RDS 11 Опубликовано 8 Февраля 2013 (изменено) Пара историй из Книги Александра Бушкова "НКВД: Борьба с неведомым", а именно: Беглый огонь и Вот пуля пролетела… Совсем незадолго до смерти Сталина, году то ли в пятьдесят первом, то ли пятьдесят втором, меня послали в командировку в Сибирь, в одно из тамошних областных управлений МГБ. Командировка была не активной – чисто бумажные дела. И провернул я все быстро. Перед отъездом мы с местными товарищами решили посидеть, как полагается по русскому обычаю. Коллективное употребление тогда не особо приветствовалось, следовало все это делать потихонечку, чтобы ни одна посторонняя душа… Да и кое-кто из своих тоже… В общем, у местных товарищей была для таких целей надёжная, как танк, конспиративная квартира. И надёжность её заключалась в том, что хозяином был не стукач какой-нибудь и не чья-то потайная любовница. Вовсе даже наоборот – ветеран. Заслуженный такой дедок, начинал буквально с самого начала, с семнадцатого, будучи уже в годах, на пенсию вышел в сорок шестом, а весь промежуток ухитрился прослужить совершенно без арестов, выражений политического недоверия и тому подобных неприятностей. Учитывая, скольких наших сотрудников подмели периодические оздоровления рядов, такого вот старичка нужно уважать… Больших чинов он не выслужил, особого иконостаса на свою богатырскую грудь не удостоился, как-никак, остался на свободе и на почётной пенсии, а это, скажу я вам, многое компенсирует. У иных вся грудь была в бляхах, на петлицах ромбы друг дружку теснят – и чем кончили? То-то… Познакомили меня с ним, посидели, употребили. Меня заранее предупредили, что у дедугана есть свои бзики и, когда он начнёт возвеличивать своё боевое прошлое и своих коллег, а нас, нынешних, легонечко вышучивать, не следует ни обижаться, ни лезть в дискуссии. Зря предупреждали. Я и сам прекрасно знал за нашими седенькими ветеранами этот пунктик. Конфликт поколений своего рода, понимаете ли. Отцы и дети, так сказать. Любили они при всяком удобном случае почирикать, что нам, молодым, с нашей техникой и организацией все достаётся очень уж легко. А у них, мол, были исключительно три «н»: ноги, нюх, наган… Я привык. При некотором навыке и опыте можно все это грамотно свести на нет… В общем, у нас с ним общение наладилось. Болтали о том о сем, а попозже, когда хорошо посидели и размякли, отчего-то зашёл разговор о всякой чертовщине. И выяснилось, что никто из присутствующих ни с чем подобным сам не сталкивался – но почти все от кого-то заслуживающего доверия что-то такое слышали… И разговор на эту тему затянулся настолько и приобрёл такой накал, что наш дедок, изрядно клюкнув, откровенно повёлся. Начал с многозначительных оговорочек, а потом он, не выдержав, уже открытым текстом выдал, что он нас, молодых, и тут обошёл. Потому что сам видел в двадцать восьмом такое… Привожу по памяти, как запомнилось. Его манера выражаться подзабылась, уж извините, но детали и смысл постараюсь передать точно, без всякой отсебятины. «Гнали мы по тайге есаула Калашина. В двадцать восьмом. Собственно говоря, был он такой же есаул, как и я, – по достовернейшим сведениям, выше вахмистра он не поднялся ни в царских казаках, ни у Семенова. Нравилось ему, видите ли, есаулом именоваться. Совсем другой коленкор, ежели атаман – есаул. Ну, что-то в этом есть верное… Вражина был тот ещё. Умный, хитрый, осторожный. С тех самых пор, как семёновцев вышибли за границу, лазил из-за кордона по пять раз в год. С небольшой, хваткой бандочкой. Очень он был зол на Советскую власть, потому что потерял много. Много… Батька его имел и табуны, и торговлю с