - Не, ну, правда. Чо никого нет-то? - Вертолет цел. Только лопасти превратились в глупости. Слушай, следов крови нет! Это значит… - Это значит, что ничего не ясно. Почему боевое оружие бросили. На военных это не похоже. - Ну, тогда только одно остается: их похитили инопланетяне. - Точно! Лучше следователю не объяснишь. - А что, у нас уже проблемы, представитель правопорядка? - Да нет еще. Но чует моя задница, что ждать не долго. А так, - не бросать же боевое оружие. Дети подберут. Несем сдавать в милицию, ты подтвердишь. Тщательно осмотрев вертолет и место падения, мы обнаружили запасные рожки к автоматам, карту, компас и бинокль, армейские сухие пайки, аптечку, сигареты и флягу со спиртом. Последнее прибавило нам бодрости, когда мы хлебнули по хорошему глотку. - Так, теперь и волки не страшны! Кто здесь трехглазый? Выходи, стройся! Душераздирающий протяжный вой раздался совсем рядом, хмель вмиг улетучился вместе с храбростью. Лишь звук передернутого затвора приятно оживил сознанье. - Ну, выходи, гад! Покажись! - Не боись, Олег! Прячется, - значит боится. Покажись давай! Показался… Или показалось… На нас смотрели три глаза. Падая, я заметил, как Олег беззвучно открывает рот и вылетает пламя из его автомата, а звука нет, только какой-то свист. Ощущение пространства и времени было потеряно. Открыв глаза, я понял, что сейчас темно. Что я не там, где был последний раз. Где ж я был? У вертолета, точно помню. А где Олег? Надо фонарь зажечь. Луч света высветил обводы какой-то пещеры и тело Олега, склонившего голову к плечу, будто спит. Только что-то странное было в его позе. Кажется, дошло: он же вверх ногами стоит! Или я на голове? - Олег! Оле-е-ег! - Чо орешь? О! А как ты… - Слушай, давай договоримся: это ты вверх ногами, не я! - Не, ну ты глянь на себя со стороны! - Со стороны не хочу, могу только внутрь. Погоди-ка! Мне это нравится! Я осторожно пошел по стене, потолку и стал напротив Олега. Сознание отказывалось верить в происходящее. Так тебе и надо, - шепнул я ему. - Привет, дружок, из поликлиники Кащенко! - Слушай, Коль, чо то я не врубаюсь. Мы здесь? Или… уже там? - Здесь, здесь. Но заведения для душевнобольных по нам уже плачут. Спокойно, приятель. Я всегда мечтал полетать! А ну, подпрыгни! - Сам прыгай, я посмотрю. Я присел и слегка оттолкнулся. Такой бури радости я не испытывал с детства! Сознание заткнулось и обиделось ввиду явного издевательства над ним. А ощущения били могучей струей! До сих пор мне в снах виделось, как я, оттолкнувшись от земли и раскинув руки в стороны, взмываю ввысь, к облакам и птицам. А здесь наяву! Не быстро. Быстро – страшно! Но наяву! Где притяжение? Где верх, где низ? Сердце бешено барабанит, ощущение такое, будто в шторм попал! Здорово! - Стой, стой! Коль, погоди ты, не дрыгайся! Меня тошнит, блин, от твоих полетов! - Ух, здорово! Попробуй! Когда еще полетаешь? Потом сблюешь. - О-оу-ур! Точно, щас сблюю! - Ну, ладно. Сделай глубокий вдох и задержи дыхание. Ну, лучше? - У-уфф! Полегче стало. Кончай летать, а? - Хорошо, хорошо. Чего было то? Я ж первый отрубился. - Думаешь, я понял? Чего было, чего было. Смотрю, ты валишься, а я в глаза этой твари не смотрел, как чувствовал! Смотрел как раз на предохранитель, ну и пульнул не глядя. Свист и всё. Темнота. Блин, до сих пор трясет! - А свист повышался или постоянно звучал? Так: пииии. - Повышался. Точно повышался! А ж, болью резануло по ушам! И чего это? - Откуда ж я знаю? Есть просто предположение. - Давай колись, что за предположение? Мы теперь - одного огорода ягода. - Да, в палате мы с тобой долго байки травить будем! - В какой палате? Нас до следователя не допустят! Пристрелят из жалости! - О! Это по-нашему! С таким мировоззрением, мы щас эту халабуду разнесем по кустам и закоулочкам! Где твой пулемет? - Пулемет у вертолета остался. Погоди, что за предположение-то, скажешь? - Есть такая мысль, что всё в этом мире вибрирует, и мы с тобой тоже. Сердце, вон, вибрирует всю жизнь, шестьдесят раз в минуту: туда - сюда. Мы привыкли, не замечаем. Так вот, вибрирует всё с разной частотой. Голос, свист – это тоже вибрации, которые наши уши ловят. А мозги, то есть – сознание, говорит: мол, это звук. Мы так и привыкли думать и говорить: звук высокий, низкий, громкий, тихий про вибрации. Ну, так вот, учился я как-то в одном заведении, так нам там говорили, что у всех вибраций есть такая интереснейшая особенность, - резонанс называется. Это значит, что у каждого тела, объема, ну, там, у комнаты, скажем, у любого ящика или коробки есть своя резонансная частота. Даже формула есть, по которой эту частоту рассчитывают. - Знаю, в машину, когда сабвуфер ставил, столкнулся. И что дальше, ученый? - В общем, резонанс, это частота, на которой происходят удивительные вещи! На этой частоте резонансной силища колебаний мгновенно возрастает настолько, что может запросто расдеребанить свой объем, комнату, ящик там или коробку, к чертям собачьим! Кстати, так и радиопередатчики придумали с радиоприемниками. В них колебательный контур есть. - Блин, с тобой сам ученым заделаешься! Как сказку рассказываешь. Жми дальше. - А чего дальше? Ясен пень: до конца всех свойств резонанса никто не знает. А кто догадывается, те помалкивают. В палатах одиночных. - Ну, я не понял, нас вибрации эти высокие расхреначить могли, ладно. А как мы здесь-то оказались? - Не, не расхреначить, а заставить вибрировать с резонансной частотой какого-нибудь еще не известного эффекта. Ну, там, перемещение в пространстве или в параллельные миры. - Ага! Параллельных миров нам еще не хватало! Кстати, где мы? - Нашел справочное бюро. В пещере, нет? - Похоже, если б ты не летал. Пора выяснить, а? - Давай посмотрим. Ты как, вообще, с сознаньем дружишь? - В смысле – идиот? Ну что тебе сказать? Раньше думал, не дурнее паровоза. Пока с тобой не встретился. У тебя есть дикая черта: заставить других чувствовать себя идиотами. - Извини, Олежек, не со зла. Я и над собой стебаюсь постоянно. - Во-во! Оно и видно. Ладно, пошли посмотрим. Наше пристанище действительно походило на пещеру, контуры которой мы потихоньку обследовали с помощью фонарей. всё, что было у нас в карманах, осталось на месте, но свой рюкзак и посох я оставил у вертолета. Посветив на Олега, с радостью убедился, что его рюкзак за плечами. - Стой, здесь проход какой-то. - Зажигалку зажги, ветер есть? - Не-а. Курить есть? - На, смокуй. - Смок-у-ю. Ты бросать не пробовал? - Зачем? Мне нравится. А тебе? То, что нравится, - ты бросишь? - Ну, вредно, говорят. - Так, жить - самое вредное! Пускай вешаются те, кто думает только о пользе. всё хорошо, но в меру, мне кажется. Кстати, фляга у тебя? - О! Забыл, блин! Да, не. Не там забыл. Про нее забыл! - До-ста-вай! - Ну, за воскресеньице! - За него! Приятная жгущая теплота разлилась по телу, прогоняя страхи и домыслы, оставляя уверенность, что всё еще впереди. Да, какая разница, где мы! Главное, руки, ноги це… Монотонный гул оборвал фразу, оборвал мысли. Странный устрашающий гул. - Чо-то мне эти вибрации не нравятся. - Я хочу выпить. - Погоди, что там валяется, посвети. - Ядрить твою налево! Это ж летчики, вертолетчики! - А чего таких старых то послали? - Когда посылали, были помоложе… - Дышат? - Нет уже. Состарились ребята. В карманах бездыханных тел мы нашли документы, из которых явно свидетельствовало, что ребята лет на сорок были помоложе. Носовой платок, зажигалка, сотовый телефон, презерватив - классический набор отечественного вертолетчика. В пустой кобуре нашли запасную обойму для пистолета ПМ. - Валим отсюда, а? - Да, мне тоже здесь не нравится. Мы уже не так осторожно, сколь поспешно стали продвигаться к выходу. Низкочастотный гул стал усиливаться. всё тело обмякло и его, как пустую камеру от автомобильной покрышки стал заполнять ужас. - Олег, бежим! - Куда, там сильнее только! - Назад бежим! Назад! Лихим галопом арабских скакунов мы промчались назад мимо вертолетчиков, дальше, дальше от этого ужаса. Остановились только у прохода в ту часть пещеры, где мы очнулись. Глаза бешенные, сердце колотит дробь. - Доставай! - На. Уф, хорошо! Отпустило чуток. А может, добить флягу до конца и попробовать еще разок? Может, у нас частота изменится. - Слушай, там мы не проскочим, надо другой выход искать. А изменится частота, не изменится – всё равно. Объем-то, мы свой не изменим. Объем резонирует. Это известный эффект, я даже частоту этого резонанса знаю. Ухо его не воспринимает, мы его всем телом ощущаем. В Англии так даже демонстрантов разгоняли. Там во фляге еще булькает? - Половину выдули и совершенно трезвые! Это спирт вообще? - Спирт. Я его не забыл. Не вкус, а результат. Стресс снимает на раз! Хорошо, давай прибережем лекарство, а то не известно еще, во что вляпаемся. - О кей. Коль, мы ж обсветили там всё, не могли мы другой вход пропустить. - Когда светили – не могли, точно. Попробуем обстукивать? - О! Точно! У меня топор есть. - Я ножиком попробую. Пошли? Мы стали внимательно простукивать всю поверхность пещеры, надеясь услышать глухой звук пустоты. Это длилось, наверное, целый час. Надежда на простой выход из этой ситуации постепенно стала таять. Я гнал эту мысль от себя, вспомнил про веру. Веру, которой верили наши предки. Веру, с которой отец мой дошел до Берлина. «И дано будет каждому по вере его», - вспомнилось и легче стало. Сердце внезапно забилось чаще. Показалось? Нет! - Олежек! Иди-ка сюда. Здесь долбани своим махалом. Со всего размаху Олег врезал по стене обухом топора. Мелкие осколки камня брызнули во все стороны. Один чиркнул меня по щеке, я запоздало дернул головой в сторону. - Не сильно, заживет, - подсказал голос внутри, - а, проснулись, ваше сиятельство, - не смог я удержаться от иронии, - а мы здесь топорами балуемся! - Ну, что там? Есть? - Хрен его знает. Дырка есть, но маленькая совсем. Топор жалко, больше не берет. - Дай я. - На. Только смотри, топор не расфигачь. Не знаю, сознательно или без него, но вдруг я услышал, что, размахивая топором, пою какую то ерунду на веселенький блатной мотивчик: Я с детства не любил страдать! Мне на страдания – наплевать! Учись любить, учись страдать, Страдай, люби же, твою мать! Топор остался цел, стена тоже. Дырка размером с горошину. Ничего за ней не видать, темно, - и всё тут. Но должен же быть выход! Ведь ничего случайно не бывает! Как эту дырку увеличить, чего мы еще не испробовали? - Олег, давай посмотрим, что у нас есть. - В каком смысле? - Ну, я ни хрена не понимаю, как нам эту дырку увеличить, но точно знаю, что ничто не случайно. Отсюда вывод: я просто тупо не могу додуматься, с помощью чего это сделать. А что сделать можно, - я уверен! Итак, топор мы пробовали, так? Зажигалка. О! Есть ветерок! Я же говорил! Что еще? Нож. Не пойдет. Фонарь. Не пойдет. Обойма, пули калибра 9 мм. Идеи есть? - А может, долбануть по капселю топором!? - А держать гильзу ты будешь? - Не-е, ты подержи! - Еще один шутник, блин! Свистать всех за борт! - Погоди, достань-ка патрончик. - На, держи. Завтра два вернешь. - Погоди, погоди, погоди, - заладил