Китаем, и хар-рошие кубышки были прикопаны. За все за это батьку в своё время к стенке и поставили, что Калашину ангельской кротости не добавило… Шесть лет не могли мы повязать эту паскуду. Шестёрок перешлёпали и взяли немеренно, и пару-другую, как бы это выразиться, атаманских штабистов, вот только сам ни в одну ловушку ни разу не влез, и своих к нему внедрить не удавалось. С Лубковым было попроще… слышали про Лубкова? То-то. Удалось втиснуть к нему надёжного человека, и угостил он Лубкова из маузера, ради исторической точности – в спину, ну, да с бандитом все средства хороши… Отдельные элементы, не изжившие поповские предрассудки, украдкой болтали, что этот самозваный есаул душу продал черту. В промен на неуловимость и удачу. И особенно эти шепотки распространились, когда с ним из-за кордона стала приходить какая-то баба. По-научному, любовница, а по-простому, по-мужицки – евонная полюбовница. О ней у нас были некоторые сведения, без точного описания внешности. Говорили, тоже казачка, из харбинских. И ещё говорили, что она-то и есть колдовка, по-городскому – ведьма. Что якобы она Калашина с самим сатаной и свела, а дальше понятно – договор с подписью кровушкой и все прочее… Красивая, молодая. Но – стерва! Распоследняя девушка нехорошая. Зверствовала не хуже мужиков. Причём, когда лютовала, мужиков не трогала, ей было в особенное удовольствие примучить девку. Бывало, они сельских комсомолок захватывали, учительницу, один раз к ним попала инструкторша из райкома… Какими мы их потом находили – это, милая моя молодая смена, разговор не для застолья плотно покушавших людей. Скажу только, что видывал я в жизни многое, а такого… Мстила, ага. Кого-то мы у неё прислонили к стеночке, близкую родню, и не одного человека. И она, изволите видеть, клятву давала о зверском мщении, чуть ли не на сабле и при большом стечении белоказачни. Атаманша, етить… Ясно было, что баба отчаянная. Точно было известно, что валяет её один Калашин, а остальные не смеют и облизнуться – убьёт. Вот этой детали я лично верю вполне: такая убьёт и не поморщится… И однажды, хорошие мои, нам их укрытку сдали! Неважно, кто, почему и по каким мотивам. Сами знаете, сколько людей – столько и мотивов. Дело не в мотивах, а в результате… Мы двинули в тайгу несколькими группами. И наткнулись на ту избушку как раз наша. Пятеро нас было, было нас немало… Так в песне поётся. Был у меня товарищ в транспортной чека на Украине, Еся Ляндрус, вот он эту песенку и пел постоянно. Одним словом, получилось по песенке. Пятеро нас было, было нас немало… А их – всего трое, ага! В точности как нас и предупреждали. Калашин, эта его Любка и один китаёза, он у Калашина был и за адъютанта, и за палача, и особенно за охранника. На рассвете мы избушку тихонечко обложили. Китаёза для нас особенного интереса не представлял, и потому его сразу шлёпнули, как только понеслось, чтобы проще было работать. А есаула самозваного и Любочку скрутили тёпленькими и абсолютно невредимыми. Обыскали, связали, на пол в избушке положили, нагляделись вдоволь, и были мы, ребята, сами понимаете, на седьмом небе – который год все ловили эту гниду, а довелось повязать именно нам. Дело даже не в том, что за него, за живого серьёзно обещали Красное Знамя всем участникам захвата. Тут уж дело в гоноре и принципе, что вам объяснять… Калашин сам по себе был – ничего особенного. Ну, кряжистый, ну, бородатый, как цыган, ну, когда на свободе и при власти, выглядел орлом и соколом… Ну и что, мало ли таких? А вот его Любка… Ребята, ну это была баба… Это надо видеть. Казачка, точно. Волосы – вот досюда. Глаза – во! Грудяшки