Олег, круговыми движениями ввинчивая гильзу в отверстие, от удовольствия высунув язык. - Стой, идея не плоха настолько, насколько и не поддается разумению. Я уж не молчу про опасность, - а вдруг там женщина с детьми? - А чо тут разуметь-то? Ты уверен, сказал, - ну так бей! - А что, думаешь, откажусь? Вера, брат, меня не раз спасала! Эх! Раз, два, три четыре, пять! Будем прямо щас стрелять! Кто не спрятался, - я не виноват! Ну, Олежек, вместе сядем! Выстрел в замкнутом пространстве шарахнул по ушам, и, показалось, мы превратились в букву «О». Я глянул на Олега, - точно. Глаза, как О, всё лицо, как О и даже руки к голове поднял полукругом. Сам наверно выгляжу также. Но когда я перевел взгляд с Олега на дырку, у меня и рот стал той же формы. Дырка была теперь размером с любимой мужчинами часть женского тела! И такой же формы. Я посветил фонариком в отверстие. Склад какой-то. Точно, склад. - Ну, что, полезли воровать помидоры? – я осторожно пролез в образовавшийся проем, высвечивая всё новые детали помещения. - А там помидоры? - А чего еще на складах бывает? Морковь, абрикосы, апельсины всякие. Олег полез следом. - И правда, склад! Луч фонаря вырисовывал длинные стеллажи с ящиками, коробками разной формы. На ящиках, как пушистое растение, в луче фонаря угадывался слой пыли. Под слоем пыли надпись: «Alles Fur Deutschland». - Мы где? - В Караганде! Выберемся, спросим у кого-нибудь. - Только, чтоб двуглазый был. - Да, хоть одноглазый, хоть слепой! Выберемся? - А ты веришь? - Теперь верю. Если честно, до выстрела не верил. Теперь, во что хош, поверю, хоть в бестию трехглазую! - О! При царе, батюшке, на медалях воинских было, - знаешь, за что? - За веру, царя и отечество! - Точно! - И всё-таки, я не догоняю. А чего так бабахнуло то? - А я, думаешь, хуже тебя? Я тоже не догоняю! Может резонанс хренов, может, снаряд рванул, - смотри их здесь сколько! Из вскрытого любимым «шансом» ящика на нас поглядывали блестящие немецкие снаряды. - Это что ж, с войны осталось? - Ну, да. Откуда же еще? Что тут еще есть? Кстати, про «есть». А нам не поесть? Чево-то уже желудок просит. А может, немцы тушенку оставили? - Да она протухла, небось. На вон, водички попей, держи. - Это чай, не вода! Хороший крепкий чай! Спасибо, баб Глаш! - Дай мне. О! Молодец, бабуля! Курить будешь? - На, только аккуратней, следи за пеплом и бычком. - Обижаешь, не дурак. - Извини, я так, на всякий пожарный. Что-то мы расслабились! Ну, что пойдем дальше приключенья искать? - Поехали! Не отходи, вдвоем удобней: ты откупоривай, я светить буду. - Как скажешь. Немцы со всей аккуратностью разложили для нас по полочкам такую кучу боеприпасов, оружия, продовольствия и обмундирования, что хватило бы на дивизию. Были даже галеты и какие-то консервы. Но мы на пробу не отважились, - не доверяли фашистам. Зато, взяв в руки МП-40, стали резвиться, как дети. Заряжали, разряжали, разве только не визжали! От восторга. Эх! Любят мужики, всё-таки, оружие! Есть в нем притягательная сила. Пусть оно даже вражеское. А что? Трофей! - Олежек! Вот тебе от командования твоего подразделения именной пистолет! Табличку потом выгро, выгри, выгроируем потом! Чай хорош, аж язык вяжет. Дай еще, а? - Блин! Это ж Люгер! Мечта нанайца! Слушай, что такое: Gesichert? Только перевернись, а то блевану. - А ты зажмурься, я по быстрому. - Ладно! Считаю до ста! - Спасибо, Дружок! И закрутился, завертелся от восторга, мячом резиновым отскакивая от стен. Пока не грохнулся на ящики в углу. - Ну, блин! Разлетался! Как рванет, мало не станет! Чего, головой врезался? - Нет, плечом. Голову я спрятал. - Не, ну детский сад! Еще вчера бы не поверил. - Ну и чего в этом плохого? Не самое худшее, на мой взгляд. Важна мера. Я ж не каждый день летаю. Вчера, вон, не летал, Позавчера тоже не летал. Поза-позавчера… - Остынь, летчик – налетчик. Лучше на часы взгляни. - А чего? - Ты время ставил, когда мы к вертолету подошли, ты еще сказал: примерно три? - Ставил. - И я тоже. Тогда, сколько сейчас на твоих? - Три, то есть пятнадцать. - И у меня три! Чо, не догоняешь? Совсем в младенчество упал! Знаешь, ты там, у вертолетчиков не состарился, а смолодился, точно тебе говорю! - Дяденька! Не мучайте детей! А то снова полечу! - Только не это! Убью! Расстреляю! - Детей нельзя стрелять! Милиционер, еще называется! Детей защищать надо. - Только нормальных, а не помолодевших и вверх ногами! - Злой ты, дяденька! Я с тобой играть не буду. Отдавай мой пистолет. - Хрен тебе, а не пистолет! Оружье – детям не игрушка! - Жадина – говядина, немецкий барабан! - Слушай, ты и впрямь, - чокнутый. - А чего ж, когда кругом – провокаторы! - Ладно, хорош, поигрались. Гранаты берем? - Олег, мы чего? Мосты подрывать будем? - Ты что, еще из детского возраста не вышел? Мы еще не выбрались отсюда! И где эта «сюда»? Ты можешь мне сказать? - Очень надеюсь, что, когда мы выберемся, нас встретит ласковый Карибский прибой и две полуодетые туземки. - Эй! Фантазер из детсада! А тебе не кажется, что когда мы выберемся, нас трехглазый будет поджидать? - Вполне возможно. Какого лешего немцы в сороковых годах на Карибах склад устроили? Скорей всего ждет, гад! А пока я в этом не уверен, буду надеяться на Карибы, мне так приятней. Можно? - Валяй, ненормальный! - А кто нормальный? Каждый думает, что он нормальный. А доктор им говорит, что он – нормальный. Ты докторам веришь? Психическим? - Я – нормальный, меня это устраивает. Ладно, будь, кем хочешь. Только мозги не пудри. - Договорились. У меня вера, понимаешь, что всё