гимнастёрочку распирали. Чего ни коснись – все у неё на «во»: фигура, грудь, жопа, мордаха… Командиром у нас был товарищ Дубов. Надёжнейший товарищ, из балтийских. Не с «Авроры», это стопроцентно, но с какого-то кораблика лишь самую малость пониже революционным рангом. Почти такого же заслуженного. Правильный был человек. Беспощадный к врагам и готовый душу отдать за братьев по классу. Все мы на неё смотрели, ощущая, что зубы ноют, а первому эта идея пришла в голову товарищу Дубову. Посмотрел он, как связанный есаул зубками поскрипывает, и сказал что-то вроде: – А что, господин есаул, ваше степенство, сладенько было эту пробл@дь драть от всей кобелиной удали? Я так полагаю, что весьма даже сладко. Только вот что я тебе скажу, контра: больше ты в своей жизни никого драть не будешь, это уж точно, потому что жить тебе, гниде, ровно столько, сколько отзаседает трибунал. И твоей Любке тоже. А напоследок, чтобы тебя, паскуду, ещё круче проняло, мы твою Любочку впятером на твоих глазах отхарим со всем усердием. Чтобы смотрел и завидовал, твердо зная, что самому никого уже драть не придётся… И мы поняли, что он не шутит. Скажу вам откровенно, эта мысль всем понравилась. Во-первых, девка была недюжинная, а во-вторых, за ней, как и за её кобелём, накопилось столько грехов, что пули для неё было маловато. Товарищ Дубов свои мысли, чего бы они ни касались, любил претворять в жизнь незамедлительно. Мы ему быстренько помогли: нашли пару костылей, вколотили в пол, руки ей привязали вроде распялки, шаровары с неё сняли, кальсоны тоже, а гимнастёрку товарищ Дубов снимать пока не велел. Повернулся к есаулу и, весьма недобро улыбаясь, пояснил: – Гимнастёрку я на ней рвать буду. Чтобы орала и брыкалась. Так мне приятнее, а тебе, гнида, мучительнее переживать… Любка лежит, спокойная, сука, в лице ни кровинки, но не плачет, не причитает – не тот жизненный типаж… Говорит Дубову: – Баб в жизни имел много? Дубов, с этакой матросской лихостью приосанившись, отвечает, не задумываясь: – Ну, конечно, меньше, чем хотелось бы, если откровенно – но все ж изрядно. Жаловаться грех. А Любка: – Отбегался, флотский. Я – даже не твоя последняя баба. Я – твоя смерть. Мы так и покатились. А товарищ Дубов, не полезши за словом с карман, отвечает: – Это отчего же, грудастая? Ходят, конечно, слухи и сказки, что бывает мокрощелка с зубами, но сомневаюсь я что-то… А впрочем, долго ли проверить? И полез ей пятерней в то самое устройство. Встал с корточек, пальцы небрежно вытер о есаула и ухмыляется: – Ни единого зуба, если кому интересно… Она лежит, вся белая, губы в ниточку, глазищами обжигает. И повторила, разборчиво, медленно: – Я – смерть твоя… Товарищ Дубов, не моргнув глазом: – Если ты, приятная, имеешь в виду нечто венерическое, так я все это сколько раз подцеплял, столько и лечил. Перебедую… Ну ладно, ребята, начнём, благословясь? Калашин, ты смотри внимательно, вдруг да окажется, что чего-то ты не умел… Потом отозвал в сторонку меня и Петю и тихонечко распорядился: – Ребята, идите наружу и поглядывайте в оба. Как бы остальные не подкрались. Вполне возможный оборот. Может, она под смертью то и имела в виду, что часть банды где-то поблизости, и подкрадётся, пока мы все вокруг неё будем колготиться… Идите, ребята, покараульте. На вашу долю хватит, слово даю. Он нас спас, ребята, этим приказом, ясно вам? Мог ведь выбрать в караул и других… Мы с Петей вышли. Достали наганы, проверили, прикинули, где будем прохаживаться, чтобы нас не было заметно тому, кто решит подкрасться… И вот тут в избушке полыхнуло! Без всякого грохота, без малейшего звука. Просто-напросто внутри