хорошо закончится. - Что рано или поздно мы состаримся и помрем, что ль? - Ну, я на такой огромный срок и не загадываю, я сейчас радуюсь! - А вертолетчики, думаешь, загадывали? - Я ж не вертолетчик. Я Николай. Их на склад не пустили, а нас, вот, пустили. Давай наберем всего, что нравится… - И в войнушку поиграем? - Олег, ты еще не наигрался? - Да я тебя спрашиваю! Во, зануда! - Как скажешь. Итак, самый худший вариант: мы вылазим, он сидит. Тогда пару гранат, и прячемся на складе. Второй вариант: мы выходим, его нет. Тогда пару гранат, чтобы выйти, и легким аллюром до базы. Третий… - Погоди, погоди! Две гранаты, так и так надо брать. Шмайсер… - Фигайсер! Он еще детсадом обзывался! Это МП-40. И он нам на фиг не нужен будет, особливо в беге. Вес не забывай! И вспомни про АК, - многих ты трехглазых завалил? Пистолеты, на всякий пожарный, для самоуверенности можно взять, да и грех – оставить. Сапоги возьми, - у тебя ботинок каши просит, где ты его так? - Да, когда назад бежали. А в сапогах бежать не удобно. - Это на выбор. Но я бы подвязал ремнем хоть, а то запнешься в самый, что ни наесть исторический момент. Во, держи. Хорошая кожа! И как сохранилась! - О! Здорова! Дырку есть, чем провернуть? - Момент! – любимый ножик и теперь помог, - в два счета! - Слушай, что у тебя за нож? Дай, гляну? - Это «Оса»? Да, «Оса», только я другую видел, там меньше причиндалов. А, «Оса-2». Пила, – понятно, а это - что за хренотень? - Это плоскогубцы. Вот так лезвие берешь и плоскогубаешь. Думаешь, чем я ящики-то вскрывал? - Здорово! И дорогой? - Э, брат! Не дороже денег! А удовольствие – дороже. - Хорош, надо будет себе такой, потом. Собираемся? Готов? - Как юный пионер – ленинец! - Ну вот, подрос хоть. - Не обижайте маленьких! А то буду вверх тормашками! Ладно, оставь свои тормашки в покое. Саперная лопатка, бинокль (у вертолетчиков получше был), пара пистолетов, аптечка (хоть всё и на басурманском языке), сигнальный пистолет с запасом осветительных ракет, - всё это распихали по удобным сумкам и стали осматривать помещение в поисках выхода. Выход, в принципе, был: здоровая железная дверь, как на корабле. Но она не хотела открываться даже с помощью винтовки, которую мы благополучно сломали. - Может, всё-таки, гранатой рвануть? - Ну, давай подумаем. Скорей всего, она землей засыпана снаружи, да таким слоем, что там деревья растут. Если и откроем или разорвем, копать придется не хило. И потом, сдетонируют боеприпасы, - хорошая могила! Одна пуля вон чего устроила. Давай, не поленимся, еще поищем. Может, люк какой? Знаешь, если из этих вражеских мундиров сделать факелы, светлее будет, пока не задохнемся. - О! Точно! Вентиляция есть? – Олег чиркнул зажигалкой, - есть, кромсать пилюли! - Погоди, погоди, вот сюда! – я с радостью включился в поиски источника потока воздуха. - Вот они, твои ящики. - Они не мои, они вражьи. - А мне по барабану ваше родство. Отодвигай! За кучей тяжеленных ящиков, в которые я недавно приземлился, мы обнаружили не плотно закрытую дверцу какого-то люка. Дверца со скрипом открыла нашему взору длинный скользкий туннель. Не понятно, зачем он служил немцам, но пролезть в него казалось возможным. - Если б я был змеей или лягушкой, я бы не раздумывал. А так, чего-то меня не тянет в это склизское путешествие. - Тогда, рви гранату. - Не-е, я лучше поищу, там вроде плащ-палатки были. - И мне. - Ага, я щас. Укутавшись в прочные плащ-палатки, мы начали продвигаться по туннелю. Я первый, Олег за мной. После получаса ползания обнаружили одно, затем второе ответвление. Проверяя пламенем зажигалки, двигались еще минут двадцать по этому лабиринту на встречу источнику воздуха. Наконец, наш путь уперся в металлическую решетку. Ржавую, но крепкую. Не долго думая, я достал свой нож. Пилил и думал: - а если б не было ножа, мы б ее гранатой не смогли бы, - отползти не успели бы. Да и засыпало бы нас по самые рецепторы. - не, сначала бы осколками шваркнуло, - издевалось сознание. - а ты уже аклималось? – не сдавался я, - что, невесомость кончилась? Глюков нет? Молчишь? Ну и не высовывайся! - Ну, скоро там? - Бли-и-и-ин! Олег! Чтоб тебя перепончатые стрекозы грызли! Ты пернул? - Ну, извини. Я это, галеты попробовал. - И что, с галет так пучит? - Хрен их знает, зараза! Ненавижу фашистов! - Вот с этой ненавистью мы здесь и сдохнем геройски! Пришлось срочно доставать сигареты. Ароматный дым отборных сортов вирджинского табака разлил елей по всему телу. - Ну и как, по-твоему? Что вредней, - курить или вонять? - Не-е, курить полезней! - То-то! Ты что, опять? - Нет. Это не я. - А кто же? - Бабкой клянусь! Хошь, бабками! - Постой, это сероводород. Как мы не взорвались то еще?! Откуда он здесь? Растрендыть ево фуфайку! - Как на болоте, воняет! Может это кикимора пердит? - Главное, чтоб у нее два глаза было! - Во-во! Когда я допилил прутья решетки, отогнуть их из лежачего положения оказалось не так просто. Но, извернувшись, я уперся в них ногами, - и они поддались. - всё. Теперь я точно ощущаю себя каким-то земноводным! - Хорошо хоть, не пионером. - Пионерская юность прошла. Но сказала, что еще вернется! - Ну, будь готов! – Олег отвинтил крышку у фляги. - Будем! В нас вселилась храбрость и надежда. Потому, что через завал из веток с комьями земли пробивался солнечный свет. Олег с лопаткой быстро разделался с последней преградой, и мы осторожно высунулись на свет Божий. Кругом пованивало и почавкивало. Мы были посреди огромного болота, края которого не было видно даже с помощью бинокля. - Ну и где твои туземки? - За ромом пошли, сказали: скоро вернутся. - Хех! Я смотрю, ты не унываешь. - А смысл-то, унывать? - И то верно. Как попремся через это гиблое дело? - Место гиблое, - точно, а дело наше правое, и мы победим. Жалко посоха нет. Придется сделать. Ощущения мне подсказывают, что юг – там. Видишь, на этих елочных лохмотьях мох с северной стороны. Мы очистили от сучьев высохшие стволы елок метра два длинною и стали аккуратно мерить ими глубину, обвязавшись веревкой. Мне первому пришлось искать путь через болото на юг. Часы исправно показывали 15:00. - Олег, сколько на твоих золотых? - Как всегда. Ты чо, еще не понял. Мы не выбрались ни хрена. Видать, вибрации аномальные. Может, ты слетаешь по быстрому до берега, а я по веревке? - Ежа тебе против шерсти! Не летается, пробовал уже! И не плавается. - Так, рано или поздно доплывем, если не потонем. - Не, мы в воде не тонем, проверено. Ты пестик не замочил? - Щас, ага! Я ево наверх пристроил, да в целлофан обернул. - А я всё содержимое в сумке в целлофановый пакет принайтовал. - Вылезем, - обсушимся. - А ты веришь, что вылезем? - А куда деваться-то. Без этого пропадем. - Тогда, давай песняка задавим. - Какого? - Жалостливого, конечно. Над смрадным болотом, наверное, впервые с момента его появления, раздалась песня о том, как в далеких степях Забайкалья бродяга возвращался домой. И прибавилось уверенности, дышать стало легче, и топь эта уже не казалась такой уж нескончаемой. Целый час, никак не меньше, мы брели по примерным ориентирам и умудрились ни разу ни попробовать тонуть. Часы же у обоих упорно показывали три часа по полудню. Солнце тоже, похоже, работало в том же режиме. Было ощущение, что оно двигалось. Но через какое-то время, взглянув на него, можно было с уверенностью констатировать тот факт, что оно с часами заодно. Песня о бродяге давно закончилась; про черного ворона, что вился над головою казака, едва начавшись, была нами отвергнута ввиду своей трагичности, не подходящей в данной ситуации. - Мне нравятся открытые пространства, но не настолько. - Может, мы по кругу ходим? - Или нас по кругу что-то водит. - А давай метки ставить! - Хорошая идея, только чем, кучками дерьма? Знаешь, я, много где полазил; в подобных ситуациях зрительные ориентиры всегда автоматом запоминаю, но здесь, прям, чувствую, что туда, куда мы идем, никакой суши нет, как пить дать! - Надо чево-то делать. - Давай прикинем, что мы можем еще придумать? В действительности, любое гребанное болото уже б давно закончилось. Ты ничего необычного еще не заметил? - Не-а. Болото какое-то однообразное, запах постоянно. - Как думаешь, назад, к складу выйдем? - А чо мы там забыли? И эти твои туземки, что-то запоздали. - Ха! Туземки! Знаешь, какая разница во всем этом болотном однообразии: когда мы вышли и сейчас? - Ну, просвети, ученый. - Когда мы вышли, у нас уверенности было – полные штаны! А теперь уверенность наша потопла, как Титаник поломатый! Точно? - Ну, это трудно возразить. А что, по-твоему, болото будет реагировать на нашу уверенность? - Будет - не будет; ты ожидал увидеть меня вверх ногами? - Ой! Только не про это, я тебя умоляю! - Мы просто привыкли, что с нами ничего не случается необычного, так и живем. А стоит чуть попасть в необычную ситуацию, всё – мы в полной прострации! Легче повеситься, чем поработать мозгами! Думать давай, а то солнце скоро сядет. - Ну, скорее болото высохнет, чем оно присядет! - Во! Видишь, солнце не садится, болото не кончается, - это будет нашими ориентирами. Как только что-нибудь изменится, значит, - мы на правильном пути. Уже хорошо. Солнце вручную мы закатить не можем, так? Болото вножную не перескочим никак, - так? Давай еще чего-нибудь делать. - Что-то мне подсказывает, что у тебя и на этот профиндейский случай какая- небось теорема есть, а ? Давай, колись! - Правильно подсказывает. Есть такое. Меня всегда необычные вещи интересовали. И я так понял, в этом есть кое-какие закономерности. Тока сильно верить надо, по максимуму! Когда срочную служил, я навострился кое-что необычное делать. Аутотренинг называется. Результат обалденный! Сны цветные видишь по заказу, обезболивать части тела, теплее себе делать, когда холод кругом, - такие, в общем, ананасы. Потом пригодилось здорово. Только не та тягомотина, где себя уговаривают: «я должен, я должен, я должен», прям зомби какие-то, а хорошая статья одного профессора мне попалась. Он всё грамотно истолковал, жаль, фамилии не запомнил. - Ну и чем нам твои цветные сны сейчас помогут? Или обезболивание? - Да, на этой основе многие чудесные вещи получаются, надо только закономерности понять. Там и скорочтение и много еще чего. В общем, умение управлять своим телом. Обычно, человек за всю свою жизнь только процентов десять своих возможностей использует! Я вот, думаю, как эти возможности теперь помочь могут. Похоже, умение настроиться на какое-то состояние (ну, там чтоб тепло было или не больно), как раз и есть настройка своего организма на какую-то частоту резонанса. Про ауру вокруг человека, небось, слыхал? Так это и есть вибрации, их только навостриться регулировать, - и, хоть щас телепортироваться! - Ну, это ты загнул! - А полетать? - Так здесь же не летается. - За то в пещере еще как леталось! Я ж тебе толкую: не веришь – не полетишь! - Ну, давай! Поверь посильнее! Сотвори чудо! - Я что, святой? Это только святые могли чудеса, когда хочешь, делать. А я – такой же крендель, как и ты. С двумя руками и ногами, да с непутевой головой! Точно так же баб