полыхнуло – жутким белым сиянием, ослепительно белым, таким, что не подберёшь сравнений. Высветило каждую щёлочку меж брёвен, каждую дырку от сучка. Если бы мы стояли к избе лицом, вполне вероятно, что и ослепли бы. А мы были – вполоборота, видели краем глаза. Но все равно круги перед глазами пошли, ничего вокруг не было видно чуть ли не минуту… Ка-ак мы отпрыгнули! Упали в мох. А когда проморгались, когда опомнились – избушки уже не было. Рушилась она, понимаете? Как построенный из спичек домик. Бревна уже чёрные, обгорелые, словно бы истончившиеся, дым от них, горло дерёт… А впрочем, дыма было мало, и он очень быстро развеялся. Осталось полное и законченное пожарище самого классического облика – обугленные бревна горой, палёным пахнет… Судите нас, как хотите – начальство, между прочим, не судило – но мы туда, внутрь не полезли. Подошли поближе, заглянули, увидели костяки – чёрные, обгорелые, без шматка мяса – потрогали их палками… Сели на лошадей и дунули в город. Из города вскоре вернулись с обильной подмогой. Там все переворошили на сто кругов. Нашли пять костяков, по числу всех, кто оставался в избушке. Вид у них был такой, словно покойников не менее суток жгли на огромном костре, пока от них не остались одни косточки. А от вещей и оружия, что были с людьми, почти ничего и не осталось. Как доложили? А вы бы как доложили, товарищи молодая смена? Неужели так, как все было на самом деле? Пардон-с, позвольте крепко усомниться… Родные мои, кому хочется выглядеть умалишённым? Что бы нам в ответ начальство сказало на рассказ о нелюдском свете, который был поярче солнца и избушку вместе с людьми превратил в труху вмиг? То-то… Пока ехали, мы с Петей успели кое-что обмозговать. И начальнику доложили нечто более приближенное к материалистическому видению жизни. Сказали, что, по нашему разумению, этот самый взрыв в избушке – взрыв, взрыв, а как иначе?! – произошёл оттого, что то ли атаман, то ли его пробл@дь сумели затаить в одежде гранату, а потом ухитрились рвануть кольцо. В избушке, надо полагать, имелись бутыли с керосином, а то и привезённый из-за кордона для диверсий динамит – и потому зимовье разнесло вмиг… Начальник поверил. А впрочем… Кто его знает. К нему-то как раз и стекались все сведения об этой Любке – и среди ребят упорно ходили слухи, будто иные заагентуренные источники рассказывали как раз о всяких Любкиных колдовских штучках… Тёмное дело. С нами никто не советовался и ни во что нас не посвящал. Только потом начальник, случалось, поглядывал на меня этак искоса, пытливо, и порой, хоть ты тресни, казалось, что вот-вот сядет и предложит поговорить по душам, без субординации и материализма… Нет, так и не стал. Но мне не раз казалось… Вот такая история. Да, а Знамёна нам с Петей все же дали, как и обещали. Москва выразилась ясно: тому, кто живым или мёртвым… Дали, не обманули. И больше никакой чертовщины со мной в жизни не случалось. А это белое пламя до сих пор перед глазами. Каждая щёлочка меж брёвен просвечивала, каждая дырочка от сучка выглядела, словно за ней пылает белое солнце… И на самом деле, конечно, не было там ни гранат, ни керосина, не говоря уж о динамите. Мне в жизни пришлось повидать немало и разных взрывов, и разных пожаров. Говорю вам со знанием дела – такое я видел единожды в жизни. И прекрасно. Одного раза с меня хватило – во как! А кто она была, Любка, что умела и почему так смогла… Вот тут уж я голову ломать не намерен. И тогда не ломал, а уж теперь тем более. Бывает на свете всякое… В глуши особенно. Там его, как выражался один умный человек, побольше осталось…» Вот такая была история. Самое