люблю, водку и все радости жизни, только в меру. Без меры жрать, - и любимыми сосисками блеванешь. А про меру, оказывается, организм сам подсказывает. Его только научиться слушать надо. Ну, вот, идешь на работу, как всегда, проходя мимо дома слева. И вдруг, что-то тебе подсказывает, не ходи слева. Сознание подскажет: страхи какие-то еще, ничего не будет, - дуй как всегда. Потому, как привычка! А сознание-то, - ему свойственно ошибаться. Ощущения же не ошибаются, в ощущениях нам дается много чего, что от глаз скрыто. Поверишь ощущению, обойдешь дом справа в этот раз, - глядь: избежишь встречи с наркошей, который засел с ножом в засаде с той стороны дома, где ты обычно ходишь. Так, навострившись, доверять ощущениям, много полезного можно узнать. - Да, ладно, хорош сказки рассказывать. - Ага, сказки! А как, по-твоему, любая мать чувствует, что с ее сыном что-то случилось?! Как кошки чувствуют, что должно произойти? - Ну, мы ж не кошки. А про мать – это верно, матери чувствуют. - Дык, натренировавшись, можно не хуже кошки насобачиться! Один, вон бицепсы качает, другой чувства. У каждого свой выбор. А можно и то, и это, если в кайф. Большинство то – ленивые. Дык, все ленивые. Я сам статью профессора того только потому и осилил, что он для лентяев писал. Мол, не надо на это специально время тратить, только то время, которое даром пропадает: на остановке там, пока автобус ждешь, пока засыпаешь в кровати и так далее. И, ты знаешь, увлекся, потому, как результаты-то быстро приходят. За три дня – бац! И цветные сны с телками симпотными видишь. За неделю – пердыц! И на те пожалуйста – тепло, когда все вокруг мерзнут! Это не чудо, это то, что каждый ленивый дурак может, но не использует! Даже такой, как я. - И что, я тоже могу за три дня обезболивать настрополиться? - А ерш тебя знает! Может, за день. А может, ты такой ленивый, что и за неделю. Но, если уж возьмешься, то максимум за неделю самый ленивый результат увидит. Это я тебе, как парад на Красной площади 9 мая, гарантирую! - Ну и как там у профессора? - Да, просто: представь, что гирю подымаешь полтора пуда, подымал? - Ну, представил. - Мышцы напряглись, верно? Запомни это ощущение, понял? - Запомнил давно. Это ощущение мне знакомо. - Вот и вспомни это ощущение, когда захочешь, - мышцы тут же напрягутся. - А на хрена мне это? - А ты дальше внимай, стакселем твою прабабку! Навострившись таким макаром разные части тела чувствовать, попробуй их ощутить и тут же отключать. - Это как? - Каком кверху! Не перебивай, сам запутаюсь! - Я, вот, настрополился даже свою печень чувствовать, хотя ни разу ее не видал. Так, что, если что, я ее просто отключаю. Или сердце или ноги. Короче, ноги, руки, живот, тело, потом голова. Трудней всего - мышцы лица и глаза. А когда всё тело вместе с головой отключать навостыришься, тут тебе и полетать, и поприкалываться будет в кайф! Я аж сам не поверил! Не занимался этой мутатой несколько лет, забыл уже, а тело не забыло! Плечом прикоснулся к раскаленному металлу, - больно, раскудрить твою черешню! А подсознание тут же отрубило напрочь и плечо и руку! Ого, думаю, здорово, раз боль ушла. Постоял так минуту, не больше, продолжая выдумывать, что у меня руки нету, что протез у меня деревянный; а ему, деревянному по большому барабану все эти ожоги! И что ты думаешь? Гляжу: на плече даже пятнышка красного нету, не то, что ожега! А если б не аутотренинг, кирдык малайцу! Ожег был бы на долго. - Постой, постой! Значит, я ноги вот не чувствую и как мне их согреть? - Представь, что ты их в таз с горячей водой опускаешь ме-едле-енно. - О, бляха муха! Горячо же! Получается, блин! Водички потеплей добавим. А-а-а! Хорошо! - Ну во! А говорил – ленивый! - Слушай, так боль с головы можно снять, а? А то у меня башка трещит, бывает. - Сам и снимешь. Лучше любых таблеток. Таблетки для распоследних лентяев придумали. - Ну, таблетки я и сам не люблю. Погоди, а как, по-твоему, башку-то сразу отключить? - Это, как кому удобнее придумать. Я, например, представляю, что я чучело огородное. Хоть и обидно, зато башка из соломы! Ни хрена ей не деется! Болеть в принципе не может солома! Главное, ощущения эти запоминать, а потом они сами автоматом вспомнятся. О, как! - Ну, ладно, хорошо. К чему вся эта мутатень и как нам это поможет сейчас? - Не знаю. Но уж верю ощущению, что должно помочь. Как? Пока не ясно. Солнце, действительно, - нам не подмога. Часы тоже врут, как армяне на рынке. Чего у нас там еще есть? Мобила у тебя? - Здесь. Работает, яти ее в восемь катаклизмов! - Во! Про клизмы – это в самую точку! Чо паказывает? - Связи нет - показывает. - А набери последний номер. В оцепенении мы прислушивались, как мобильник исправно стал названивать по ему одному известному номеру. - Саша! Что случилось? Саша! Ответь! Что случилось? Что мы могли ответить? Что Саша уже и не Саша вовсе, а дед Александр? Да, у Кащенки будет праздник. Ясно одно, что всё здесь не так, как привычно. Стало быть, и решение нужно необычное какое-то. - Так, еще экспериментировать будем? Куда звонить? - Звони в милицию, скажи: нас трехглазый обижает. - Сам звони! Я уже знаю, куда нас пошлют. - Тогда звони в Кащенко, хоть душу отведем! - Ага! Меня только это и радует. Там нас за родных примут! - Не, смотри-ка! В том, что мы можем звонить, никто и не сомневается. Может, Димке, другану своему, брякнешь? - Блин, про Димку то я и забыл! Погоди, а что я ему скажу? И как он своими вывернутыми граблями телефон нащупает? - Услышит, - нащупает. Баба Глаша поможет. А