интересное, судя по реакции местных товарищей, они это от старика слышали впервые, ошибиться я не могу. Потом, когда мы расходились и они провожали меня в гостиницу, меня чуточку удивило, что никто эту историю не обсуждает. Ни в каком контексте. Каюсь, я решил над стариком подшутить – дескать, чудит ветеран, лапшу на уши вешает, в Мюнхгаузены подался на старости лет… И знаете, что меня проняло? Никто из троих меня не поддержал. Лица у них были, прямо скажем, странноватые, у меня даже закралась идиотская мысль, что они верят. Один так и сказал: – Матвеич, конечно, человек непростой, но сколько я его знаю, никогда он не был любителем травить байки. Вот это уж точно. Не водится за ним такой страстишки… Понимаете? Сам я, честно говоря, до сих пор не знаю, как к этому мемуару относиться. Но местные опера, полное впечатление, старику поверили. Черт его знает… Произошло это опять-таки на Дальнем Востоке (но рассказано совершенно другим человеком). Пограничный наряд преследовал пришедшую из-за кордона банду, крепко напакостившую на нашей стороне и пытавшуюся скрыться на своей. И преследователи, и погоня были пешими. Пограничников было четверо, а бандюков – сначала трое, но к тому моменту, когда им зашли наперерез и прижали в распадке, осталось двое. Этих двоих хотели взять на рывок. Необходимы были «языки» из этой именно банды. И потому, давши залп в воздух из-за кустов, четверо опрометью бросились вперёд, петляя и уклоняясь от выстрелов по всем правилам. Такая атака – дело рискованное, но был чёткий приказ… Одного и взяли, почти сразу же – он не стал отстреливаться, кинулся бежать, вот его и догнали, угостили прикладом, сбили с ног, повязали… Рассказчик нёсся прямо на второго, их разделяло метров полсотни. И вот этот второй, будучи, надо полагать, малость хладнокровнее напарника, уносить ноги не стал. Он остановился, развернулся к настигающему и, прочно утвердившись ногами на земле, вскинул ручной пулемёт Льюиса – оружие по тем временам хоть и безнадёжно устаревшее, но тем не менее по-прежнему способное вмиг наделать в живом человеке чёртову уйму дырок, категорически не совместимых с жизнью… Ситуация для нападающего была безнадёжная – тут уж петляй не петляй, а срежут тебя все равно. Будь расстояние меж ними поменьше, ещё обошлось бы… Но ничего уже не поделаешь, голое место, где не заляжешь и не спрячешься, оставалось бежать опрометью, надеясь на чудо… И чудо стряслось, знаете ли. Произошло нечто. Как потом ни ломал голову рассказчик, как ни пытался вспомнить, что же, собственно, случилось и в чем заключалась странность происходящего, сам себе ответить не смог. Попросту – что-то произошло. Как будто все остановилось вокруг, абсолютно все. Рассказчик отчётливо видел, как из ствола ему навстречу появилось с десяток пуль – то есть видел то, чего, учитывая скорость полёта пули, человек видеть не в состоянии. Пули одна за другой появлялись из ствола и этакой неспешной вереницей, что твои журавли, плыли к подбегавшему пограничнику. Плыли со скоростью спокойно идущего человека, не быстрее. А он осознавал себя так, словно бежал правильно, со всех ног, летел сломя голову. В общем, пули плыли навстречу. Плыли, плыли… Бандит со вскинутым «Льюисом» казался оцепеневшей огромной фотографией, он выглядел плоским, неживым, странной картинкой… Не было времени ни о чем думать. Пули плыли медленно, и все тут. Человеком в такой миг руководят рефлексы, инстинкты, нечто звериное… Наш пограничник попросту, видя такое дело, не рассуждая и не удивляясь, обогнул эту неспешно ползущую цепочку пуль, уже насчитывавшую штук двадцать. Обежал, как некое неподвижное