скажешь: как руки отключить, чтоб вместо них крылья выросли. - Ага, Димка не такой доверчивый. У него сразу крыша съедет. Стой, а почему экстренную помощь не позвать? - Куда? На болото? - Нет, в этот дом отдыха, ну, дачу аптекаря, как его? - Молодец! Зачетно! Давай звони, пока батарейки не сдохли! Все силы свои мы направили на то, чтобы на том конце услышали наш звонок и пришли на помощь тем, кто остался на нашей базе. Гудок, еще один, еще. Что ж, трубку никто не берет? Обед у них что ли? Еще гудок. И, вдруг – взяли. - Алло! Алло! Не слышат! - Раскрендыть твою деревню! Всю родню твою до седьмого колена через семь гробов с присвистом, да с переворотом оверштагом в бездну растреклятую скрутило! Шож, ты мне руку то рабочую совсем отчекрыжить наскипидарилась? Шалава! - Не кобенься! Смирно лежи, сердешный! Погоди-ка, лучше танет! Мы прекрасно поняли, что можем отчетливо слышать то, что происходило где-то в другом месте, может быть, даже - в другом мире, но нас по-прежнему никто не слышал. - Ну, и что ты обо всём этом думаешь? - Я думаю, не надо никуда звонить, чтоб крыша окончательно не съехала. Доставай лекарство, а то мне что-то совсем не по себе. Даже сознание куда-то пришхерилось, - молчит, стерва. - Уфф, хороша, зараза! Консерву будешь? Тушенка. - Ага, давай. - Вот ты говоришь: чувствовать надо, а не думать. Это ж совсем свихнешься. - Да, не. Там у нас внутри ограничители есть, - свихнуться просто так не дают, я уже пробовал. Но, честно говоря, бывало и получше! - Во-во! В такое дерьмо, как мы щас попали, я даже в цветных снах не заглядывал! Но, ты, знаешь, прав. Не хочется верить, что выхода нету. Мы просто тыкаемся, как слепые котята, да не туда всё. - Да рядом где-то выход, я чувствую! А где, - надо сообразить. Давай всё, что с нами произошло за последнее время, попробуем вспомнить. Может, пропустили что важное? - Это, с того момента, как мы вертолет нашли? - Ну, да. С него и началось. Или с воя, или еще с чего? Вспомни, чего там за ощущения были? - Да, обрадовались, что трупов нету. Зато автоматы есть, - с ними как-то уютнее. - Точно, обрадовались. Тут то хрен глазастый и завыл. - И что? Теперь и радоваться нельзя, что ль? - Да, не, я не о том, Обрадовались, - хорошо. Испугались, - хреново. Поддались, перестали сопротивляться этому гаду фашистскому, тут то нас и взял он своими вибрациями, да на склад свой перебросил, чтоб дозрели, как эти, с вертолета! Вот тебе факт: он нас телепортировал! Значит это возможно. Значит и мы можем елепорты-ыр-р-р! Ух, нафордыбачился. всё. Язззык, сволочь, не служжжит! - А давай в следующий раз, как эта мразь заявится, пугаться не будем? - Это как? - Каком кверху! Сам говорил: натренируешься, - всё, что захочешь сделаешь! Вот и давай качаться, чтоб страху не было совсем! Ну, как? - Олег, да ты, прям, гений тренировок! Я только один способ знал страх унять, - это живительная вода вот с етой фляги! А самому, видать слабо было попробыыввввать. всё. Ты тренируйся, я посторожу. Дальше я уснул мертвецким сном. Ни голоса Олега, ни болотных звуков, ни запахов. Лишь приятное сознание: будто, такая милая и хорошая так долго меня упрашивала, что я отдался на полное ей растерзание: делай со мною, что хочешь! Только штаны оставь. По сему совершенно не представляю себе, спал ли так же сладко мой напарник, или тренировал свою волю, не знаю. Только проснулся я, открыл глаза: кругом была знакомая картина акварелью! - Трындыть твою в качель и прочие подробности! Олег! В загробные рыдания, да в мутный глаз, да в Сибирь на каторгу, в печенку, в селезенку старого игумена! Да, что б мне квасу на том свете не хватило, перекись мне в душу на два гака! Да, чтоб вас всех в метацентрическую высоту и бракоразводные процессы укориздило! Да диффундируйте в шеренгах по трое в эпитаксиально-планарные структуры! - Хорош, уши вянут! Оклемался? Давай, в «скорую» позвоню? - Мы где? - В Караганде! Твою обитель! - Ну, во, поговорили… Это опять противная явь? - Она самая. - Так, где мы? Без дураков. - Похоже, - там же, где и были, только сбоку. - С какого боку? - Пещера вроде та же, но здесь мы не были. И звуки здесь другие. - А как мы сюда попали? Сами пришли? - Ага, ты потопырил кролем против течения и через час мы были дома. Проснулся совсем? - Ну, да я спал на болоте. Но ведь на болоте, - точно помню! Какой перепончатый нас снова сюда определил? Мы ему чего, - обедать помешали? - Я тоже заснул под твой бдительный храп. Так, что вопросов тоже могу выдать кучу, пусть и не таких заковыристых. Но проснулся раньше тебя. Не стал будить, думаю: проснешься, - сам увидишь; торопиться то, похоже, нам не светит. Так, вот, знаешь, чего тебе скажу: мне уже совершенно по барабану все эти выверты со временем стоячем и перемещениями. Один раз - хорошо, потом привыкаешь. Короче, уверенней как-то стало, я уж и не удивился, когда глаза открыл. Неохота была самому по болоту назад переться-то. - Во-во! Это и у меня было последнее ощущение. Натренировался, пока меня не было? - Дык, кое что до меня дошло. Мы, пока боимся, то сами подстраиваемся под эти резонансы поганые. Давай пробовать не бояться, что ль? Как ты себе это представляешь? - Ну, как, как? Давай представим, что нас вредная частота резонанса не берет. Что мы, как в танке! Вот она и не будет нас заставлять резонировать. Наш-то организм нам подчиняться должен, а не вражьим силам, ежа им под хвост! - Хорошо, я в таком прозрачном танке, сижу и не высовываюсь. А дальше-то что? Танк мой ездить должен. - Ну, прежде, чем поездить, давай его броню проверим, чтоб наверняка! - Это каким макаром? - А ты сиди в своем танке, а я сзади ка-а-ак долбану тебя лопаткой! Сразу будет ясно, настоящий танк – твоя защита, или так себе. - Охренел? Давай, - ты в танке, я – с лопатой! - А ты думал, обоссусь, убегать стану? Врежь, давай! Погоди, я щас настрополюсь. Давай! Проверяй, мать твою с прабабкой! - Ну, держись! Хрясь! Дзынь, - издала прощальный звук лопатка и отлетела в сторону. - Ничего себе! Я думал, только ВДВ лбом кирпичи ломают! Не больно? - Не-а. Знаешь, - кайф какой-то. Надо эту дрожь запомнить. Помню! Помню эту дрожь! Точно! Ендрическая сила! Когда из поиска возвращались, не мытые, голодные, - нас так же колбасило! - Какого поиска? - Да, не важно! Я вспомнил эту дрожь, теперь я ее, когда хочешь, вызову! А дрожь и есть вибрация! И хрен она совпадет с частотою, которой нас мыкают туда-сюда! - Погодь, погодь! Какая частота-то? Низкая, хоть, или высокая? - Сожми кулаки. Так сожми, что б соки брызнули! Напряги всё тело, всё- всё! Представь, что ты грузовик на плечах держишь. Держишь? Держи, держи! Кто теперь сможет с тобой потягаться, а? Вот, я теперь уберу грузовик, а ты дрожь эту запомни! Ну, как? Ощутил? - Не понял… Но ощутил. - И понимать ничего не надо. Просто несколько раз так попробуй, запомни ощущение, а потом поймешь. Со стороны всё это выглядело, наверное, комично: как мы пыжились, выпучив глаза и стиснув зубы. Но нам было не до смеха совсем. Устали мы уж больно оттого, что кто-то нами помыкает, а мы ничего поделать не можем. Олег мычал, как бык и скрежетал зубами, но на проверку крепости брони пока не отваживался. А, так как лопата была уже сломана, я предложил ему для проверки гранату, на что он с радостью согласился, только после меня. На что получил полный отказ под предлогом того, что осколки могут случайно попасть в глаз. А что нам еще в этой ситуации оставалось делать? Простым русским ребятам, которые, как известно из истории, никогда не сдаются. Нам и в голову не могла поселиться мысль, что можно застрелиться, или каким-то иным способом изменить эту противную ситуацию. И чем больше мы пыжились, подбадривая друг друга, тем сильнее росла уверенность, что мы ее, ситуацию, вздрючим! Это ж наш последний шанс! И вот, мы оба такие напыженные, с вытаращенными глазами и с дрожью во всём теле решили двигаться на выход. Какой выход? А, без разницы. Какой то выход ведь должен быть! Продвигаясь в полумраке пещеры, мы очень быстро поняли, что выход где то рядом, или, по крайней мере, то, к чему мы так усиленно готовились: знакомый низкочастотный гул точно пытался захватить всё наше существо в свои объятия, но мы с упорством смертников шли ему навстречу. Так, наверное, наши предки шли в атаку на немцев, шведов, французов, кого там еще? Ох, и силища! Не брало! Не брало нас противное гудение! А ж, кровь кипела в жилах! Но на своей родной частоте! Да еще усилилась наша дрожь, когда впереди повеяло ветерком, да свет затеплился. Уже и сомнений не было ни малейших, что вот – он, верный выход! Эх! Попадись только, гадина трехглазая! Позыркаем глазками: кто – кого! Дикий животный рев огласил лес, когда мы вышли на поверхность. Это потом уже мы сообразили, что рев был не звериный. Что это мы с Олегом такой звук издали, что кикиморам бы стало тошно! Жаль, трехглазого нигде не было. Видать, отсиживался где-нибудь в тихом омуте по-добру, по-здорову. Как в том анекдоте: ну и пусть, - нелюдь, ну и пусть – кривой, зато – живой. А мы то теперь попробовали оружие, с которым ни один автомат не сравнится, ни граната! Было ощущение, что, появись тварь мохнатая, - так мы ей в глотку зубами вцепимся! И не оттащишь нас, пока пульсировать не перестанет! Страшная сила! Полчаса ждали, - может, объявится. Зазывали ее, улюлюкали. Нет, не показалась ни жестом, ни звуком. Заткнулась или сделала вид, что не слышит. В общем, этот бой был за нами. Постепенно дрожь проходила, от чувств мы перешли к осознанию: мы на свободе! Нам для этого по сторонам не надо было смотреть, даже на не далеко лежащий вертолет. Мы просто это и чувствовали, и знали. - Ну, как, приятель? Тебя еще колбасит? - Проходит уже. Фляга, жаль, пустая. А то б не грех. - Ага. Дома всё будет. Может, баньку зарядим. Пошли полегоньку, что ли? - Пошли. Давай. Только автоматы, вещи свои заберем. Непонятно, как, но по ощущениям, путь назад занял меньше пятнадцати минут. Часы перестали показывать метрах в ста от места аварии вертолета. И, наконец, вид знакомых домиков приятно порадовал глаз, как будто домой возвращались. Уже при подходе мы услышали знакомую заковыристую брань старого боцмана. Значит, на поправку пошел. Мы и не удивились даже, по телефону всё слыхали. А удивились мы, когда нам разъяснили, что не было нас целых три недели. И не надеялись нас уже увидеть. Что приезжали с МЧС и увезли и Димку, и женщину. А старый водитель наотрез отказался ехать и всё бормотал какие-то молитвы, нас по имени поминая. Значит, не одни мы там были со своей броней. А вой по ночам перестал нас тревожить, как отрезало. Ну, мы и не возражали по этому поводу. А порешили отдохнуть пока, да попариться в баньке, пока особисты, да доктора разные по нашу душу не явились. На том и приключенья наши на этот раз закончились. А рассказывать про них никому вам не советуем, а то в психичке у Кащенко коек на всех хватит. Николай Николаич Шумейко Изменено 18 Февраля 2011 пользователем Portezan 1 Меняю ощущение сытости на ощущение святости Поделиться этим сообщением Ссылка на сообщение