препятствие, рванулся в сторону, зашёл справа, размахнулся карабином, будто на учении… И все пришло в прежнюю норму, исчезла эта непонятная странность окружающего. Он вмазал прикладом пулемётчику по шее, сбоку, каким-то чудом оказавшись рядом, сбил с ног, свалил… Взяли и этого. Потом, правда, друзья удивлялись: как сумел извернуться? Ведь палил этот гад буквально в лоб, навстречу… Но удивлялись мельком, быстро забыли – мало ли что случается в скоротечной схватке. Никто ведь толком не присматривался… Значит так. Сообщение я отредактировал,но... Сто первое китайское предупреждение! koshak. И ещё - если размещаешь информацию - пишешь, откуда, что, где и как. Андестенд? Ок Изменено 9 Февраля 2013 пользователем koshak Поделиться этим сообщением Ссылка на сообщение
RDS 11 Опубликовано 12 Февраля 2013 (изменено) shahvkit, bubulyka Согласен. Тоже сталкивался с такими ситуациями, с замедлением времени в частности. Ну, и дабы не флудить, ещё одна история от того же автора. Летчики – народ суеверный, надо вам признаться. Всевозможные амулетики, талисманчики, свои личные приметы. Знавал я одного майора. Никогда, в какой бы спешке ни приходилось выруливать на взлет, он в самолет не садился, не обойдя его справа и не пнув трижды правое колесо… И это не единственный пример. Можно бы написать целую книгу, и не тоненькую. Между прочим, у нас было поскромнее – а вот немцы, штукари, что только ни вешали в кабине… Собак брали на истребители, бывало. Сбили мы одного в сорок четвертом, он выбросился над нашими позициями – так вот, когда к нему подбежала пехота, этот Нибелунг сидел на травке и ревел. У него, понимаете ли, была морская свинка, которая с ним летала полтора года – и, приземляясь, он плюхнулся на бок, на тот карман, где сидела свинка, и задавил ее, понятно. Ну, пехота – народ приземленный, она ржала, а вот мы, честно скажу, ржать бы не стали: у каждого – свои игрушки… Враг, конечно, но побуждения его насквозь понятны, мы и сами не без греха… Собак и морских свинок у нас не припомню, но вот черепашку один ухарь с собой возил… Сбили его, правда, в сорок третьем вместе с черепашкой, выпрыгнуть, было точно известно, не успел. Ладно, что-то я ушел в сторону… Я вам собирался рассказать о цыганском предсказании. Был у нас в эскадрилье старший лейтенант. Виктор. Хороший летчик, начинал еще в финскую. Его по нормам сбитых самолетов уже собирались представлять к Герою. Так вот, был у него один-единственный пунктик – лошади. Ему, изволите ли видеть, ещё в раннем детстве цыганка нагадала, что убьется он однажды на коне. И осложнялось дело тем, что цыганка была не какая-то там приблудная шарлатанка, из тех, что мелькнула один раз и пропала напрочь, а вместе с ней, как потом оказалось – и всё, что плохо лежало. Цыганка эта, Витька подробно рассказывал, жила осёдло у них в городке, один их цыганский Аллах ведает, почему. Долго жила, он её помнил с тех самых пор, как помнил себя. И, что характерно, уточнял он – всё, что она людям предсказывала, рано или поздно сбывалось. Так что родители его к такому предсказанию отнеслись очень даже серьезно. И наставляли его держаться от лошадей как можно дальше. Он и сам понемногувтянулсяв эти неписаные регламенты. Настолько, что десятой дорогой обходил нашу клячу из БАО – на ней возили бочку с водой. Кляча была старая, плелась едва-едва, и, если кого-то куснула или лягнула, то задолго до исторического материализма. Но Витька ее все равно обходил. Мало того, он даже однажды не стал спать в комнате, в немецком доме, потому что там на стене висела огромная картина со скаковым жеребцом. Это у него был не заскок – скорее уж жизненная последовательность. Сам для себя установил жизненные правила. Мы ему говорили по поводу той картины: нельзя же доводить все до абсурда. Мол, если боишься, что картина тебе ночью свалится на голову и пришибет к чертовой матери, исполнив таким обходным путем цыганкино пророчество, то ложись ты попросту у другой стены… Он нам на это ответил, в общем, резонно. Он был парень начитанный, пересказал кое-что… Истории из старых времен. Понимаете, такие пророчества, предсказания черные иногда сбываютсяне буквально. А с хитрыми оговорками, именно тем самым обходным путем. Витька сам где-то читал про одного парнишку, юного королевского пажа, которому в старые времена предсказали, что умрет он окруженный королевской роскошью. Ну, его родители сразу успокоились: по всему выходило, что проживет он жизнь долгую, состояние себе сколотит, карьеру сделает – иначе почему помирать ему посреди королевской роскоши? А вышло совершенно по-другому: буквально через пару недель после предсказания поехал куда-то король торжественным шествием, и с ним, естественно, паж – по долгу службы. Лошадь его сбросила и ненароком заехала копытом в висок. Так он и умер в одночасье – в юном возрасте, на земле, в пыли, под копытами. Но, все правильно, окруженный королевской роскошью, посреди блестящего кортежа… Улавливаете? Вот эту тонкость Витька знал и прекрасно учитывал во всех жизненных обстоятельствах. А вот ведь не уйдешь от судьбы! Получили мы однажды небольшую партию истребителей – американских, но поставленных из союзной Англии. Они там у себя перевооружались, и, как говорится – на тебе, боже, что самому негоже… Нет, машины были, в принципе, очень даже неплохие. Только вооружение подкачало – всего-навсего три пулемета. Калибр, правда, не винтовочный – двенадцать и семь. Но против «мессера» это не пляшет – учитывая, что у «мессера» две двадцатимиллиметровые пушки. Ну, облетали. Отправились на выполнение боевого задания. Витька был ведущим в своей паре. «Мессера» на нас вывалились из облаков, четыре пары. Ну, нас было хотя и поменьше, всего шесть, но народ летел опытный, умевший крутить финты… До сих пор это перед глазами… Витька лопухнулся так, как способен исключительно зеленый новичок. Для летчика-истребителя с его стажем и опытом все это было предельно странно. Сделал самое худшее, то, чего делать категорически не следовало… Ему нужно было уйти в сторону с потерей высоты,крутануть пилотаж– а он, как сопляк, начал круто набирать высоту, подставил немцу брюхо… Как сопляк, понимаете! Словно умом тронулся на миг. Ну, «мессер», не будь дурак, ему в брюхо и врезал из всего бортового… Витькин истребитель даже не рассыпался –разбрызгалсяв воздухе. Тут уже не выпрыгнешь, потому что прыгать некому… Каждый может думать, что ему хочется, но мы потом, на земле, когда подвели кое-какие итоги, были уверены, что –сбылось. Цыганки – они, знаете ли… В чем тут штука? Истребитель этот, на каких мы тогда летели, сначала назывался в Соединенных Штатах «Норт америкэн пэ-пятьдесят один». Но англичане, коим его поставляли в массовом порядке, назвали самолет «Мустангом». Именно эту модель. Название попало во все официальные бумаги. Вам объяснять, кто такой мустанг? Не нужно? Вот то-то. Такие дела… Ведь, если подходить строго формально – на коне Витька убился. На мустанге… А что на железном, а не на живом – так насчет того, что конь должен быть непременно живым, цыганка ведь не уточняла… Одним словом, лучше уж жить без всяких гаданий и предсказаний. Так оно спокойнее… Изменено 13 Февраля 2013 пользователем RDS Поделиться этим сообщением Ссылка на сообщение
